непосредственным образом влияет на его будущее.
— Тогда надо распорядиться, чтобы в личных делах наших людей завели специальную графу и заносили в нее соответствующие сведения, — сказал Папа. — Чтобы контролировать ситуацию, мы должны обладать полной информацией.
— О да, кроме шуток, обстоятельства зачатия полны глубочайшей мистики, — тут же подхватила богемная половина профессора Белокурова. — Недаром, на востоке, в Японии, в частности, считают днем рождения не собственно день рождения, а именно тот день, когда произошло зачатие.
— С медицинской точки зрения, — подключился горбатый доктор, — в этом может быть есть определенный смысл. Правда, соответствующей статистикой медицинская наука, не располагает.
— А вот меня зачали, — сообщила богемная половина профессора, — в гостиничном номере отеля «Националь», в том самом номере, где по преданию останавливался Григорий Распутин. И я чрезвычайно это чувствую.
— К сожалению, — сказал доктор, — мало кто может со стопроцентной гарантией указать момент и обстоятельства своего зачатия… — Доктор обратился к своей подруге: — А тебя, скажи, где зачали, радость моя?
«Медсестра» застенчиво улыбнулась, но доктору так и не удалось вытянуть из нее ни слова.
— Должно быть, — предположил тогда доктор, — как выразился, наш уважаемый дедушка Филипп, тебя «сочинили» где-нибудь в тиши зоологического музея между прелестными засушенными бабочками и заспиртованными ящерицами… Впрочем, я полагаю, — продолжал рассуждать он, — совсем необязательно, чтобы связь была такой буквальной. Меня, насколько мне известно, зачали на кладбище, а я все-таки, несмотря на такое мрачное местоположение, избрал своим поприщем заботу о жизни — здравоохранение и, кажется, не безуспешно. Стараюсь!
— Да уж ты, пожалуйста, старайся, доктор, старайся, — попросили его мы.
— А еще, — вдруг сказал доктор, посерьезнев, — я хорошо помню, где я сочинял своего Петеньку… — Мы сочувственно приумолкли, поскольку были в курсе его несчастного романа. — Несмотря на то, что я почти круглосуточно находился на дежурствах, это произошло не на больничной кушетке, — грустно сказал он, — не на столе дежурного врача и даже не в операционной. Это произошло на даче у ее родителей, на скамеечке в очаровательной такой беседке…
— Вот видишь, доктор, — сказала богемная половина профессора.
— А вот у нас не было даже скамейки, правда, родная? — усмехнулся маршал Сева, похлопав по колену свою боевую подругу Лидию. — И вообще никаких интимных условий. Пустое караульное помещение, и полчаса до моего отлета на горячую точку. Но вот, однако ж, успели отковать даже двойню!
— Да, родной, — ответила маршалу Лидия.
Тут все наперебой принялись припоминать подобные обстоятельства. Выяснилось немало забавного. Пикантные подробности оказались на удивление свежи в памяти.
Партийный лидер Федя Голенищев с гордостью поведал, что они с женой абсолютно точно высчитали, что зачали наследника идей в день очередных всенародных выборов, — прямо за занавеской в избирательной кабинке на урне.
Банкир Наум Голицын, посовещавшись с женой, сообщил, что мальчик Яша вероятно начал свое земное существование в первое посещение родителями «земли обетованной», а девочка Дора во второе.
Богемная половина профессора Белокурова, который в это время смущенно чесал переносицу, с поразительной живостью описала медвежью шкуру, которая послужила им брачным ложем. Изголовьем, естественно, служили несколько фолиантов с эзотерическими трудами.
У компьютерного гения Паши это не могло произойти ни коим иным образом, как за компьютером, поскольку он практически не отходил от монитора.
Толя Головин, переглянувшись с супругой, с присущими ему лаконичностью и деловитостью сообщил о заднем сиденье автомобиля, прибавив точные сведения о марке автомобиля, годе его выпуска и государственном номере. Это был многосильный джип, — как ни удивительно, как раз под стать их маленькому силачу Алеше.
— Ну а ты сам то помнишь, как было дело? — спросила жена, подталкивая меня в бок.
Я растерянно покачал головой.
— Давай, вспоминай! — потребовали остальные.
— Куда ему, — фыркнула Наташа, — он у меня вечно витает в облаках. Ему вечно не до того.
— Как это не до того? — удивился я. — Погоди-ка, погоди-ка, — напрягся я. — Минуточку!.. Кажется, Александр родился спустя несколько лет после того как я занялся Москвой. Значит, до того, как я окрестился. Тогда я еще, прошу прощения, батюшка, был отъявленным атеистом и ницшеанцем…
— Тьфу ты, срам, — плюнул о. Алексей.
— Увы, — со вздохом продолжал я. — Тогда у меня в голове теснились сплошные вавилонские башни. Я мечтал о том, чтобы где-нибудь в пустыне возвести дворец Заратустры с конической башней, которая бы не отбрасывала тени в полдень. Я пытался представить себе некий особый эффект внутренней перспективы, который…
— Ты по существу говори, — одернула меня Наташа.
И совершенно справедливо: я действительно уклонился от темы.
— По существу, — поправился я, — у нас с тобой, пожалуй, все происходило вполне обыденно. То есть дома. На самой обыкновенной тахте… Да, на самой обыкновенной тахте.
Кажется, Наташа выглядела разочарованной, если не огорченной.
— Конечно, — шепнула она, — тебе всегда было безразлично, в каких условиях это происходит. Ты архитектор, а до сих пор не понимаешь, как важна для женщины внешняя обстановка, а не лишь бы только…
— Постой, — снова заторопился я, пытаясь спасти положение, — помнится, ты тогда как раз купила шикарное шелковое покрывало с египетскими мотивами — фараонами-тутанхомонами, пирамидами, клинописью и тому подобным. Значит можно сказать, мы зачали Александра не лишь бы только, а в атмосфере древней цивилизации!
— Правильно! — обрадовалась Наташа. — И то исключительно благодаря мне, — прибавила она. — Если бы я не купила то покрывало…
— О чем речь, — смиренно согласился я.
Даже Альга проучаствовала в разговоре, сдержанно сообщив, что родители у нее в молодости были альпинистами любителями, зачали ее аж в Гималаях — непосредственно после покорения одной из рериховских вершин среди ледников и камнепадов. Кажется, в ночь полнолуния. Можно сказать, на полпути к светозарной стране, легендарной Шамбале.
— Ого! Не слабо! — согласились мы.
— Это неспроста, — убежденно заметила богемная половина профессора. — Тебе, девочка, нужно особенно внимательно следить за знаками Судьбы.
— Я и слежу, — сказала Альга.
Как мне показалось, с улыбкой.
— Ну а нам, интересно, есть, чем похвастаться? — ревниво воскликнула Майя, обращаясь к Маме.
Мама нежно обняла старшую дочь и с улыбкой сказала:
— Ну, конечно, есть. Нашу Зизи мы с Папой, пожалуй, тоже зачали в атмосфере египетских мотивов. Ведь мы тогда с Наташей вместе покупали эти покрывала. Только Наташа взяла себе в голубых тонах, а я в розовых…
— А со мной как было дело? — нетерпеливо спросила девушка.
— Боюсь, не удастся вспомнить, — заколебалась Мама.
— Нет уж! — тут же зашумели мы. — Вспоминай!
— Как это было? Я должна знать обстоятельства! — повторила Майя.
