гнездышка. В этом вопросе, как человек профессиональный, я уже целиком доминировал. Забывая, на каком свете нахожусь, я начинал с огромным удовольствием комбинировать различные варианты кухни, гостиной, спальни и даже детской. Однажды Мама обмолвилась, что с жильем, слава Богу, у нас с Майей проблем не будет.
— Что ты имеешь в виду? — с надеждой встрепенулся я.
— Даже не советуясь с Папой, на первых парах я могу отдать вам нашу городскую квартиру, — ответила она. — Все равно у нас с Папой свои апартаменты в Москве. В городской квартире мы почти не живем. Вам там будет спокойно… А в Деревне у вас будет свой отдельный флигель.
— Спасибо, конечно, — разочарованно протянул я, — но, честно говоря, мне казалось, что мы с Майей могли бы прекрасно устроиться в ее апартаментах в Москве.
— Каким образом? — удивилась Мама. — Не понимаю. Ты хочешь, чтобы вы жили прямо в офисе, на самом бойком месте?
— Почему в офисе? Мне казалось, что в апартаментах следует устроить не офис, а эдакое гнездышко…
— Но Майе необходим офис! — возразила Мама. — Там уже все оборудовано. Дочь давно мечтала, что у нее будет место для серьезных занятий. В перспективе она будет вести там один из детских фондов. Мы с Папой очень этому рады.
— Ну конечно, — вздохнул я, — серьезное занятие…
— Кроме того, Папа именно для этого и подарил ей апартаменты. Ты ведь знаешь его мнение. Он считает, что в Москве нужно заниматься делами. И по своему он прав. Московские офисы не для того строятся, чтобы в них жить поживать.
— И сам подает прекрасный пример, как надо жить поживать в Москве! — вырвалось у меня. Я имел в виду апартаменты для Альги.
Глаза у Мамы гневно сверкнули. Я думал, она на меня напустится. Но она сдержалась и тихо сказала:
— Ты не равняйся на него, Серж. Поверь, ему тоже приходится нелегко. Да ведь ты сам никогда не хотел уподобляться нашему Папе. Ты совершенно другой человек… Ты, пожалуйста, не сомневайся, Серж, — взволнованно добавила она, — все будет очень хорошо. Вы с Майей еще совьете себе гнездышко в Москве. Я все для этого сделаю. Главное чтобы вы были вместе, верно?
— А может быть, ей вовсе этого не хочется? — грустно проговорил я. — То есть вообще не хочется ничего вить, ничего ей не нужно…
— Что ты, что ты! — почти с испугом воскликнула Мама, хватая мою руку. — Она очень хочет! И ей нужно!
— Ты так думаешь? — вздохнул я.
— Ну конечно!
В конце недели мы всем семейством отправились в Деревню. В эти выходные там намечалось важное мероприятие. Что то вроде презентации или «официального» открытия Пансиона. В общем, что называется день открытых дверей. Основные строительные и отделочные работы по перепланировке усадьбы и особняка завершили в ударном порядке. Я догадывался, что Майя будет с головой погружена в хлопоты и тогда уж к ней не подступиться. Это заранее нагоняло на меня тоску. Несколько раз я даже в сердцах ругнулся про себя, мысленно назвав ее самолюбивой эгоисткой, девчонкой, которая озабочена лишь одной своей карьерой.
У нее действительно вдруг обнаружилась сугубо деловая хватка, с которой она припрягала в своих интересах всех — все окружающих — родственников, знакомых. Мне казалось, что она даже готова эксплуатировать собственное обаяние и любовь к себе людей. Так из Папы, чьей любимицей она всегда была, она успешно выколачивала деньги и многое другое, что было необходимо для Пансиона. Мама отстаивала интересы дочери в различных общественных организациях, особенно в России. Дядя Володя готов был на нее молиться и не покладая рук обустраивал Пансион. Даже лучшая подруга Альга оказалась задействована на все сто процентов. Через нее Майя имела дополнительное влияние на того же Папу и массу других нужных людей. Альга помогала ей налаживать связи, подбирать персонал — воспитателей, преподавателей и так далее. Прелестную Майю все любили, и она принимала всеобщую любовь, распоряжалась ею, как бессрочным кредитом. Ей давали любовь, она ее брала. Это было вполне естественно в ее возрасте. Опять таки здоровый девичий эгоизм и жажда самоутверждения. Может быть, ей и в голову не приходило, что она и сама должна что то отдавать. Она ведь была занята таким важным, таким благородным делом — благотворительностью! Стало быть, не для себя старалась — для Пансиона… И на меня Майя, пожалуй, стала смотреть лишь с этой точки зрения — с позиций сугубой полезности. А поскольку польза от меня в настоящий момент была, прямо скажем, небольшая, то и ценность моя в ее глазах (несмотря на дружеские заверения Мамы), вероятно, день ото дня уменьшалась.
Прежде, когда я наивно мечтал об «улыбке прощальной», все это мне представлялось совершенно иначе. Я мечтал о том, что Майя обнаружит большую заинтересованность как раз в моих собственных делах. Проникнется моими планами. Как настоящая помощница и подруга. Мне казалось, что я был вправе ожидать этого — особенно теперь, когда, вдохновленный надеждой на полное понимание с ее стороны, ввязался в новые проекты, когда воспылал новыми идеями…
Еще недавно (а кажется, так давно!) Майя показывала мне ту часть особняка, которую на скорую руку приспособили под Пансион. Тогда я затащил ее в детскую спальню. Мне даже удалось обнять, поцеловать ее. Теперь ни о чем подобном нельзя было и помышлять. В эти выходные в усадьбу понаехала уйма народу — бонзы, журналисты, перспективные спонсоры, а также родители, которых пригласили специально, чтобы агитировать уже в ближайшее время, независимо от начала учебного года привозить детей в Пансион. Толкотня была ужасная.
Сначала гостей, а также еще немногочисленных пансионеров усадили на складные стульчики на небольшой лужайке с едва пробивающейся зеленой травкой. Перед ними поочередно выступили с программными речами сначала сама Майя как главная попечительница нового начинания, а за ней и дядя Володя в качестве официального директора Пансиона. Потом произнесли несколько слов спонсоры и представитель соответствующей комиссии от России. Несмотря на чрезвычайную занятость, пожаловал даже наш народный кандидат Федя Голенищев. Чтобы лично благословить, поприветствовать «лицеистов». А с ним, конечно, заявился Петрушка. Сказал пару слов и сам Папа. Он вообще то делал вид, что он в этом деле сторона. Конечно, нарочно — чтобы польстить «любимой доченьке», которой хотелось продемонстрировать полную самостоятельность. Но мне то было хорошо известно, что именно с его одобрения (и Мамы) все это начинание и пошло. Вся эта эпопея с Пансионом. Не говоря уж о дяде Володе с его педагогическими планами построения деревенского рая для ребятишек. Впрочем, Папа и Мама действительно старались не вмешиваться. И правильно делали. Майя чрезвычайно ревностно относилась к своей самостоятельности в этом деле и не потерпела бы никаких руководящих родительских советов. Она искренне считала Пансион своим единоличным предприятием. Дядю Володю уже совершенно себе подчинила, он был у нее, что называется, на подхвате.
Детишки — воспитанники Пансиона — щеголяли в белых рубашках, малиновых пиджачках, светлых брюках и голубых галстуках. Форма девочек отличалась лишь тем, что вместо брюк были юбочки. Форму придумала и ввела в качестве обязательной Майя. Не хватало разве что золотых пуговичек и запонок. Ну да Бог с этим, это чисто женское…
Особенно прочувствованно, и в то же время спокойно так, по доброму, по семейному сказал слово о Пансионе наш народный кандидат. Как всегда мгновенно проник в самую суть вопроса, хотя ничего нового и не открыл. Здесь, в Пансионе, сказал он, нужно создать особую атмосферу. Дети должны научиться чувствовать себя единой семьей, и это чувство сохранится в них на всю жизнь. Атмосфера единства, товарищества и братства — вот о чем речь. Плюс солидный багаж знаний, плюс утонченное воспитание и тому подобное. Зачатки всего этого, дескать, уже видны с первого взгляда. Это еще больше польстило Майе, которая кивала с серьезным видом и сияла от гордости. Светился и сиял также дядя Володя. Он скромно поглядывал по сторонам и не отходил от Майи ни на шаг. Федя Голенищев также подчеркнул
