Тэмаки Хиро резко сел, хрипя и хватаясь руками за горло. Пальцы беспомощно скользили по коже, не в силах сорвать удавку.
Глава 7
Хиро переводил затравленный дикий взгляд с меня на бандитов и обратно.
— Что тут происходит? — просипел он.
Фред пропустил меж пальцев невидимую веревку.
— Радость у тебя случилась, мужик! Женишься сегодня.
Тэмаки потер лоб.
— Вы ненормальные? — Он посмотрел на меня. — И вы туда же, Спэ…
— Милый! — кинулась я к Хиро на шею и, не давая ему договорить мою фамилию, зачастила: — Не волнуйся, все будет хорошо. Эти великодушные джентльмены сказали, что обо всем позаботятся.
— Так, голубки, миловаться будете потом. Время торопит. Как говорится, честным пирком да за свадебку.
Тоже мне знаток народной мудрости нашелся.
— Ксо! Да вы сдурели тут все! — заорал Тэмаки, отталкивая меня. — Идиоты, хоть представляете, с кем связались?!
И тотчас поплатился за свою несдержанность — упал обратно на пол, хрипя и сжимая руками горло.
— Эй, поосторожнее! Мы так не договаривались. Вы же меня вдовой до свадьбы оставите. Малыш, скажи ему! — Я дернула оборотня за рукав спецовки.
— Фредди, мош потише, а? — промямлил тот.
— Уговорили, я сегодня добрый.
Видимо, он ослабил петлю, так как Хиро снова сел, хотя все еще держался одной рукой за горло.
— Слышь, рассветник, чтоб я от тебя сегодня больше ни слова не слышал. Но если надумаешь, вспомни про петлю — перехочется, гарантирую.
Хиро медленно кивнул, давая понять, что осознал свои ошибки и больше так не будет. Его мрачный взгляд уперся в меня.
Вот так спасаешь человеку жизнь, а он вместо благодарности мечтает прикопать тебя в ближайшем овраге. Потом откопать, поднять и упокоить еще как минимум парочку раз.
Знаете, какую сказку Ба рассказывала мне на ночь чаще всего? Про мужика, который выпустил джинна из бутылки, а тот зверски убил освободителя, потому как дал себе зарок это сделать.
Вы, конечно, хотите поинтересоваться, почему пятилетнему ребенку рассказывали на ночь такую кровожадную сказочку?
Во-первых, она короткая. Во-вторых, бабушка у меня как-никак ведьма. А в-третьих, история иллюстрировала главную ведьмовскую заповедь: «Собираешься творить добро, заранее договорись о вознаграждении, лучше предоплатой».
Мужчина проследил за взглядом Хиро.
— Голубков мирить нам тоже некогда, поэтому сразу говорю: рыпнешься — Малыш тебе голову откусит, — предупредил он. — Дело говорю, а, Малыш?
— Рррыпнись мне! — зарычал оборотень.
Тэмаки демонстративно от меня отвернулся.
Фред столь же наигранно умилился:
— Какая чудесная пара! Попрошу на выход.
Малыш открыл передо мной заднюю дверь. Я с сомнением посмотрела на церковь. И стену дождя, разделяющую нас.
— Вот, мишш. — Оборотень смущенно протянул мне большой клетчатый зонт. — Вы ше хотели.
— Вы очень добры… — Я замялась. — Извините, не знаю вашего имени…
Оборотень смутился еще больше:
— Виргиний.
За что ж его так мама-то?
— Еще раз большое спасибо… хм… Виргиний.
Брэг! Лучше бы продолжала звать его Малышом.
И прежде чем он додумался спросить в ответ мое имя, я забрала у него зонт и вылезла из машины в холод, ветер и дождь.
Стоило входной двери закрыться за нашими спинами, как зазвучала придурковато-жизнерадостная музыка, по стенам нартекса[3] побежали огоньки, чтобы собраться в самом центре сводчатого потолка, на люстре в форме сердца.
Поиграв пару минут, музыка стихла и, наконец, загорелся нормальный свет. После ядовито-розовых всполохов взгляд просто отдыхал на резных деревянных панелях, на каждой из которых кого-нибудь да венчали. Пары были самыми разными — от королевских до рабоче-крестьянских. А на вон той панели, третьей от левого угла, бракосочетались даже туземцы, одетые исключительно в бусы и набедренные повязки.
Треть стены справа занимал портрет в полный рост, я так полагаю, святого Филиппа в ореоле божественной благодати. С выражением «что ж вам, идиотам, не сидится дома в такую погоду» в темных глазах он протягивал к нам с картины открытые ладони. Доверия этот святой не вызывал у меня совершенно — может показаться, что я придираюсь к художественной достоверности, но шикарные блестящие кудри ниже плеч как-то мало гармонируют с босыми ногами и рубищем.
Видимо, для того, чтобы ожидающие посетители могли лицезреть сиятельный лик с удобством, у противоположной стены стояли скамейки.
Рядом в угол впихнули тяжелый дубовый стол, частично загородив боковую дверь. И на этом обстановка помещения, собственно, и заканчивалась.
— Святой Филипп приветствует любящие сердца под своим кровом, — раздался глас над нашими головами, заставляя инстинктивно вжать их в плечи.
Неплохая тут стереосистема.
Я заозиралась в поисках колонок и пропустила тот момент, когда распахнулись центральные двери и к нам вышел местный священник.
Мужчина был скорее интересный, чем красивый. Он обладал носом даже более выдающимся, чем у Олив Слоун, а также выразительной мимикой. Строгий черный костюм идеально сидел на высоченной широкоплечей фигуре. Туфли из модной в этом сезоне крокодиловой кожи начищены до блеска. Волосы напомажены. В левом ухе болталась серьга в виде креста. Честно признаться, если бы не белый воротничок священника, никогда бы не догадалась, что передо мной человек, облеченный саном.
Однако больше всего меня сразил профессионально наложенный грим вкупе с умело подведенными глазами.
— Приветствую вас, миряне, — все тем же «гласом», но уже потише, поздоровался с нами святой отец, протягивая нам руку.
Мы по очереди к ней приложились. (Хиро, правда, сделал это не без помощи Фреда.) Пахло от святого отца розовым маслом, и он явно не чурался маникюра.
— С обязательной программой покончено, — произнес священник уже нормальным и, стоит заметить, крайне деловым голосом. — Позвольте представиться: дежурный святой Филипп. Но можете звать меня просто отец Джонни. Кто у нас здесь брачующиеся?
По мне так вариантов было немного. Мог бы и догадаться, принимая во внимание подсказки в виде лохматого оборотня и мужчины за сорок с обручальным кольцом на пальце.
С другой стороны, кто знает, кого ему в свои дежурства приходилось венчать.
