племянником, вторая являлась теткой ее сына. Беглецам была оказана военная помощь, в результате которой они смогли вновь вокняжиться в Киеве, правда не надолго.[291]
Приблизительно в это же время при дворе польского короля был принят бежавший из родных мест венгерский король, двоюродный брат Болеслава по отцу. Интересно отметить, что он вел борьбу за власть с сыном дочери Ярослава Мудрого, т. е. племянницы Марии. В итоге интересы сына и матери оказались диаметрально противоположными. Это, возможно, повлияло на отношение Болеслава к Изяславу Ярославичу, во второй раз изгнанному из Киева. Не получив поддержки, тот был ограблен и выставлен из Польши.[292]
Мария Владимировна, судя по ее прозвищу Добронега (другой вариант Доброгнева), пользовалась симпатиями современников. Она, видимо, отличалась добротой, ласковым отношением к подданным, была ко всем милостива и справедлива. Королева намного пережила не только супруга, но и сына Болеслава. Умерла она в 1087 г. уже в достаточно преклонном возрасте.[293] Хотя княжна очень мало жила на Руси, к числу ее заслуг можно отнести установление добрососедских отношений между двумя соседними странами: Русью и Польшей. Волею судеб она оказала большое влияние на международную политику в середине и начале второй половины XI в.
Естественно, что в Польше русская княжна оставила более заметный след. Местные хронисты единодушно утверждали, что после женитьбы на ней положение Казимира существенно укрепилось и «удивительным образом установился мир на польских землях». От сыновей Марии пошла вся последующая династия польских королей Пястов.[294]
Для установления дружеских связей между Польшей и Русью брак Марии и Казимира имел важное значение, хотя он и не являлся первым фактом породнения двух династий. До него на польской принцессе женился пасынок Владимира I Святополк. Но из-за борьбы этого князя за киевский престол с Ярославом Мудрым это родство привело лишь к острейшему конфликту между соседними странами.
Шведская принцесса Ингигерд-Ирина и ее дочери
Ингигерд-Ирина-Анна являлась второй женой знаменитого князя Ярослава Владимировича Мудрого. Первым исследователем, собравшим о ней достаточно много сведений, был Н. М. Карамзин. Именно он выяснил, что до замужества княгиня была дочерью шведского короля Олофа (Олава) и приблизительно в 1019 г. стала женой русского правителя. На ее содержание, как уже отмечалось, жених выделил город Ладогу, которым стал управлять родственник Ингигерд ярл Рангвальд. После смерти княгини он не захотел возвращать город новгородцам, и тем пришлось отбивать его силой. Все эти данные находятся в шведских источниках. Из них исследователь узнал, что у Ингигерд было только три сына: Вальдемар, т. е. Владимир, Висиволд, т. е. Всеволод, и Гольти, которого Карамзин отождествил с Ильей.[295]
Однако современные исследователи выяснили, что Илья не мог быть сыном Ингигерд, поскольку в 1020 г. он был оставлен на самостоятельном княжении в Новгороде. Гольти же было скорее не именем, а прозвищем, означавшим «шустрый, бойкий». Его могли носить другие сыновья княгини: Изяслав, Святослав, Вячеслав или Игорь, о которых молчат шведские памятники.[296]
Собирая сведения об Ингигерд, Н. М. Карамзин посетил Новгород, где в архиерейском доме обнаружил древние иконы с ее изображением. На них она значилась как святая Анна. Такое же имя княгини он обнаружил в тексте Софийского устава с указанием, что память ее следовало отмечать 5 сентября и 4 октября. Поскольку исследователь знал, что христианским именем Ингигерд было Ирина, то он решил, что перед смертью она приняла постриг под именем Анна.[297]
Получается, что княгиня не захотела стать постриженницей основанного для нее в Киеве Иринина монастыря, в последние годы жизни проживала в Новгороде, где и стала монахиней.
В Софийском соборе Карамзин узнал, что память Ингигерд-Ирины-Анны отмечалась 10 февраля, считавшегося днем ее смерти, и 4 октября, в день смерти ее сына Владимира. Обе даты были установлены новгородским архиепископом Евфимием. Следует отметить, что в Софийском уставе первая дата иная – 5 сентября, к какому событию из жизни Ингигерд она относится – не известно. Местное духовенство почитало княгиню и ее сына за то, что они являлись строителями Софийского собора, т. е. построили главный городской храм на свои средства.
Историк обнаружил внутри храма на самом видном месте захоронения Владимира и Анны. Над ее гробом на стене значилась такая надпись: «Святая благоверная княгиня Анна, мать святого благоверного князя Владимира Ярославича, королевна шведская, Олава Первого, шведского короля, дочь. Называлася в своей земле Ингегерда, которая прежде была невеста Олава, короля норвежского, потом супруга Ярослава Владимировича Новгородского и Киевского. Преставилася в лето от с. м. 6559, от Р. X. 1051. Положены мощи ее в новгородском Софийском соборе». По слогу надписи Карамзин решил, что она была сделана в ХVIII в.[298]
Поскольку в русских летописях нет данных, сообщенных в этой надписи, то можно предположить, что они взяты из шведских источников, правда, в переводе даты смерти княгини на современное летоисчисление не учтено, что 6559 г. мог быть и 1052 г., если год начинался с сентября. Следует отметить, что в Лаврентьевской летописи смерть Ингигерд обозначена 1050 г., в Ипатьевской добавлено, что случилось это 10 февраля.[299]
Карамзин осмотрел гробницы Владимира и Анны и обнаружил, что они отнюдь не древние, а простые деревянные. Из этого он сделал вывод о том, что старинные саркофаги, вероятно, украшенные серебром или резным камнем, были похищены шведами при оккупации в период Смутного времени. К тому же захватчики могли не церемониться с мощами святых и просто их выбросили.[300] Могло быть и по-другому – мощи Ингигерд увезли в Швецию, на ее родину.
Из зарубежных источников историк узнал, что под покровительством Ярослава Мудрого и Ингигерд на Руси какое-то время жил норвежский король Олоф (Олав). Ему даже предлагалось взять под свое управление волжских булгар, но тот не согласился и вернулся на родину, где в 1030 г. был убит. Его сын Магнус до 1033 г. оставался при дворе киевского князя, но потом уехал в Норвегию, где в 1036 г. был провозглашен королем с прозвищем Добрый. Под покровительством Ярослава и Ингигерд находились и другие иностранные изгнанники: английские принцы Эдвин и Эдуард, венгерские королевичи Андрей и Леванте.[301]
Хотя Н. М. Карамзин собрал довольно много сведений об Ингигерд-Ирине-Анне, он не сделал вывод о ее вкладе в развитие русской государственности и культуры и не попытался восстановить биографические данные.
С. М. Соловьев в основном повторил сведения, найденные Карамзиным, но при этом некоторые из них уточнил и расширил. Так, он узнал, что полное имя отца Ингигерд было Олав Эйрикссон Шетконунг и тот умер в 1024 г. При нем отношения с Русью были исключительно дружескими и добрососедскими. Имя норвежского короля Олова было Олав Харальдссон Толстый Святой. Он был убит на родине за то, что хотел крестить свою страну. Позднее, когда крещение все же произошло, он был провозглашен святым. Управлявший Ладогой родственник Ингигерл Рангвальд имел троих сыновей. Ульф и Эйлаф помогали отцу и потом заменили его в Ладоге. Стенкиль был приглашен на шведский престол. После его смерти королем стал его сын Ульф (Улеб), воспитанный на Руси дядей Эйлафом. В 1032 г. Ульф воевал с финскими племенами, получая поддержку из Новгорода от старшего сына Ингигерд Владимира. Кроме того, Соловьев не согласился с мнением Карамзина о том, что Илья был сыном шведской принцессы, ее первенцем он считал Владимира, родившегося в 1020 г.[302]
В советской историографии интерес к Ингигерд возник только в связи с исследованием останков Ярослава Мудрого. В конце 30-х гг. XX в. была вскрыта его гробница в Софийском соборе, высеченная из целой глыбы белого мрамора. Внутри были обнаружены два взрослых скелета, принадлежащих мужчине и женщине, и разбросанные кости 3-летнего ребенка. Изучение мужского скелета показало, что он принадлежал пожилому человеку лет 65-70, страдавшему заболеванием костей таза из-за врожденного подвывиха тазобедренного сустава. На одной ноге был поврежден коленный сустав. Поскольку было известно, что Ярослав Мудрый с детских лет страдал хромотой, то был сделан вывод, что обнаруженный скелет принадлежит именно ему. Все особенности его останков свидетельствовали, что в последние годы жизни он передвигался с трудом, физически был немощен. При этом князь обладал раздражительным, склонным к вспышкам и бурным реакциям характером. Во всем его облике была смесь нордических и славянских черт.[303]
Изучение женских останков показало, что они принадлежали пожилой женщине лет 50-55, ростом 162 см. У нее был тяжелый массивный череп, черты лица североевропейские: крупный нос, выступающий подбородок, небольшие скулы, хорошие зубы. Исследователи решили, что данные останки принадлежат Ингигерд.[304] Чтобы доказать, что в новгородском Софийском соборе похоронена не она, они вскрыли гробницу святой Анны и обнаружили в ней
