Стюардесса подала ей халат.
– Идите в каюту для стюардов. Там никого нет. – Гейл быстро сунула ноги в тапочки, одела халат и выскочила из каюты. Сквозь иллюминатор ее взгляду открылась величественная Скала, вздымающаяся из темно-синего моря, испещренного бликами. Крепость, стены которой переходили в отвесные стены утеса, в своей живописной суровости казалась символом власти, могущества и исторической романтики.
Они входили в Средиземное море; Гейл не отрывалась от иллюминатора до тех пор, пока величественная древняя скала не пропала из виду.
Вернувшись в каюту, она выпила чаю, оделась и решила провести остаток свободного времени на палубе.
Трудно было поверить, что по этой же самой палубе совсем недавно она под руку с Бреттом пробиралась, вся мокрая от дождя и морских брызг, на корму под завывание ветра. Тогда там не было ни единой живой души, а сейчас палуба расцветилась пестро одетыми людьми всех возрастов, радующихся солнцу и хорошей погоде и развлекающихся каждый на свой манер.
Добравшись до площадки в центре палубы, Гейл заметила Бэрри. Та полулежала в шезлонге, вытянув ноги и выглядела просто потрясающе в свитере цвета зеленого нефрита и короткой белой юбке. Над ней склонился офицер, поглощенный беседой с Бэрри. Гейл не сразу узнала его в белой форменной одежде. Он стоял, поставив одну ногу на подножку шезлонга и упираясь ладонями о колено.
Гейл вздрогнула от неожиданности, узнав в нем Грэма Бретта. Она бесшумно проскользнула мимо них в своих легких больничных туфлях, впрочем, она могла не беспокоиться – они были слишком заняты разговором, чтобы ее заметить.
Неожиданно замечательная погода со всем ее ярким солнечным блеском перестала радовать Гейл.
Она взялась за поручень и стала разглядывать море, покрытое мелкой рябью. Неужели теперь она будет ощущать боль каждый раз, когда доктор из вежливости станет проявлять интерес к своим бывшим пациенткам? Это что – обязательно приходит вместе с любовью? Но почему, же из десятков пациентов, которые обращались к нему за последние дни, именно Бэрри стала той, на которую он тратит свое драгоценное время?
Гейл нашла некоторое успокоение в том, что Бэрри является невестой Гарри Мэтьюсона, несмотря на то, что вся история в целом ей претила. Грэм Бретт – не тот человек, чтобы пренебречь порядочностью и увлечься чужой невестой, как настойчиво ни испытывала бы Бэрри на нем свои чары. Гейл не сомневалась, что Бэрри попытается вызвать сочувствие доктора, пожаловавшись на плохое отношение к ней миссис Мэтьюсон.
Гейл, для вящего успокоения, еще раз напомнила себе, что Бэрри – невеста молодого Мэтьюсона и продолжила прогулку по палубе.
ГЛАВА 6
В последующие дни работа медицинской команды вошла в обычное русло и у Гейл появилось больше свободного времени. Теперь ее дежурство кончалось после вечернего приема. Она могла выбирать из большого количества развлечений, предложенных компанией для пассажиров корабля, но не все они были доступны для членов экипажа. Гейл тщательно изучила книжечку правил для команды. В определенные часы она могла пользоваться бассейном, и она часто это делала рано утром вместе с Джуди Моррис, с которой познакомилась в первый же день.
Танцевальный зал и бары на первой палубе были для команды под запретом, так же, как и площадка для игр, хотя туда можно было ходить в качестве зрителя. Можно было ходить в маленький кинозал и брать книги в судовой библиотеке.
Хотя Гейл любила читать и смотреть фильмы, она все-таки большую часть свободного времени проводила в каком-нибудь укромном уголке на верхней палубе, днем загорая, а после наступления темноты – любуясь звездами.
Если она и брала с собой книгу, то чаще всего та оставалась непрочитанной – у Гейл и без книг было о чем подумать.
Гарри Мэтьюсон, которому, наконец, разрешили оставить лазарет, проводил свое время, главным образом, в кресле на палубе. Гейл заметила, что с каждым днем Гарри делается все более раздражителен и подавлен. С ним рядом часто можно было увидеть Бэрри или его мать. Судя по тому, что они почти никогда не появлялись вместе, их отношения пока не наладились. Как-то раз, прогуливаясь по палубе во время своего обеденного перерыва, Гейл увидела, как Бэрри, стремительно вскочив с кресла, стоящего рядом с креслом Гарри, с рассерженным видом убежала по сходням на верхнюю палубу. Между ними явно только что произошла ссора.
Нахмуренное лицо Гарри выглядело совсем некрасивым. Он позвал Гейл, как только она с ним поравнялась.
– Эй! Моя любимая сиделка. Какая удача. Я совсем тут заскучал. Поговорите со мной.
– О, Боже! Что за настроение в такой день? – насмешливо спросила Гейл. – Я не уверена в том, что сидеть рядом с вами – безопасно. У вас вид, как у молодого рассерженного бульдога.
Гарри улыбнулся.
– Хорошо, я не буду кусаться, не бойтесь, садитесь смело.
– Спасибо, – Гейл заняла кресло, оставленное только что Бэрри.
– Мы только что поругались – Бэрри и я.
– Можете не рассказывать, – ответила Гейл. – Я видела, как она летела, подобно стреле, пущенной из лука.
– Она пошла играть в теннис. Не знаю, зачем ей это. Она ни во что толком не умеет играть; у нее просто не было возможности научиться с этой ее работой:
Гарри, надо отдать ему должное, не настаивал на том, чтобы его невеста проводила все свое время около него. И сейчас его расстроило не то, что она ушла играть в теннис. Что-то произошло между ними.
Гейл улыбнулась, глядя в его затуманенное лицо.
