тоже постепенно останавливались. Человек в штатском смотрел, как кавалеристы сосредотачиваются справа от него. Они глотали слюну, вытирали лица, их рубашки потемнели от пота, руки крепко сжимали поводья. Облако пыли улеглось. Теперь впереди были отчетливо видны всадники, покрытые пылью, которые съезжали вниз с откоса. На холме поблескивали ружья. Человек, отдавший приказ подтянуться — теперь он видел, что это был майор Томпкинс, без шляпы, в бриджах и рабочей рубашке, с запыленными тонкими усами, — подъехал ближе. Они выжидательно смотрели на него, а он оглядел налетчиков, потом своих солдат и наконец сказал:
— В линию.
— Да, сэр, — широко улыбаясь, ответил сержант.
Остальные тоже заулыбались. Потому что они вовсе не возвращались в лагерь. Это был первый приказ для начала наступления, и, учитывая, как беспорядочно они съехались, человек в штатском мог только восхищаться быстротой, с которой они выстроились в линию: каждый солдат в своем взводе, каждый взвод на своем месте. Он пришпорил лошадь, занял место на левом фланге линии; майор проскакал вдоль построения, чтобы убедиться, что все на местах, приблизился, остановился и посмотрел на него. Человек в штатском кивнул. Майор кивнул в ответ. Затем майор перевел взгляд на солдат и сказал: “Проверьте пистолеты”. Но они опередили его — уже вынимали старые обоймы, проверяли затворы, с нестройным металлическим лязгом вставляли новые обоймы. Они сидели на лошадях в напряжении и готовности, сжимая пистолеты так, что костяшки пальцев у многих побелели.
Майор еще раз оглядел их и скомандовал:
— Шагом.
— Да, сэр, — отозвался сержант и повторил команду. Они двинулись друг за другом, как на скачках, когда стартуют одновременно.
Некоторое время они медленно скакали вперед, давая лошадям возможность войти в ритм движения. Потом майор скомандовал: “Рысью”, сержант отозвался, потом последовало:
“Вскачь”, и как будто огромная машина пришла в движение: гладкая, большая и мощная, которую почти невозможно остановить. Позади человека в штатском клубилась пыль, кавалеристы справа от него держали поводья в левых руках, правыми сжимая пистолеты.
Затем прозвучала команда “Галопом”, и на этот раз сержанту не пришлось ее повторять. Лошади неслись слаженно, старались удержаться в едином ритме, и всадникам нужно было всего лишь ослабить поводья, и лошади сразу перешли на галоп. Перед ними замаячил холм, обороняемый арьергардом налетчиков: отблески ружей, летящие пули. Один за другим конники приподнимались в седлах, наклоняясь вперед, наконец майор скомандовал: “Огонь!”
И они открыли огонь, наклоняясь вперед, держа пистолеты над головами лошадей, между ушей: свистели пули, от отдачи дергались руки, сыпались гильзы, как будто целую повозку патронов опрокинули в огонь. Залп за залпом катились по плоской пустынной равнине, стреляли из пятидесяти пистолетов. Колонна почти взобралась на холм, пули со звоном отскакивали от камней, кактусы разлетались, а мексиканцы на вершине отстреливались. Средняя линия держалась слегка позади, а фланги двигались вперед, и кавалеристы принялись взбираться на холм полукруглым порядком, стреляя, перезаряжая пистолеты. У некоторых кончились патроны. Держа поводья в левой руке и этой же рукой перезаряжая пистолеты, они продолжали стрелять. Все камни и кактусы на вершине буквально взрывались, налетчики падали, отступали, кавалеристы теснили врага, и наконец они достигли вершины, но там уже не было никого, повсюду валялись одни трупы, а оставшиеся в живых спустились за холм. Некоторые кавалеристы устремились в погоню, но тут майор прокричал:
“Стой!”, остальные спрыгнули с лошадей, держа ружья наготове. Майор снова крикнул: “Стой!” Сержант повторил команду. Им пришлось прокричать еще раз, пока их слова услышали солдаты, съезжавшие с холма; они натянули поводья и вернулись. Те же, кто выхватил ружья, начали стрелять. Они стреляли лежа или с колена, затем двинулись вниз с вершины холма, продолжая стрельбу. Всадники у подножия холма падали с лошадей, а солдаты, спускавшиеся вниз, снова поднимались наверх. Они прыгали с лошадей, хватали ружья и продолжали стрелять. Мексиканцы падали, потом их стало меньше. Затем мишени превратились в удаляющиеся пятна пыли… Майор приказал: “Прекратить огонь”. Некоторые продолжали стрелять. “Прекратить огонь!” — скомандовал сержант. Стрельба прекратилась.
Налетел ветер, ударил в солдат песком. Никто не двинулся с места. Потом кто-то закашлял. Другой, лежавший на животе с ружьем наизготовку, перевернулся на спину. Еще один вытер губы. “Господи”, — сказал кто-то. Все было кончено.
Солдаты смотрели друг на друга, ощупывали себя, чтобы понять, не ранены ли они. Многие осматривали взмыленных лошадей. Майор обернулся к штатскому.
— Они скоро приведут нас на границу? — Человек в штатском не понял. Потом до него дошло. Майор, очевидно, так увлекся погоней, что даже не заметил разделительной полосы, через которую они промчались. Он сдвинул шляпу и вытер вспотевший лоб. Потом показал рукой.
— Майор, по-моему, проскочив ее, мы продвинулись мили на четыре.
Майор не шевельнулся. Он пристально посмотрел на него, потом огляделся и, покачав головой, еле заметно улыбнулся. Человек в штатском улыбнулся в ответ и кивнул.
— Сержант, — сказал майор. — Пошлите посыльного в лагерь. Пусть доложит полковнику, что мы сделали, и попросит указаний.
— Да, сэр.
— Постойте. Давайте уточним. Пусть спросит у полковника, можем ли мы продолжать в том же духе.
— Да, сэр, — сказал сержант, оглядываясь.
Они ждали сорок минут, и, когда посыльный вернулся, выяснилось, что полковник не ответил, предложив действовать на усмотрение майора.
На усмотрение майора надо было продолжать преследование.
Они вскочили на лошадей и двинулись вперед, а мексиканцы, очевидно, не ждали погони, потому что через час кавалеристы снова догнали их, и было еще одно сражение, потом еще, и так продолжалось до утра, пока мексиканцы наконец не перестали оставлять арьергард для защиты и бросили все триста человек против пятидесяти кавалеристов. Американцам оставалось только занять позиции и перегруппироваться.
Оба войска встали в линии друг против друга, на расстоянии четырехсот ярдов. К тому времени наступил полдень. Ни еды, ни воды. Лошади выдохлись, боеприпасы кончались, и, подождав в течение часа нападения мексиканцев, майор скомандовал отступать. Возвращались медленно, лошади валились с ног, солнце жарило вовсю, люди чуть не падали с седел. Но на пути они насчитали тридцать убитых мексиканцев, подобрали несколько повозок с едой и одеждой, два пулемета, десяток ящиков с оружием и боеприпасами. Всю дорогу двигаясь через пустыню, они натыкались на лошадей, как своих, так и мексиканских. Человек в штатском помог забрать их с собой.
Глава 13
Прентис ухватился за ботинки, а его напарник за запястья. Они, согнувшись, подняли тело и потащили к огню. Даже завязав платком рот и нос, он не мог сдержать кашля. Он кивнул напарнику, они подняли тело выше, раскачали и с размаха отпустили его. Тело упало в огонь, на верхний труп в куче. Оранжево-белое пламя охватило волосы, поднялся черный дым. Ему пришлось отвернуться: невыносимым казался звук горящей плоти, пузырящийся и стекающий ручьями жир. Он отошел к трупам, сложенным, как поленница; они были покрыты насекомыми — маленькими жесткими жуками, которые бегали по одежде, выползали из ран и открытых ртов.
И мухи. Он слышал, что в пустыне мух нет, но это явная неправда. Потому что и мух было полно; на полуденной жаре трупы уже начали раздуваться, и даже в перчатках, почти ничего не касаясь, кроме ботинок, он чувствовал тошноту от ощущения плоти под руками.
Прентис посмотрел в направлении города. Низкие квадратные дома, в двух сотнях ярдов. Уже больше часа прошло с того времени, как прибыла последняя повозка с трупами, подобранными на окраинах, поэтому он решил, что вряд ли их будет еще много. И так достаточно. Сорок трупов уже сгорели, еще пятьдесят лежат сваленные в кучу, и, похоже, придется разводить еще один костер. Позади что-то громко шлепнулось, но он не обернулся. Наверное, в городе сейчас наводят порядок, работы хватит на несколько дней. Один
