— Ясно.
Окружной департамент по связям с общественностью находится в том же здании этажом выше. Приходится ждать, пока начальник, вернее начальница, не вернется с заседания. Зовут ее, судя по табличке, Бекки Хьюз.
А вот и она! Пожимает тебе руку и приглашает в кабинет. Довольно миловидная, со вкусом одетая блондинка возрастом чуть за тридцать. Наверняка старательная, раз успела стать начальницей департамента.
— Администратор поступил совершенно правильно, — заявляет Бекки.
Тебя ее слова явно не убедили.
— Из всех законов и правил существуют исключения, мисс Хьюз, особенно в случаях крайней важности.
— Крайней важности? — переспрашивает Бекки. — При усыновлении нет ничего важнее, чем сохранить анонимность биологической матери. — Она берет стоящий на окне кофейник. — Хотите кофе?
— Нет, спасибо, — качаешь головой ты. — Нервы и без того на пределе.
— Без кофеина!
— Тогда почему бы и нет! Мне черный.
Разлив горячий напиток в чашечки, Бекки усаживается в кресло напротив.
— Отдав ребенка на усыновление, женщины испытывают чувство вины. Иногда это совсем молодые девушки без средств, иногда незамужние женщины, иногда многодетные матери... Как бы то ни было, если вместо аборта женщина решает родить ребенка и отдать на усыновление, она переживает колоссальный стресс. Чтобы с ним справиться, необходимо абстрагироваться от прошлого: с ребенком все хорошо, но он далеко, на другой планете... Лично я считаю, просто бесчеловечно по прошествии многих лет разыскивать несчастную мать и напоминать ей о содеянном.
— В данном случае мать, скорее всего, уже мертва...
— Продолжайте, мистер Вайнберг.
— А я представляю не интересы клиента, а...
— Свои собственные?
— Да...
Неожиданно для себя ты рассказываешь о трагической гибели двух самых дорогих людей на свете.
— И вы хотите знать, являются ли они вашими биологическими родителями?
— И есть ли у меня брат или сестра и... — Ты едва сдерживаешься, чтобы не добавить «настоящий ли я еврей».
— Извините, мистер Вайнберг, но вы поступаете неразумно.
— Именно так считают мои дядя и жена, а также и шериф из Редвуд-Пойнта.
— Из Редвуд-Пойнта?
— Да, это городишко в сорока милях к югу.
— Сорок или сорок тысяч миль... Какая разница? Разве Эстер с Саймоном вас не любили?
— Обожали, — шепчешь ты, на глаза наворачиваются слезы.
— Значит, они и есть ваши настоящие родители! Мистер Вайнберг, меня удочерили, а когда я подросла, стали бить и издеваться. Поэтому я и работаю здесь, чтобы с другими детьми ничего подобного не случилось. Но тем несчастным женщинам желаю только добра. Раз они решили, что не смогут вырастить ребенка должным образом, то, по-моему, заслуживают если не уважения, то хотя бы понимания.
— Совершенно верно, однако я не хочу встречаться с матерью. Она, скорее всего, мертва. Мне бы только узнать, усыновили меня или нет.
Бекки разочарованно качает головой, берет трубку и набирает какой-то номер.
— Это архив? Привет, Чарли, как жизнь? Я тоже в порядке. Слушай, к тебе тут приходил адвокат, хотел закрытые файлы посмотреть. Да, ты все правильно сделал. У меня просьба... Просто посмотри, есть там его свидетельство или нет, больше ничего. — Бекки передает дату, место рождения и фамилию усыновителей. — Да, подожду... — Кажется, минута тянется бесконечно. — Да, Чарли? Угу, спасибо огромное. — Она кладет трубку. — Мистер Вайнберг, ваших данных там нет. Вас не усыновили. Возвращайтесь к своей семье.
— Если только...
— Если только что?
— Возможно, усыновление было организовано не официально, а в результате личной договоренности между биологической матерью и усыновителями. Слышали о так называемом «сером рынке»?
— Слышала. В любом случае усыновление должно быть разрешено официально и документально зафиксировано. А еще... — Бекки нерешительно мнется. — Лучше попробую так объяснить. Сейчас детей на усыновление почти не отдают — из-за легализации абортов, широкого выбора противозачаточных средств. Однако даже в наши дни усыновляют только белых малышей европеоидного типа. Ни темнокожих, ни мулатов, ни азиатов, а лишь белых. А в тридцатые ситуация была совершенно иной. Забеременев, белые девушки стремились избавиться от ребенка. Не хочу вас обидеть, но...
— Все в порядке.
— Ваша фамилия Вайнберг, значит, вы еврей. И в тридцатые, и сейчас большинство пар, желающих усыновить ребенка, были протестантами и хотели малыша от матери-протестантки. Если бы вас отдавали на усыновление даже полулегально, вряд ли нашлось бы много желающих. Боюсь, в конце концов у вашей матери остался бы только один вариант...
— 'Черный рынок'? — подсказываешь ты, чувствуя, как на виске начинает биться жилка.
— Да, продажа ребенка, что является нарушением аболиционистского закона. В таких случаях врачи и юристы наживаются на отчаявшихся стать родителями парах.
— А если у моей матери были шотландские корни?
Бекки растерянно качает головой.
— Хотите сказать, что...
— Еврейские пары, — хмуришься, вспоминая фамилии, мелькавшие на свидетельствах: Майер, Бегельман, Маргулис, Вайнберг.
— Думаете, они так хотели детей, что согласились...
— Да, усыновить протестантских малышей.
Все это только догадки. Единственное, что якобы связывает тебя с Мэри Дункан, — отказ, который она подписала в Редвуд-Пойнте за неделю до твоего рождения. Доказательство, прямо сказать, неубедительное, на суде такое не представишь. Даже большое число еврейских фамилий на выданных в Редвуд-Пойнте свидетельствах о рождении может иметь вполне невинное объяснение: на курорте привечали евреев, синагогу построили, подавали кошерную еду...
Почему же тебе так неспокойно? Что не дает заснуть и заставляет мерить шагами гостиничный номер? Как действовать дальше? Вернуться в Редвуд-Пойнт и еще раз расспросить шерифа Китрика? О чем? Он скажет то же, что и Бекки Хьюз: «Это все домыслы, мистер Вайнберг, а доказательств нет».
И тут тебя осеняет. Доктор Джонатан Адамс! Тот самый, который заверил не только твое, но и свидетельства всех рожденных в Редвуд-Пойнте детей. Ты ликуешь... потом одергиваешь себя. Доктора-то, наверное, нет в живых. Хотя почему, совершенно необязательно! Саймон и Эстер были живы еще три недели назад. Горло судорожно сжимается: Саймон и Эстер... Кто знает, может, доктор Адамс был их ровесником?
Где же его найти? Клиника в Редвуд-Пойнте закрылась еще в сороковые, так что доктор мог перебраться куда угодно. Рука машинально тянется к телефону. Год назад ты представлял на суде интересы молодой женщины, лишившейся зрения в результате преступной халатности офтальмолога. Сколько часов пришлось вести переговоры с представителями Американской медицинской ассоциации! До сих пор помнишь наизусть телефон их горячей линии.
— Справочная медицинской ассоциации, слушаем вас! — говорит бодрый мужской голос. — Доктор Джонатан Адамс? Такой не значится... Подождите, есть Джонатан Адамс-младший, акушер из Сан- Франциско. Рабочий телефон...
Быстро записываешь номер, и вот пальцы снова порхают по телефонным кнопкам. В медицине семейственность принята не меньше, чем в юриспруденции, да и сыновей часто называют так же, как отцов.
