Но как же, — приходило мне в голову, когда я об этом узнал, — архиепископ Геннадий мог допустить перевод с «богоненавистного латинского языка», если он был православным и предавал анафеме латинян? Неужели он не мог достать греческих подлинников этих книг?
Да если и не мог, то как же он мог быть уверенным, что не разойдется с греческими версиями (как и случилось) в своем тексте? Припомните только, как староверы подняли возмущение против патриарха Никона за исправление даже отдельных слов или правописания в религиозных книгах, казавшихся им, по уровню некритической мысли того времени, продиктованными самим «святым духом»?
И я понял, что нам нет тут другого выхода, как признать, что и Геннадий был еще униатом.
А потом началось и «отречение».
Собранный Геннадием Кодекс послужил основанием первому печатному изданию Славянской Библии — Библии Острожской, отпечатанной в 1580—1581 годах. Хотя она и носит признаки сличения с греческим текстом, но больше всего воспроизводит полулатинский текст Геннадия, иногда до грамматических описок.
Его–то и пытался безуспешно огречить патриарх московский Никон с помощью грека Арсения между 1651 и 1658 годами. Второе (неправильно называемое «первопечатным») издание славянской Библии в Москве в 1668 году только повторило Острожское издание.
Затем Петр I издал такой указ 14 ноября 1712 года:
Но и тут книги Товита и Юдифи остались со всеми прежними признаками перевода с латинской Вульгаты, не говоря уже о третьей книге Ездры, которой совсем нет ни на греческом, ни на еврейском языках.
Петр I умер ранее окончания этих поправок в 1725 году. Дополнительный пересмотр по греческому тексту был сделан лишь в царствование Елизаветы Петровны и напечатан в Москве в 1751 году.
Текст этого Елизаветинского издания и есть тот, который мы имеем в русской церковно–славянской Библии.
Такова история ее позднего возникновения и ее «огречивания», как его рисуют нам сами русские клерикалы.
Казалось бы, что из такой обновленной Библии уже давно должны бы оказаться вычищенными все латинизмы и готизмы первоначальных латинских переводов, но традиция настолько уже окрепла, что такие общеупотребительные латинские слова, как церковь, вера, поп, алтарь, пост, крест, ладан и т. д. уже оказалось невозможным заменить соответствующими им греческими словами, даже и после «торжества православия» в русской церкви. Да и книг, явно переведенных с латинской Вульгаты, каковы Эсфирь, Товит, Ездра, Юдифь, Премудрость Соломона и обе книги Паралипоменон — уже нельзя было достаточно огречить, чтобы не осталось в них многочисленных следов латинского подлинника.
Интересно отметить также, что даже и в греческом тексте Евангелий встречаются латинизмы. Так, у Матвея (17, 25) дань названа кенсос — от латинского слова census; у Иоанна (18, 28) судилище названо прайторион — от латинского praetorium; у Марка (15, 15) оруженосец назван спекулятором — от латинского слова speculator — высматриватель и т. д. Но это еще ничего бы, а вот мы имеем в греческой библии даже и своеобразные обороты, те же самые, как в латинской школе фразеологии. Так, вместо «Извини меня» латиняне говорили «имей меня извиненным», и вдруг, у Луки мы находим и по– гречески тот же самый оборот. Точно так же вместо «Иметь совещание» по латыни говорится «взять совещание», и этот же оборот мы находим в Евангелии Матвея и т. д.
Так важнейшие лингвистические следы вместе с мартовским началом года повели меня вместо Царь– Града в Рим, в противность установившимся у меня по школьным традициям представлениям о византийском происхождении русской культуры.
Но этим дело не окончилось. Русские летописи начинаются накануне Крестовых походов и заканчиваются, как я уже говорил, в XVII веке. Обработав астрономическую часть, которая навела меня на мысль о сильном влиянии католицизма на первую эпоху русского христианства, а с ним и на грамотность до–Московской Руси, я захотел пересмотреть все места в русских летописях, где отразились гремевшие тогда на весь мир деяния крестоносцев.
Вот, в 1204 году, крестоносцы–католики берут Византию, считаемую за мать русского православия, изгоняют в Малую Азию греческих царя и патриарха, обращают православные церкви, разграбив их предварительно, в католические и основывают на развалинах Византии католическую Латинскую феодальную империю.
Что говорит об этом горестном для всякого православного сердца событии Киевский летописец?
Гляжу и глазам своим не верю: ему ничего об этом не известно. Гляжу в другие летописи около того же года, и там ничего. Только в Синодальном списке Новгородской Летописи под 1204 годом вставлено отсутствующее во всех других и явно позднейшее место о взятии Царь–Града фрягами.
Но таким отдельным «упоминанием» только подчеркивается несообразность отсутствия этого события в первоначальных списках, а посторонность самой вставки видна уже из того, что слово фряги нигде более не упоминается; есть только варяги, да и то в другое время.
В недоумении смотрю далее. Вот в 1261 году Латинская империя крестоносцев ослабела, благодаря раздорам ее феодалов, и греки, собрав силы в Малой Азии, отнимают от них Царь–Град. Происходит великое торжество восточной церкви, к которой причисляется и русская.
Как отразилось у летописцев это радостное событие? — Им тоже ничего об этом неизвестно.
Вот еще ранее, 15 июня 1099 года, крестоносцы берут в Палестине «Иерусалим» (хотя, как мы видели, он является средневековым подлогом), освобождают от власти «неверных» «гроб Господень», а 2 октября 1187 года его обратно берет мусульманин Саладин. Как отозвались русские летописцы хоть на эти два события? — И о них основным русским летописцам ничего неизвестно. Только в сильно пополненной Ипатьевской летописи, под 1187 годом значится:
По астрономическому вычислению затмение это было не 16, а 4 сентября. Полоса полной невидимости солнца шла тогда из–за Гренландии через Балтийское море, где затмение было полуденным, а затем через Европейскую Россию и Кавказ к Индии, где солнце и зашло в затмении. Ошибка в числе месяца показывает лишь на то, что это место вставлено уже позднее. А затем прибавлено, очевидно для объединения:
И эта объяснительная прибавка, отсутствующая в других списках (кроме 1–й Новгородской летописи) и, очевидно, тенденциозная, сделана уже очень поздно, так как день затмения и день взятия «Иерусалима» отнесены на 16 сентября, хотя затмение было на 12 дней ранее, а взятие Иерусалима — на 16 дней позднее.
И обе вставки сделаны в отдаленных от места действия северных летописях, тогда как в ближайшей к Царьграду — Киевской — об этом ничего нет.
Я обратил внимание и на то, что в южнорусских летописях ни слова не говорится о Генуэзских колониях на северном побережье Черного моря и в Крыму, которые возникли в связи с Крестовыми походами и под покровительством крестоносных орденов в то самое время, и что на их месте локализируются половцы, имя которых созвучно со словом плавцы, т. е. плаватели, так как «полавать» легко производимо от «плавать»,