НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА
ПРЕДИСЛОВИЕ
У нас постоянно говорят теперь о планировании всякой работы на год и более вперед. Конечно, планирование необходимо, как в области физического и учебного, так и в области преподавательского труда. Но в исследовательской области, где человек всегда стоит перед лицом еще чего–то неведомого, постоянно приходится отклоняться от заранее составленного плана.
Исследователь все равно что охотник. Он идет по неведомому лесу, наметив осмотреть одну его область, но видит полузанесенные снегом следы крупного неведомого зверя, совсем другой породы, чем ожидал. Что ему делать? Пожертвовать зверем, ради сохранения своего предварительного плана или, оставив план, идти по обнаружившимся следам? Конечно, он не был бы достоин названия исследователя или следопыта, если б не пожертвовал предварительным планом ради открывшейся возможности.
Так было и со мною весной 1934 года. Я отправился в деревню на лето, захватив с собою основные русские летописи из библиотеки Академии Наук, чтобы проверить их точность по описанным в них солнечным и лунным затмениям. Таков был план, а теперь посмотрим, куда он меня завел.
Я перечитал несколько раз основную, так называемую «Нестерову» летопись по изданию «Историко– Ареографического Института Академии Наук» и не нашел там никаких астрономических данных, поддающихся математической проверке, вплоть до затмений 1064 и 1106 годов, когда летопись эта кончается и, следовательно, когда жил сам ее компилятор. Только их он и записал, а все остальное, значит, сам же и скомпоновал по каким–то посторонним — греческим. Отрывочные летописные записи стали соединяться друг с другом православными грамотеями, какими до XVII века были, можно прямо сказать, исключительно священники и монахи. Для них, конечно, невыносимо было даже и подумать, что Русь и ее князья и священники, получившие греческую веру при святом Владимире и Ольге, изменили затем при Киевском князе Рюрике Ростиславовиче (с которого списан и Рюрик Варяг) этой православной вере и предались поганой латинской ереси, вплоть до основания «Турецкого царства». Но этого никак не могло и не должно было случиться. Русь самим богом назначалась быть от своего начала и до конца веков неизменным столпом православия. С этой точки зрения и были (вероятно при Никоне, тотчас после 1654 года) «исправлены» не только богослужебные, но и летописные рукописи, с уничтожением всех тех, якобы неисправных, текстов, из которых можно было ясно видеть первичную локализацию событий и их первичный западнический смысл или славянским сказаниям, имевшимся в то время.
Совсем другое у продолжателей этой псевдо–летописи, из которых Лаврентьевская летопись, относимая к Киеву, заканчивается в 1305 году, а другие доводят рассказ до конца XVII века и перечисляют большую часть видимых затмений старого времени. И вот, тут–то и оказалось нечто неожиданное для меня, еще не знавшего, что и Карамзин другим путем приходил к тому же мнению, хотя и не сделал из этого надлежащих выводов. Я считал, что русский год всего до–петровского времени был византийский, начинавшийся с 1 сентября, т. е. с Иисуса Пророка (Иисуса Навина по–еврейски), якобы приведшего «божий народ» в «Обетованную землю», который по моим исследованиям отождествился с Иисусом Помазанником (Иисусом Христом по–гречески). Но вдруг оказалось, что датировка затмений выходит правильной лишь в том случае, если мы будем считать летописный год не с 1 сентября, по–византийски, а с 1 марта, по–классически, о чем свидетельствуют и употребляемые в тех же летописях латинские названия месяцев: сетембрий, октобрий, новембрий, децембрий (т. е. седьмой, восьмой, девятый, десятый месяцы, так что одиннадцатый приходится на январь и двенадцатый февраль, а март будет первым месяцем года)1.
Удивленный этим неожиданным открытием, я попытался проверить его и по дням недели. Мы знаем, что в каждом простом году первое января (а с ним и все числа месяцев) приходится на следующий день недели (а в год високосный, с марта по март, еще через день). И это дало мне возможность проверить все года, которые датированы сразу и числом юлианского месяца и днем недели, как, например:
*) В книге стоит 6687. Видимо — опечатка. Морозов для пересчета эр пользует 5508 (константинопольская эра).
Проверив все такие случаи,2 я опять нашел, что почти все они оправдываются, если летописный год мы будем начинать с марта, а не с сентября или с января, причем и этот способ проверки оказался неприложимым к псевдо–Несторовой летописи: там нет ни одного такого двойного обозначения, а у продолжателей ее десятки.3
Но как же, — думал я, — согласовать такое начало года с византийским, если думать, что религия и культура пришли к нам из Царь–Града, а не из Рима, раньше чем классический латинский мартовский год был заменен там январским, что по–видимому, было уже после падения латинской крестоносной феодальной империи на Балканском полуострове, как истинной родоначальницы классицизма?4
1 См. об этом главу I этой части на таблицах I, II.
2 Они даны здесь в главе I на таблице III.
3 Уже потом мой сотрудник по Государственному Научному Институту им. Лесгафта, В. Т. Сумаков, указал мне на примечание к «Истории Государства Российского» Карамзина, из которых видно, что и в этой летописи год начинался с марта.
4 См. «Христос», кн. V и кн. VII.
И тут пришел мне в голову ряд и других странных сопоставлений:
1. Почему русское слово церковь происходит от латинского циркус (круг верующих), а не от греческого эклесия (откуда французское eglise). Греческое название перескочило в латинскую Францию, а латинское классическое перенеслось из Рима в Россию! Не странно ли это?
2. Почему русское слово крест, как и польское кржыж, происходит от латинского крукс, а не от греческого его названия ставрос?
3. Как попала в славянскую и в русскую Библию 3–я книга Ездры, которой нет ни на греческом, ни на еврейском языке, а только на латинском у католиков?
4. Почему в истории Киевского княжества времен крестовых походов, а также и других княжеств того времени, нет ни одного князя с именем знаменитых греческих святых: Ивана, Василия и т. д., если они крестились по обряду Византийской церкви (как практиковалось потом в Московской России), а только почти одни славянские имена: Владимир, Святослав, Ярослав, Всеволод и т. д., как было в униатских славянских государствах? Ведь этих славянских имен даже и нет в греческих святцах.
5. Почему русские священники в летописях всегда называются попами, как по–английски и до сих пор называется римский папа (pope), да и само русское название «поп», очевидно, лишь искажение слова папа? Ведь, если б священники пришли к нам из Византии, то они и назывались бы как и там только иереями?
6. Почему русское слово пост того же корня, как немецкое Fasten, английское fas, латинское fasti — судебные дни, тогда как по–гречески пост называется нестейя (??????) и асития (??????)?
7. Почему русское слово алтарь происходит от латинского altarium (по–немецки Altar, по–французски altar), а
