– Страшнее того, что ты идешь, тесно прижавшись к вампиру, даже представить невозможно.
Мои глаза сами собой распахнулись: его взгляд горит красным светом, широкая улыбка полностью обнажает внушительного вида острые клыки и без того бледная кожа в неясном отблеске свечей кажется прозрачной. Мое сердце дрожит, как овечий хвостик.
– Морис, прекрати меня пугать.
– Страх, исходящий от тебя, волнует и возбуждает. Становится довольно сложно держать себя в руках, но еще труднее отказать себе в этом маленьком удовольствии. Он так и продолжает улыбаться.
– Если ты не перестанешь, я сама тебя напугаю! Мой жалобный писк только добавил страха.
Легкое прикосновение к подбородку его холодных пальцев привело меня в чувство. Словно и не было ничего.
Что там дальше? Небольшая ниша, никакого намека на дверь. Еще один скрытый в стене механизм и очередные ступени вниз. Куда же еще глубже?
– Это моя святая святых.
Судорожным движением набрала в легкие воздуха. Еще одно помещение, такое же огромное, как предыдущее. Пол и стены выложены плитами с какими-то символами, надписями и рисунками. На высоких каменных столах ларцы. Это уже пещера Али-Бабы. Морис открывает один из них:
– Выбери себе что-нибудь ко дню свадьбы.
Передо мной переливаются всевозможными цветами драгоценные камни, причудливо украшающие перстни, гривны, диадемы, браслеты – от старинных тяжелых до тонких, словно сотканных из золотых нитей.
– Я не знаю, что взять, выбери сам.
– Тогда вот это, – Морис протягивает ажурное колье с ярко-голубыми сапфирами очень тонкой и изящной работы. – Оно подойдет к твоим глазам.
Несмело подставляю ладошку. Украшение кажется почти невесомым, камни нагреваются в руках. Раскрыв другую мою ладонь, Морис осторожно опускает в нее сапфировые сережки. – Откуда все это?
– Когда погибает один из вампиров, древних, разумеется, накопленное им богатство переходит к тому, кого тот считает достойным. Бенедикт Пайк посчитал меня таковым. Остальное – с миру по нитке. Плюс еще рудники в окрестностях Дак-Сити.
При этих словах Морис показал мне ларчик размером с обувную коробку, доверху наполненный сверкающим сине-голубым, зеленым и желтым чудом. Все мыслимые и немыслимые оттенки существующих в природе цветов.
– Мастеру не подобает быть нищим, – добавил он с усмешкой.
Впечатляет гораздо больше, чем состояние на банковском счете. Когда он успел заметить, что алчность не является одним из моих пороков?
– Спасибо за подарок, Морис, я доверяю твоему вкусу и постараюсь не испортить впечатление. Сюрпризы закончены?
– А тебе для первого раза мало?
– Я – человек неугомонный. Пока рассудок выдерживает, – внимательно рассматриваю изображения на полу и на стенах. – Это что-то означает? Неужели ты всерьез думаешь, что символы, обращенные к каким- то там духам, помогут сберечь сокровища?
– Это, скорее, дань моим давним увлечениям. Я рассказывал тебе. С помощью символики можно просто-напросто общаться. Например, обычный горизонтальный штрих может обозначать: требование пассивного женского поведения, требование лечь, сложить оружие, прекратить сопротивление. А крест еще в древней символике обозначал страдание. Шестигранная звезда с точкой посередине обозначает золото или солнце в кругу других шести металлов или планет. Рассказывать можно бесконечно, но человеку, далекому от каббалистики, это может показаться скучным и неинтересным.
– А что означает эта светящаяся звезда с буквой «С» в сердцевине?
– Ты совершенно правильно дала название этой пентаграмме. Пламенная звезда – знак всемогущества и духовного самоконтроля. Ты очень внимательна, Гленда. Приложи к ней руку.
На этот раз плита подалась вглубь, оставляя узкие проходы с двух сторон. Любопытство превозмогает осторожность. Что я там увижу? Гроб! На возвышении, массивный, из полированного черного дерева, старинной формы, сужающийся книзу. Крышка плотно закрыта, на ней огромный литой серебряный крест с фигурой распятого Иисуса. Оглянулась на Мориса. Надеюсь, он пустой? Балантен очень напряжен. Я провожу рукой по распятию и буквально спиной чувствую, как Морис вздрогнул.
– Вот в этом гробу я пролежал три месяца. Внутри он весь исцарапан. Я все равно пытался из него выбраться, хотя и знал, что это невозможно. Чаще всего после такого наказания вампир сходит с ума. Я оказался сильнее.
– Давай уйдем отсюда, – беру Мориса за руку, нежно поглаживая пальцем холодную ладонь. Плита встала на свое место.
Когда мы наконец вышли из подземелья, дом показался мне уютнее и приветливее, чем на первый взгляд.
– А где может быть Рей?
Морис прислушался.
– На верхнем этаже, убалтывает того, кто в Древнем Риме был гладиатором.
– Сах? Не может быть!
– Очень даже может. Спроси у него сама. Ему более двух тысяч лет.
Я пулей взлетела на третий этаж, ворвалась в комнату и уставилась на Саха. Он был современником всех великих людей, свидетелем величайших свершений человечества и даже рождения Христа. Мои размышления прерывает голос Рея:
– Мы боролись, и Сах победил! И я рассказываю, почему летают самолеты. А где вы были? Я оставил Ганешу внизу. Я пошел.
На лице огромного реликта читаю обреченность.
– Простите, Сах… – начинаю я разговор.
Но гигант неожиданно обнажает такие устрашающие, желтые, мощные клыки, что я отшатываюсь в сторону, чуть не сбив инкрустированный столик, больно ударившись ногой, и оказываюсь за спиной Мориса, который, впрочем, не кажется мне надежной защитой. Из своего убежища я только пролепетала:
– Сах, я же попросила прощения.
Не знаю, что сделал Морис, но Сах как будто растворился, пропал с глаз долой, и я облегченно вздохнула. Только губами потянулась к губам Мориса, как возник Рей:
– Когда вы поженитесь, мы все время будем вместе? Морис, ты не уйдешь, как Майкл, и будешь моим папой? Я стану хорошо себя вести.
Его глаза уже слипаются после долгого интересного дня. Я вздохнула:
– Нам пора ехать. Боюсь, Реймонд заснет прямо в машине.
Морис аккуратно берет малыша на руки и трется носом о его мягкую щечку.
– Не надо никуда ехать. Вы останетесь здесь. Правда, сладкий? Хочешь, папа сам тебя уложит?
Рей обхватил ручками шею Мориса и, склонив голову ему на плечо, сразу начал дремать, посапывая носом. Балантен облизнулся, но это движение не напугало меня и даже не насторожило. На этот раз это было сделано совсем по-человечески, от волнения, от переизбытка чувств, как угодно, но только не плотоядно. Сейчас мне совсем не хочется думать о подлинной сущности того, кто держит на руках моего сына, бережно прижимая его к своей груди. Я еще до конца не осознала, до какой степени можно доверять вампиру, но усиленно гнала от себя мысль, что Мастер способен причинить нам хоть малейший вред. Конечно, можно окончательно отбросить все сомнения, но сам Морис почему-то не дает мне этого сделать. Я обязательно подумаю над этим, но потом, а сейчас мы вместе уложим нашего ребенка (ну вот, я уже говорю: нашего!), и тогда у нас будет целая ночь впереди. Нет, пожалуй, на всю ночь меня не хватит.
Рей уже видит десятый сон, раскинув ручки и ножки на мягкой перине. Наверное, раньше на этой кровати спала Ганеша. Кукла, названная ее именем, сидит рядом в кресле. А мы стоим по разные стороны кроватки и смотрим на спящего малыша.
– Морис, когда мы сможем ехать на ферму?
– Мне нужно еще два дня, чтобы закончить дела в Лос-Анджелесе. Понимаешь, семилетний мальчик-
