древний жрец, проектируя пирамиду, стремился к тому, чтобы она превратилась в своеобразную линзу, способную собрать в пучок энергию целой вселенной. В огромном мегаполисе с населением более миллиона человек должно быть такое культовое место, где могли бы сходиться самые влиятельные люди и где происходили бы наиболее ответственные, определяющие весь уклад внутренней жизни мероприятия (съезды, собрания, совещания и тому подобное). Отсюда вытекали и особые требования к такому сооружению, к его архитектуре и оформлению. По сравнению с этой фундаментальной задачей даже проектирование офиса для Папы было для меня легким этюдом.
В первых вариантах проекта мне казалось, что таким энергетическим центром должен быть внушительный русский храм. Затем я представил, как все мы будем чувствовать себя в подобной громадине, уж не говоря о том, каково там будет ежедневно служить нашему о. Алексею. В общем, я решил, что гораздо уместнее спроектировать по одному небольшому храму в каждом из восьми Лучей, а также вместительную домовую церковь в Центральном секторе. Еще немного погодя, когда проект находился в стадии предварительных консультаций с отцами города, главным образом, с Папой, было решено, что мегаполис — не монастырь и не второй Кремль, а деловая и финансовая цитадель и вполне достаточно одной домовой церкви — уютной и благостной.
Я колебался. Даже когда общая концепция проекта уже была мной разработана, я намерено зарезервировал в самой его сердцевине пустое место для главного объекта. Моя медлительность и то, что я отказывался решать эту важнейшую архитектурную задачу аврально, чисто технически, принесло великолепные плоды. Все сложилось как бы само собой. Так случается, когда решают воспользоваться известным методом — золотым правилом дедукции — от второстепенного к главному. Процедура изощренная и кропотливая. Зная, что мне предстоит спроектировать некий особый генератор пространственной энергии, я проследил и рассчитал направление и траектории всех входящих и исходящих энергетических линий и получил исключительно точные характеристики самого источника. Таким образом и явились на свет идея и план Шатрового Дворца.
Здание действительно напоминало шатер, подобный тому, что раскидывал в походе с дружиной какой-нибудь древний князь. Только несравнимо большего размера. Стены имели некоторую плавную кривизну — снаружи вогнутые, а изнури выпуклые. Обширный свод потолка — тоже в виде крутой параболы. Кривизна стен и кровли, а также всех граней, карнизов и дверных проемов, были рассчитаны мной (или, вернее, угаданы) с божественной точностью. Ведь именно они являлись проводниками и направляющими той особой энергии, о которой я сказал выше… Все, что касается энергии, относится, конечно, к области иррациональной, и каждый человек волен верить или не верить в это. Я, естественно, верил. Иначе не было бы и самого проекта.
Привязывая план к местности, я не мог не учитывать ее природные особенности. Последнее было куда важнее и ответственнее, чем формальная задача вписаться в ландшафт. Я досконально изучил геологические карты, сведения о тектонических разломах, складках и пустотах, а также карты магнитных полей и многолетние сейсмологические записи. Впрочем, этого можно было и не делать. Я ничуть не сомневался, что древние (хотя и «антинаучные») методы, которыми пользовались наши далекие предки, отличались ничуть не меньшей точностью, и при закладке города были учтены все факторы. Если я и проделал эту утомительную работу, то исключительно ради того, чтобы убедиться, можно ли доверять современным технологиям. И я убедился, что результаты, добытые современными методами, включая космическое сканирование местности, всегда полностью совпадали с исторически сложившейся планировкой. Местоположение города было выбрано идеально. Я не поленился, произвел тщательный анализ русла Москва-реки, включая глухие болота, через которые тоненьким ручейком река текла, явившись на свет из малоприметного родника. Прежде всего меня, конечно, интересовали изгибы и прочие особенности русла, так как именно в них помещались характерные силовые узлы (наподобие антенн), где происходили конденсация и выброс той колоссальной энергии, которую река несла в своих водах. Окончательные расчеты лишь подтвердили, что сам мегаполис, а главное, Шатровый Дворец расположились на моем плане наилучшим образом — в одной из самых живописных речных излучин. Но только специалистам было известно, что глубоко под землей, примерно перпендикулярно излучине, проходит русло древней реки. Шатровый Дворец встал как раз на этом перекрестии. Между прочим естественные выходы этой реки, вроде артезианских родников, находились в районе Крылатских холмов. Чтобы максимально усилить природные факторы, я заложил и обосновал в проекте необходимость разделения русла Москва-реки на два равнозначных потока, что потребовало затопления значительного участка туннеля метрополитена. Но благодаря этому удалось сбалансировать одну из центральных тектонических плит, которая была встроена среди других плит, словно ключевой фрагмент мозаики сложнейшего геологического узора Она превратилась в элемент, аккумулирующий всю энергию реки, а Шатровый Дворец с его уникальной конфигурацией был призван служить своеобразным энергетическим резонатором.
Итак, Шатровый Дворец был воздвигнут на овальном, как гигантское пшеничное зерно острове, а раздвоенное речное русло частично пряталось под системой многих смежных мостов, которые отличались необычайно мощной несущей конструкцией и, в свою очередь, были соединены легкими полупрозрачными пластиковыми перекрытиями. По всей длине раздвоенного русла были установлены специальные фильтровальные камеры со сложной системой разноуровневых отстойников и компрессоров, откуда производилось водоснабжение всех внутренних водоемов. Таким образом создавалось впечатление, что река, впадая с северо-западной стороны в Москву, исчезает на время под землей, чтобы затем показаться с юго-восточной стороны, явиться на свет, как будто напитавшись чистотой из бездонного родника.
Я уже говорил, что не вдавался в детали оформления. Мне было важно, чтобы в точности была соблюдена концепция проекта. Так обстояло дело со зданием Концерна, Папиного офиса, аквариума контрольно-пропускного терминала и так далее. Главное — задать форму, а все прочее должно наслаиваться автоматически и естественно — как скелет обрастает плотью. Я не собирался отбивать хлеб у армии дизайнеров, художников, скульпторов и стилистов. Да никто бы мне этого и не позволил. С другой стороны, если бы я стал вдаваться в эту сферу, да еще работать в одиночку, мне бы потребовалось по крайней мере еще несколько жизней. В общем, я не пытался объять необъятное, посещал объекты как сторонний наблюдатель и, запасшись снисходительностью, терпеливо дожидался результата.
Однако с Шатровым Дворцом, а точнее, с его главным залом, дело обстояло иначе. Учитывая все выше сказанное, не трудно понять, какое значение я придавал этому центральному объекту. Еще на стадии проектирования мне в голову пришла великолепная, оригинальнейшая идея. Я не удержался и, составив подробнейший план оформления главного зала, включил его в документацию в качестве приложения. Здесь были рисунки, эскизы орнаментов, схемы расположения осветительных приборов, их тип, мощность и внешний вид. Я учел все, даже составил атлас цветовых гамм и оттенков, применительно буквально к каждому квадратному сантиметру площади.
Строительные работы в Москве были спланированы в такой последовательности, что «доводка» Шатрового Дворца из — за необычайной сложности работ и объемам финансовых затрат, даже по меркам данного проекта, еще продолжалась. На этот раз я не на шутку побаивался конечного результата. Я даже откладывал его посещение.
За получение подряда на оформление Шатрового Дворца сражались многие претенденты — это был лакомнейший кусок, но поделили его, конечно, наши заслуженные мэтры. За дело взялись сразу три столпа — два художника и один скульптор. У каждого была своя школа, огромные мастерские с сотнями подмастерий. Уже само по себе участие мэтров в этом деле было примечательно, поскольку первоначально, — то есть на стадии конкурсов и консультаций, — каждый по отдельности со своим кланом, а затем все вместе, — составляли главную и жесточайшую оппозицию моему проекту. Тут Папа, конечно, был совершенно прав, и то, что меня вместе с моей идеей не придушили в колыбели, была чистая случайность. Теперь-то я это понимаю. Они меня попросту проглядели. Будучи разобщены, они тогда боролись между собой, а пока смекнули что к чему, Папа и Мама взяли меня под свою защиту. Это потом, год или два спустя, мэтры были вынуждены милостиво принять под свое крыло «дилетанта мальчишку», который отнял у них славу создателей Москвы. Впрочем, они и так обладали всеми возможными титулами, а включившись в работу на заключительной стадии и успев заграбастать все, что касалось оформления архитектурного комплекса, с лихвой наверстали свое в деньгах. Как никак они олицетворяли «старую гвардию», сколоченную еще во времена царствования ныне почившего престарелого правителя, и Папа еще должен был с ними считаться. В общем, деньги они поделили по-братски.
