2. Я даю обет не красть.
3. Я даю обет воздерживаться от нечистоты.
4. Я даю обет не лгать.
5. Я даю обет воздерживаться от опьяняющих напитков, препятствующих успеху и добродетели.
6. Я даю обет не есть в запрещенное время.
7. Я даю обет воздерживаться от пляски, пения, музыки и театральных представлений.
8. Я даю обет не употреблять венков, благоухающих веществ или украшений.
9. Я даю обет не пользоваться высокою или широкою постелью.
10. Я даю обет не принимать золота и серебра.
Затем кандидат встает, выражает свое почтение председателю и удаляется послушником. На этом и кончается церемония принятия в число послушников.
А послушник, добивающийся полного посвящения, должен снять платья и, в качестве мирянина, вновь подвергнуться вышеуказанным формальностям. Затем кандидат возвращается, вновь учиняет «салам» председателю, отдает свой подарок и трижды почтительно просит его стать его «начальником». Когда на это (значение чего мы сейчас объясним) последует согласие, кандидат удаляется в конец зала, где к его шее привешивают чашу для подаяний. Затем лицо, предложившее его, идет за председателем, в то время как другой монах из капитула встает и становится рядом с кандидатом, который, таким образом, находится между двумя монахами. Последние играют роль как бы экзаменаторов. Отведенный в сторону, он объявляет им свое имя и имя своего начальника; далее, что он снабжен чашею для подаяний и платьями; что он не страдает ни одной из опорочивающих болезней, что он мужского пола, достиг двадцати лет и самостоятелен, и что он заручился согласием своих родителей. Тогда экзаменаторы сообщают капитулу об удовлетворительном результате их расспросов и, по данному разрешению, кандидат снова выступает вперед и, став на колени, трижды просит о посвящении. «Нищенствующие, я прошу капитул о допущении; имейте милосердие ко мне и поднимите меня». После этого экзаменаторы повторяют свои вопросы в присутствии капитула и трижды спрашивают капитул, имеет ли кто-либо возразить против принятия кандидата. Если возражений не последует, они кланяются председателю и говорят: «….принят Обществом, его начальник. Капитул согласен с этим и потому хранит молчание. Так мы понимаем».
В настоящее время, в буддийских странах церковь так же богата, как и в Англии,[72] монахи часто ленивы и нередко скупы. Но, на Цейлоне или в Бирме, по крайней мере, они, как корпорация, не запятнаны обжорством и пьянством и никогда не проявляли тщеславия в одежде или в великолепии и торжественности обрядов. В буддийской системе нет места для церквей; приношение цветов перед священным деревом или изображением Будды заменяет религиозное служение.
Благодаря недостатку письменности развитие буддизма в Индии не закончено и теперь.
«В настоящее время, — говорит Рис-Дэвидс,[73] — как в Сиаме, так и на Цейлоне, возникают его новые секты и появляются реформаторы.
Так почему же, — спрошу я, — думать, что таких сект и реформаторов не возникало и в XIX и XVIII и в предшествующих веках, когда буддизм был еще моложе?
Совершенно ясно, что молодая, еще только что образующаяся религия, всегда много гибче, чем старая, окостеневшая в «освященных древностью» формах.
Значит, это и теперь не такая уже древняя окостеневшая религия, какой ее читают современные европейские теологи, а еще растущая, по крайней мере до тех пор, пока ее рост не будет сразу прерван быстро распространяющимся естествознанием и успехами техники, подобно тому, как, например, бакинское огнепоклонство, с алтарями перед его вечными огнями, существовавшее еще и в XIX веке, само собой ликвидировалось при вторжении туда нефтяной промышленности.
Рассмотрим же основные идеи буддизма в том виде, в каком они выработаны теперь не столько самими буддистами, сколько от их имени самими европейскими исследователями.
По мере того, как дитя растет, — говорит Рис-Дэвис (стр. 85), — его самосознание отражает подобно тусклому зеркалу, картину окружающего мира, и фактически, хотя и бессознательно, оно смотрит на себя, как на центр, вокруг которого движется вселенная. Мало помалу его кругозор несколько расширяется, но и взрослый человек никогда не освобождается от заблуждений «самоличности».
Эти учения о панпсихизме не присущи исключительно буддизму и индийским философским системам. Они встречаются также и в других системах, совершенно различных по времени и по месту. Став носителем истины, заключающейся в этих идеях, буддизм, — догадывается автор, представляя буддистов по своему образу и подобию, — придал бы ей более решительное и более продолжительное распространение, если бы он не воспринял также любопытной веры в переселение душ — учение, которое возникло, по-видимому, независимо и почти одновременно в долине Ганга и в долине Нила.
После этого вступления, в котором особенно интересно сопоставление Индии с Египтом, Рис-Дэвидс, руководясь апокрифами современных индусских пандитов, тоже освещающих свои национальные сказания сверх европейской естественной философии, перечисляет пять родов качеств живых существ:
I. Материальные качества, числом двадцать восемь:
4 элемента: земля, вода, огонь, воздух, причем по Колбруку, буддисты, будто бы думают, что элементы вещей состоят из атомов и что составные вещи суть соединение первичных атомов.
5 органов чувств: глаз, ухо, нос, язык, тело.
5 свойств материи: форма, звук, запах, вкус, вещество. В некоторых рукописях это пропущено, и позднее прибавлено «пища».
2 различных пола: мужской и женский.
3 основных условия существования: мысль, жизненная сила, пространство.
2 способа общения: телодвижения, речь.
7 качеств живых тел: легкость, упругость, приспособляемость, сила сцепления, продолжительность, разрушимость, изменчивость.
II. Ощущения. Они распадаются на шесть разрядов, смотря по тому, воспринимаются ли они непосредственно каждым из пяти чувств, или умом (через посредство памяти); и далее на восемнадцать подразделений, так как каждый из этих шести разрядов может быть приятным, неприятным или безразличным.
III. Отвлеченные понятия.
Они делятся на шесть разрядов соответственно с шестью разрядами ощущений; например, понятия «голубой», «дерево» относятся к зрению, понятие «сладость» — к вкусу, и т.д.
IV. Наклонности или способности (буквально, созидание). Они имеют пятьдесят два деления, некоторые из которых содержат понятия, входящие в предшествовавшие разряды и чтобы не перебивать основного изложения, я даю их особо на табл. I.
V. Мысль, разум (органом мысли предполагается сердце[74]). Она делится с точки зрения заслуги или вины на восемьдесят девять разрядов, которые я не привожу, чтоб не удручать читателя, еще имеющего представление о таких делениях из табл. I.
Нельзя предположить, чтобы это все составили сами апокрифисты-пандиты, чтобы удовлетворить в студенческие годы настоятельным просьбам своих калькуттских, бомбейских, мадрасских и других британских профессоров международной теологии. Искренне верившие, что индусские теологи скрывают от них какую- то огромную, таинственную литературу, перед которой вся европейская наука — одно ничтожество, эти приезжие профессора, конечно, первым долгом уговаривали своих индусских студентов раздобывать или копировать для них у родителей и знакомых всякие имеющиеся там рукописи. Ведь если бы они не делали этого, они не были бы профессорами ост-индской литературы, и им незачем было бы ездить в эту страну, значит, такого рода уговоры была не одна моя догадка, а реальная атмосфера тамошней жизни. А в такой атмосфере рукописи, доставляемые студентами своим профессорам, должны были так же неизбежно появляться, как грибы осенью в северных странах.
Главная часть их, конечно, состояла в записях местных рассказов, отчасти точных и отчасти перередактированных студентами с их объевропеившейся точки зрения, а другая часть могла быть и настоящими апокрифами, где местный фольклор служил только канвою для собственной фантазии авторов.
Только таким образом и могли туда проникнуть, например, атомистическая теория строения вещества и
