Мне никогда не приходило в голову, что кто-либо может мне помочь, и я долго над этим раздумываю. В общем-то, я не уверена, что готова выйти из своего крошечного отрезка времени.
Джейн рассказала мне о Меган все, что могла. Больше никто не отвечал на мои вопросы. Как только я смогла разговаривать, пришли двое полицейских, чтобы со мной побеседовать, и я все им рассказала. Мне казалось, что лучше всего рассказать правду. Я знала, что виновна. Они были очень добры ко мне, но ничего не сказали о Меган. Старший детектив Полина Райн очень приятна, ее длинные светлые волосы забраны в строгий пучок. Трудно представить, что работа ее проходит в темном мире хулиганов, убийц и наркоманов, но она проявляет незаурядные способности, и вопросы ее точны, логичны и беспристрастны. Другого полицейского звали Берта Локк. Она носила униформу и работала в качестве стажера. Во время наших разговоров они включали магнитофон. Разговоры эти были самыми обычными, походили на беседы с врачами или с пассажирами, сидящими рядом в автобусе. Но мы возвращались к ним по нескольку раз, и они все добивались абсолютной точности: на каких поездах мы ехали, каков адрес квартиры, где мы остановились. Я надеялась, что они не поедут разыскивать миссис Бенедикт. Мне бы очень не хотелось, чтобы она узнала, что ее доброта оказалась бесполезной и что Меган не собирается умирать. Мне хотелось, чтобы они просто сказали мне, что с Меган.
— С Меган все в порядке, — сказала Джейн. — Она не сильно обгорела. Ты очень хорошо ее защищала.
Это должно было показаться мне довольно убедительным, но, как ни странно, так не произошло.
— Значит, ее отправили домой?
Джейн медлила с ответом.
— Нет, ее ненадолго задержали в больнице. Она не хочет ехать домой.
— Я должна была вам сказать об этом.
— Ее мать и отец очень беспокоятся.
— Отчим, — сказала я.
— Да, — сказала Джейн.
И на этом все закончилось. Никаких дальнейших разъяснений.
— С ней не может быть все в порядке, — сказала я. — Обычно дети не разжигают повсюду костры.
Я рассказала Джейн о других кострах, о ее нежелании идти домой. Она выслушала все, что я говорила без дальнейших расспросов.
— Полиция выдвинет против тебя обвинения, — сказала она как-то. — Будем надеяться, что судья будет снисходителен из-за сложившихся обстоятельств.
— Каких обстоятельств?
— Ты спасла Меган жизнь.
Теперь это звучит довольно странно. Все мои поступки были абсолютно эгоистичны, и я чувствую себя обманщицей. Никак не могу вернуть то ощущение силы, которое я почувствовала тогда, ощущение, что я наконец-то совершаю что-то нужное для другого человека.
— Но я же украла ее, — говорю я.
— Да, этот факт они не могут проигнорировать.
— Могу я ее увидеть?
— Нет, — говорит Джейн, — не думаю, что это возможно.
Я смотрю на картину сзади нее, пейзаж Ван Гога с синим-синим небом и оранжево-желтыми полями.
Адриан был у меня несколько раз. Он является один, с виноватым видом, как будто ему не следует сюда приходить. Он приносит мне книги, цветы, шоколадки, открытки. Никогда не приходит с пустыми руками, но Эмили и Рози он не приводит. А мне опять так хочется их увидеть.
— Как девочки? — спрашиваю я.
— Хорошо, — говорит он, — все хорошо.
Он не говорит мне, что Лесли не хочет, чтобы они приходили, что она боится выпустить их из виду. Но я-то знаю, что я Китти, которая крадет детей, Китти, которая крадет младенцев. Мне больше никогда не будут доверять. Иногда, среди ночи, я плачу, думая об этом. Я засовываю голову под одеяло и беззвучно реву в подушку.
— Мы должны были сказать тебе, — говорит как-то Адриан.
— Что сказать? — Несомненно, могут быть и еще какие-то тайны.
— О Дине.
О моей матери Дине. Кто-то в конце концов должен был заговорить о матери. Я думаю о том ужасном предательстве, которое я ощутила, когда появилась Маргарет.
— Вы все меня обманывали.
Он опускает глаза. Он смущен.
— Нам тогда не казалось это обманом. Ты была совсем маленькой, когда появилась у нас. Отец считал, что будет проще, если мы примем тебя как маленькую сестренку, тогда ты вырастешь, ощущая себя частью нормальной семьи.
— Семьи, которая скрыла от меня правду.
Он вспыхивает.
— Все было не так. Мы хотели защитить тебя.
— От чего защитить?
— Я даже не знаю, теперь это кажется довольно глупым. А тогда мы все с этим согласились. Думаю, мы считали, что отец скажет тебе, когда будешь постарше. Но позже это вошло в привычку, и изменить ее было слишком уж трудно.
— И ты никогда не думал, что я должна все знать.
Он колеблется:
— На самом деле, я думал об этом, когда собирал материал для книги. Тогда я начал понимать, что тебе необходимо это знать.
— Но ты же не сказал мне.
— Нет. Ты тогда потеряла ребенка. Время было неподходящее.
И какое же время можно считать подходящим для того, чтобы сказать кому-то, что он совсем не тот, кем он, по его собственному предположению, является?
— Меня удивляет, что Мартин ничего не сказал мне. Ему не очень-то удавалось хранить секреты.
Он кивает:
— Я думал, что он давным-давно все тебе рассказал, хотя, может быть, он просто забыл.
— Такие вещи не забывают.
— Думаю, что произошло именно так. Мы все забыли. В конце концов перестаешь думать о таких вещах, перестаешь полагаться на собственные воспоминания. Начинаешь верить в то, что никогда не происходило.
Вот и опять мисс Ньюман. Она появляется неожиданно всегда и во всем.
— Когда я писал книгу, то обнаружил, что Дину помню совсем мало.
— А тебе не захотелось с кем-нибудь поговорить о ней? Поделиться впечатлениями?
Он кажется обескураженным.
— Да, но…
— Не так-то уж хорошо все записывать, если не умеешь разговаривать с членами собственной семьи.
— Понимаю, это не может послужить мне оправданием. Теперь я это вижу.
Я беспокойно двигаюсь в кровати.
— От нас нет никакой пользы. Другие семьи что-то создают все вместе.
Он смотрит в пол.
— Мы все тебя любили, Китти. Ты была очень важна для нас.
— О… Адриан. — Никогда я не думала, что услышу, чтобы Адриан такое говорил.
— Мы допустили ошибку. Теперь я это понял. Ты имела право знать собственную историю.
