доходит… — и капитан сплюнул.
— Что поделать, в армии бюрократов всегда больше чем достаточно. Так что взрывать будем, гражданин капитан?
— А на фига нам чего-то взрывать? — усмехнулся капитан. — Наша задача — угнать ночной истребитель из-под носа фашистов.
— Всего-то делов?! Я думал, вы Гитлера собираетесь выкрасть… А можно маленькое уточнение, гражданин капитан?
— Ну, какое такое «уточнение»?
— Давеча вы тут пообещали, если помогу, взять меня с собой…
— Ну, обещали, и что?
— А то, что в ихний Ю-88 влезает от силы четыре человека. Тут и вам-то мест не хватит… А мне значит финку в бок, а тело в кустики?
— А ты далеко не дурак, товарищ Теркин. Однако могу тебя утешить. Для нас идеальный вариант — угнать оба их истребителя. У нас здесь трое пилотированию обучены. И вообще, неизвестно, как там все сложится…
Здесь я понял, что со своим вопросом попал в самую точку. Капитан, похоже, был вполне готов положить всю свою группу, выполнив это задание. Психология армейских разведчиков во все времена одинакова…
— Так что посоветуешь? — спросил меня капитан. — Ты на той площадке давно был?
— Недели полторы тому назад. Ящики с патронами разгружал.
— И как там?
— Ну, попасть туда легче, чем на основной аэродром. Заборчик вокруг хилый, подходит проселочная дорога. На въезде шлагбаум и караульная будка, куда подведен телефон. Охрана — два-три человека. Обычно они ни хрена не делают и толкутся возле будки. Смена караула — раз в сутки. Кроме них, там обычно находится человек десять авиаторов, в том числе один летный экипаж.
— Почему один экипаж?
— Насколько я понял, у них одна машина стоит в ангаре, в полной боевой готовности, а на второй в это время ведутся регламентные работы. Судя по пальбе, они сегодня поставили один из «Юнкерсов» на пристрелку оружия. Хотя, по-моему, у них бывает и наоборот — боеготовая машина стоит на улице, другая — в ангаре. В любом случае летают они поодиночке. Пару «ночников» я здесь в полете ни разу не видел…
— Как туда лучше попасть?
— Вам прямо сейчас или как?
— Желательно.
— Так, часы у вас есть? Сколько сейчас на ваших чугунных?
— Четырнадцать часов тридцать шесть минут, — четко объявил капитан.
— Так. На базе обед начинается в два — два десять. И мы с моим покойным «дядей» на него опоздали. Но «ночникам» жрачку возят в термосах, на машине. Пока наполнят, пока погрузят, пока довезут. В общем, обед у них там начинается где-то на полчаса позже, чем на основной площадке. И судя по тому, что они только что стреляли, обед им еще не привезли…
— Ну и какой из этого вывод?
— А такой, что с минуты на минуту им привезут хавчик, и они на час прервут все занятия — сядут у ангара или в ангаре — жрать и пить свой эрзац-кофе. Все, исключая, наверное, одного часового, который будет сидеть в караульной будке у телефона…
— И что?
— А то, что лесом мы до них за полчаса дочапаем. А там уж дело ваше. Надеюсь, вы достаточно круты, чтобы завалить десяток фрицев. Кстати, их пристрелочная стрельба вам только на пользу — на основном аэродроме на выстрелы обратят внимание далеко не сразу. Так что?
— Веди, — усмехнулся капитан. — Раз короткую дорогу знаешь…
И я повел. Порядок следования был такой — впереди я, за мной тот гоблин, что зарезал Кауфмана, потом капитан, радистка и еще двое гоблинов. Судя по тому, что я производил в лесу больше шума, чем эти пятеро, ребятки были очень неплохо подготовлены. Перебежками я довел их до дороги. Услышав шум автомобильного мотора, мы залегли. Из-за поворота, в сторону основного аэродрома, протрюхал пятнистый грузовик-полуторка французской марки «Пежо» — в кузове среди пары термосов скучал зольдатик в поварской белой куртке поверх мундира. Значит, обед привезли и раздали. Что ж, кажется, мы вовремя… Перейдя дорогу, мы пошли дальше вдоль ее обочины, и, наконец, за деревьями стала видна цель нашего марш-броска. У опущенного въездного шлагбаума никого не было видно, дальше виднелся ангар, развернутый хвостом к нам «Юнкерс» и грузовик-бензозаправщик. Людей видно не было — как видно, все обедали в ангаре. Капитан жестами приказал нам залечь и послал одного из гоблинов к шлагбауму. Тот вернулся минут через десять, не больше…
— В будке один часовой, — доложил гоблин громким шепотом. — Чего-то жрет из котелка. Остальные в ангаре — слышно, как они там гомонят. Но сколько их там точно — определить нельзя…
Капитан сделал какой-то невыразительный жест рукой, и двое гоблинов бесшумно ушли вперед. Мы двинулись за ними следом, стараясь не шуметь. Подойдя почти вплотную к будке, мы снова залегли. Через минуту капитан сделал успокаивающий жест рукой. Можно, дескать…
Проволочное заграждение вокруг этой ВПП, похоже, поставили еще в прошлом году, как попало и до морозов. С того времени столбы и вовсе перекосило, а редкая колючая проволока (2–3 вертикальных ряда) проржавела насквозь и провисла. Во всяком случае, под нижним рядом колючки можно было спокойно проползти. Даже не по-пластунски, а на четвереньках. Что мы и сделали.
Как именно и когда эти гоблины успели снять часового, мне было совершенно непонятно. Но результат был налицо — часовой без каких-либо видимых повреждений организма мешком лежал в углу караульной будки. И был он явно непоправимо мертв. Его винтовка осталась стоять прислоненной к стенке, возле телефонного аппарата, а на хилом подобии стола (скорее это была просто доска, прибитая к стене караульной будки в виде полки) еще стоял котелок с чем-то желтоватым и ложка. В котелке, как я понял по запаху, был любимый местными гитлеровскими кулинарами гороховый суп-пюре с мелко покрошенным копченым беконом. Жратва еще не остыла. Я вспомнил, что с утра был не жрамши, и у меня заурчало в желудке. Хотя до еды ли было, теперь-то?
Нет, часового ребята, безусловно, сняли технично. Не то чтобы я по жизни сильно уважал профессиональное людобойство как «достойное джентльмена занятие», но и в этом ремесле (как и во всяком другом) попадаются мастера своего дела. Я-то в этом смысле всегда был любителем. И не скажу, что контактное убийство кого-то голыми руками или, скажем, холодным оружием может доставить мне удовольствие. Со мной такие досадные казусы случались всего несколько раз. Причем убиенные были сами кругом виноваты, а я при этом был, говоря культурно, «не в себе» и никаких подробностей потом вспомнить не мог — мне об этих моих «подвигах» со смаком и деталями рассказывали друзья-сослуживцы…
— Останешься здесь, — сказал мне капитан зловещим шепотом. — На случай чего…
И он со значительным видом (дескать, амнистия вам, гражданин Теркин) протянул мне маузеровскую винтовку убиенного Кауфмана. Я открыл затвор — патроны были на месте. На полке в будке завалялась пара запасных винтовочных обойм. Их я тут же переправил в карман своей спецовки — мало ли… Между тем орлы-разведчики живенько скинули свои рюкзаки и сложили их у стены караульной будки. Туда же отправилась и рация.
— Охраняй, — приказал мне капитан. — А если кто чужой из ангара выскочит — стреляй.
— Так точно! — ответил я шепотом, воистину ощутив себя служебной собакой. Пристроив ствол винтовки на бревно шлагбаума для удобства при стрельбе с упора, я присел на приступочку у будки. А разведчики уже ломанулись к ангару, из полуоткрытых ворот которого был слышен разноголосый гомон. Капитан и гоблины двигались двумя парами. Радистка с массивным «парабеллом» в руке держалась позади них, страхуя тыл. Все вроде шло по плану (если таковой у них, конечно, вообще был).
И тем не менее момент, когда бравы ребятушки разом вломились в ангар, я как-то упустил. Они почти мгновенно исчезли из поля моего зрения. Все, включая радистку. А через секунду в ангаре ударило сразу несколько автоматов и захлопали одиночные выстрелы. А еще через какие-то три-четыре секунды из ангара
