Прескотт яростно взмахнул ружьем и вдруг резко выдохнул. В момент удара Кавано присел и сделал выпад, проткнув бронежилет и ранив Прескотта в живот.
У Прескотта подогнулись колени. Он отшатнулся назад, глядя на окровавленное лезвие ножа, только что пробившее жилет, защищающий от пистолетной пули. Из-под жилета текла кровь, заливая его штаны. Глаза Прескотта расширились. Он просто не мог поверить, что такое возможно.
— Рана недостаточно глубокая, чтобы ты умер сразу, — сказал Кавано. — Ты будешь долго истекать кровью.
— Как это... — спросил Прескотт, резко вдохнув.
— Такой умный парень, как ты, должен бы догадаться. Жилет сделан из кевлара, прочного синтетического волокна, но он может сдержать только тупой удар пули.
— А острое лезвие ножа пройдет между волокон?
— Правильный ответ, — сказал Кавано, нанося новый колющий удар.
Но Прескотт использовал передышку, чтобы сменить тактику. Вместо того чтобы отшатнуться еще дальше, он неожиданно ринулся вперед, отбросив ружье в сторону, и обхватил Кавано, прижав его руки к телу. Кавано успел сделать лишь короткое режущее движение. Прескотт сцепил руки за его спиной и напряг мышцы, сдавив Кавано.
Кавано показалось, что его сжимают кольца стальной пружины. Он не мог ни пошевелиться, ни вдохнуть. Глядя в бешеные глаза Прескотта, оказавшиеся в нескольких сантиметрах от его лица, Кавано почувствовал, как начинает кружиться голова. В глазах стало темнеть. Руки были так плотно прижаты к бокам, что он не мог пошевелить ими. Прескотт прижался к нему настолько сильно, что Кавано не мог даже ударить его коленом в пах.
Отчаянным усилием он завел правую ногу за левую лодыжку Прескотта и выпрямил ее, сделав рывок. Прескотт начал падать назад. Кавано оттолкнул его и упал на него сверху, перебив ему дыхание.
Захват ослаб, и Кавано высвободился из него. Они покатились в разные стороны и вскочили на ноги.
Кавано сделал выпад.
Прескотт отскочил назад.
Кавано сделал еще один выпад.
Прескотт отскочил еще дальше. Ударившись об ограду террасы, он перевалился через нее и начал падать.
— Нет! — закричал Кавано.
Ринувшись вперед, он схватил Прескотта за руку, не позволяя ему упасть вниз.
Прескотт повис над обрывом. Он едва мог говорить.
— Пожалуйста... не... дай... мне... упасть.
— У меня все еще болит плечо, которое ты мне прострелил, — сказал Кавано, прижимаясь к стене. — Я не знаю, сколько времени смогу удерживать тебя.
Прескотт судорожно взмахнул второй рукой, хватаясь за руки Кавано.
— Страшно.
— Знаю, — ответил Кавано. — Благодаря твоему чертову гормону я тоже достаточно перепуган и с трудом контролирую свои руки.
Словно в подтверждение его слов залитые кровью руки Прескотта начали выскальзывать из захвата.
— Ради всего святого, — пробормотал Прескотт.
— Где противоядие?
— Что?
— Говори, где противоядие.
Сирены завыли у самого дома. У входа остановились машины. Загрохотали открываемые двери.
— Скажи мне, где противоядие, и останешься в живых.
Руки Прескотта продолжали скользить.
Кавано почувствовал, как его руки дрожат и слабеют.
Вздрогнув, он из последних сил сжал руки Прескотта.
—
— Может, мне сделать то, что приказывает этот человек? — спросил Кавано, двинувшись так, будто собирается отпустить руки.
— Нет, стой! — закричал Прескотт.
— Противоядие! Где оно?
— В доме!
— Продолжай, — сказал Кавано, изо всех сил удерживая Прескотта на весу.
— В моем укрытии! За мониторами! Аэрозольный баллончик красного цвета!
— Моли бога, чтобы это не была отрава против тараканов. Иначе ты пожалеешь, что я тебя не сбросил.
— Поднимай его! — крикнул Разерфорд. Он вошел на террасу в сопровождении фэбээровцев и полицейских. Все они держали в руках пистолеты. Со стороны противоположного угла дома появилась другая группа людей. У них в руках были пистолеты и ружья.
— Что с ним будет, Джон? — спросил Кавано, продолжая лежать, перегнувшись через ограду и держа Прескотта за руки. — Правительство пойдет на сделку?
— Ни в коем случае. О том, что произошло этой ночью, узнало слишком много людей. У газетчиков и тележурналистов по всему побережью появилась уйма вопросов. То же самое творится на кабельных телеканалах, в Интернете и во всех газетах на Восточном побережье. Если правительство в обмен на информацию решит заключить сделку с человеком, убившим уйму народу, вопросов станет еще больше. Его накажут.
— Что бы с ним ни сделали, этого будет мало. Послушай меня, Прескотт, — сказал Кавано, подымая его вверх. — В тюрьме тебе будет лучше снова отрастить брюхо, поскольку такой красавчик, как ты, возбудит в сокамерниках кучу романтических желаний. Или сожри очередную порцию стероидов и ходи в качалку, чтобы у тебя были силы от них отбиться. Настоящий страх у тебя еще впереди.
15
Кавано сидел рядом с Джэми, не позволяя себе уснуть. Яркий свет ламп в палате интенсивной терапии безжалостно резал ему глаза. Он ждал хоть чего-нибудь. Подрагивания век или шевеления губ. Катетер аппарата искусственного дыхания уже убрали. Джэми могла дышать самостоятельно. Приборы мигали и попискивали, отслеживая пульс, давление крови и записывая кардиограмму. Глядя на их показания, можно было сказать, что она потихоньку выздоравливает.
— Прошло уже двадцать четыре часа, и никаких рецидивов, — сказал ему хирург. — Просто превосходно.
Кавано молча кивнул в ответ. Ему оставалось только надеяться на лучшее.
— Почему бы вам не отдохнуть пару часов? — спросил врач.
— Если я вам не помешаю, я лучше останусь.
На часах было 6:37, когда зеленые глаза Джэми наконец-то открылись. Кавано запомнил эту цифру на всю оставшуюся жизнь. Она посмотрела перед собой, явно еще не совсем придя в себя. Когда она увидела перед собой Кавано, в ее взгляде появилась нежность.
— Ты меня слышишь? — спросил он.
Она едва заметно кивнула. Это движение далось ей с трудом.
— Если ты не помнишь, я повторю то, что часто говорил тебе, — продолжал Кавано. — Как только ты будешь в состоянии сделать это, мы отправимся домой в Вайоминг и останемся там.
Джэми постаралась зафиксировать взгляд на нем.
— Если бы я согласился возвратиться домой пораньше, тебя бы не ранили. Я не знаю, как загладить свою вину перед тобой, но постараюсь сделать это.
— Прескотт? — с трудом спросила она.
