дырявый котелок, три пустых консервных банки, попоны, железный лист и запихал все это в мешок, который смастерил из шкур. Закинул мешок на плечо, на другое — спальник, перевязанный ремнем, сплетенным из конского волоса, натянул маску, предохраняющую глаза от яркого света, и покинул свою зимовку.
Его шерстяные перчатки вконец истлели, и он соорудил себе толстые двойные варежки из того же кроличьего меха. Снегоступы оказались гораздо прочнее, чем он ожидал. Иногда кожаные ремешки обрывались и приходилось их связывать, но это происходило не так часто, чтобы портилось настроение, а потом он взял за правило каждый вечер проверять и чинить их.
Выбравшись из оврага, он остановился, чтобы бросить последний взгляд туда, вниз, где за деревьями скорее угадывалась, чем было видна укрытая лапником могила Сары. Он поклялся вернуться сюда. Повернувшись, Борн двинулся туда, откуда пришел. Первым пунктом на этом маршруте он назначил себе штольню в скале. Стремясь в точности повторить тот путь, который проделали они с Сарой, он даже ночевал в тех же самых местах — небольшом лесочке, потом — под теми поваленными стволами в виде буквы “V”.
Питались они запасами мяса, предусмотрительно сделанными Борном из части той добычи, которую притаскивал пес. Они и спали теперь рядом, подстелив попоны и согревая друг друга. За всю дорогу Борн не произнес и десятка слов; молча шагал и шагал вперед. Пес сновал вокруг и время от времени приносил в зубах какого-нибудь зверька, пополняя их съестные припасы. На четвертый день они добрались до ущелья. Проваливаясь в снегу, он миновал две полуразрушенные хижины и взял правее, поднимаясь на скалы, где снега было меньше и где можно было на время снять снегоступы. С удовольствием ощущая под ногами твердую почву, он пробрался по каменистой осыпи между скал и наконец увидел тот самый ржавый металлический сарай и вход в туннель. Здесь он устроил ночлег. Вспоминая, как все это было, когда Сара была жива, соорудил костер, согрелся, приготовил еду. Потом походил вокруг, внимательно осмотрел сарай, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки того, что здесь кто-то был, но ничего не нашел. На следующее утро опять надел свои снегоступы и двинулся дальше.
В лесу еще лежал глубокий снег. Проваливаясь в сугробы, Борн миновал тот распадок, где они с Сарой остановились после гибели Клер, С трудом он узнавал дорогу между деревьев, по которой возвращался в ту ночь, пытаясь найти Клер; пересек заснеженную равнину и оказался на окраине городка. Теперь здесь было лишь холмистое пространство, лишь кое-где на фоне сугробов, ярко освещенных солнцем, чернели недогоревшие стены, напоминая о том, что когда-то было на этом месте. Борн соорудил себе; укрытие из обугленных досок и отправился на поиски. Ни останков того человека, с которого старик снял скальп, ни самого старика, даже парня, которого Клер застрелила в конюшне, он не нашел. Не нашел он и тела Клер, которое только и было нужно ему…
Почему-то он был уверен, что они не могли увезти тело Клер с собой. Они наверняка нашли ее, может, бросили где-нибудь поблизости, а может, сожгли. Борн хотел обнаружить хоть какое-то подтверждение своей мысли, но понимал, что, пока не сошел снег, все равно это не удастся. Пообещав себе вернуться и сюда, он наконец прекратил поиски.
На снегу виднелись немногочисленные следы каких-то животных, правда, на глаза никто не попался, но к вечеру пес притащил белку. На следующее утро они отправились к реке. Она уже вскрылась — целую неделю стояла солнечная теплая погода. Ботинки и рваные шерстяные носки он засунул в мешок, взял на руки пса и перешел реку вброд. От ледяной воды свело ноги. Выбравшись на ту сторону, он долго растирал — их, восстанавливая кровообращение. Натягивая носок, он заметил кролика и выстрелил навскидку. Пуля угодила в лопатку и вырвала кусок мяса из груди. От того, что осталось, проку было мало, но он все-таки выпотрошил его, освежевал, завернул мясо в ту же шкурку и взял с собой. Они прошли по берегу, потом поднялись вверх по склону между деревьев и двинулись в сторону скального лабиринта, который вел в Овечью пустыню. К счастью, проход оказался не очень завален снегом. Он без труда пробирался по нему, перелез через — те валуны, которые когда-то со стариком сбрасывал вниз, один раз заблудился, зашел в тупика вернулся, нашел другой проход и наконец выбрался к Овечьей пустыне. Теплая погода все изменила вокруг. Снег еще лежал в ложбинах, но на пригорках таял вовсю; мокрые камни блестели на солнце. Обойдя каньон понизу, Борн нашел то место, которое осенью определил как высохшее русло ручья; оно еще было под снегом.
Неподалеку они остановились на привал. Найдя небольшое углубление под скалой, укрытое от ветра и посторонних глаз, он развел костер — самый большой из тех, что разводил раньше. Спички кончались. Он порадовался за себя, что сумел всю зиму поддерживать огонь в снежной пещере; маленький, костерок не угасал никогда. Теперь уже спички не имели такого большого значения; с каждым днем он приближался к людям.
Ему приходилось уже жить без огня раньше, ничего не случится, если придется провести так еще пару дней. На самом деле пора уже было подумать о том, как появиться на людях. Придется привести себя хоть немного в порядок, иначе не избежать лишних вопросов и чрезмерного внимания к собственной персоне, а это совсем ни к чему.
Потому он развел такой большой костер. В нише под скалой было даже жарко. Он разделся, впервые за много месяцев и поразился своему виду: кости выпирали, все тело было в язвах и фурункулах. Пришлось несколько раз греть воду, но зато он помылся, промыл все свои раны, подровнял ножом бороду, даже постирал нижнее белье и рубашку, стараясь обращаться с вещами понежнее, чтобы не развалились окончательно. Высушив все над костром, с удовольствием натянул на посвежевшее тело еще теплую одежду, почистил, как мог, штаны и куртку, потом разделил с псом остатки мяса, забрался спальный мешок и заснул.
Утром ему удалось подстрелить кролика. На сей раз рука не дрогнула; он попал точно в голову. Позавтракав, он выбрался из каньона на гребень и попытался разобраться в переплетении хребтов и распадков, где находится та будка лесника. Карты давно превратились в лохмотья, на которых уже ничего нельзя было разобрать, компас мог подсказать лишь генеральное направление. Проплутав полтора дня, Борн решил, что прошел эту будку стороной, но в этот момент с очередного гребня увидел ее прямо под собой, на поляне между деревьями, почти рядом, если идти напрямик. Но это оказалось невозможно, поэтому еще полдня ушло на то, чтобы кружным путем спуститься со скал и через лес добраться до нее. Было еще светло; внимательно осмотревшись по сторонам, он подошел к двери. Выломанный им замок остался на том же месте; если преследователи и приходили сюда, то постарались сохранить все как было. Отворив дверь, Борн помедлил на пороге и вошел внутрь. Судя по полкам с провизией, после него сюда никто не заглядывал. Увидев банки с тушенкой, вареной кукурузой и консервированными персиками, он обо всем забыл.
Борн провел здесь три дня. Он привел себя в порядок, отъелся, понимая, что прежде всего необходимо восстановить силы. Он заходил в будку, брал продукты и возвращался в свое логово, которое устроил поодаль, среди бурелома. Ночевал он тоже в лесу, без костра. Днем солнце светило вовсю, снег таял буквально на глазах. Борн отдыхал, наслаждаясь теплом.
На четвертый день Борн ушел, чувствуя себя гораздо лучше. Однако все его роскошные приобретения — свежая плотная рубашка, чистые носки, запас хлеба, консервированных персиков, тушенка — только острее подчеркивали отчаянное одиночество.
На шестой день горы остались позади. Спустившись по очередному распадку, заваленному камнями и полусгнившими бревнами (это была первая преграда, которую когда-то преодолели они с Клер и Сарой, уходя от погони), и пройдя несколько лесополос, располагавшихся уступами на склоне, он издалека увидел загон для скота, сарай и тропинку, убегавшую в прозрачный осинник.
Здесь снега было уже совсем мало. Во-первых, наступила весна, а во-вторых, в горах, на высоте, его всегда выпадает значительно больше. Кое-где уже виднелись прогалины. Борн осторожно, не удаляясь от опушки леса, разглядывал дом. Все вроде бы осталось по-прежнему. Так же сияли окна на закате, отражая солнечные лучи, так же стояла башенка на крыше; сарай на отшибе; вот и неплотно прикрытая задняя дверь, через которую он выбежал тогда. Ни дыма из трубы, ни следов, подсказавших, что кто-то хотя бы заглядывал сюда. Обойдя вокруг дома, он подошел ко входу. Колодец, крыльцо, двери на замке, каменный фундамент, деревянные бревна над ним — как давно он их не видел! Но ночевать из соображений безопасности он все же ушел в лес. На следующее утро он решился зайти в дом. Войдя через заднюю дверь, он обошел комнаты первого этажа, даже заглянул в шкафы. Оставив собаку внизу, поднялся на второй этаж, проверил спальни и платяные шкафы, взобрался по лесенке в башню. Пустота. Оконце,
