порядке? Чем я могу…
Голос на другом конце провода прервал его.
— Не обо мне речь, а об Ахмеде.
— Что?
— Он умер. Покончил с собой. Вчера.
Краска сбежала с лица Билла.
— О черт! — Его голос понизился до шепота. — Черт! O merde![2] — Он прошептал последнее слово несколько раз, словно ругал самого себя. Тряхнул головой, собираясь с мыслями. — Что?.. Я хотел сказать, как?..
— Он выбросился из окна. Двадцать третий этаж.
— Боже мой. — Билл тяжело опустился на подставленный Соланж стул. Его голос звучал приглушенно, отрешенно. — Ваш отец? Мать? Они очень переживают?
— Мама живет на успокоительных таблетках, а отец держится молодцом, хотя в его-то состоянии… Это он просил позвонить вам. Он хочет, чтобы вы прилетели на похороны.
Голова Билла пошла кругом.
— Разумеется, Кельтум. Передайте ему, что я обязательно прилечу. Когда похороны?
— Мы еще сами не знаем. Через несколько дней. Я сообщу вам при первой же возможности.
— Спасибо. — Он помолчал. — А вы, Кельтум? Как вы себя чувствуете?
— Благодарю вас. — В ее голосе появилась еле заметная жесткая интонация. — Не беспокойтесь обо мне. Я все выдержу.
Билл хотел было что-то сказать, но в последнее мгновение передумал.
— Великолепно, — прошептал он. — Берегите себя, Кельтум. Спасибо, что сообщили.
Он посидел еще несколько секунд, не выпуская трубку из рук, невидящим взором уставившись куда-то вдаль. Соланж забрала у него трубку и осторожно положила на рычаг.
— Кофе? — И не успел Билл кивнуть, как она налила ему из стоявшего на столе кофейника. — Плохие новости? У вас жуткий вид.
Он одним глотком выпил кофе, зажал голову в ладонях и закачался из стороны в сторону.
— Плохие. Очень плохие. Это была сестра Ахмеда Бенгана.
— Кельтум? Та самая, которая когда-то у нас здесь работала?
— Да, та самая. — Голос Билла звучал еле слышно, он с трудом выговаривал слова. — Она пробыла у нас несколько месяцев. — Он помолчал, пальцами помассировал виски. — Вчера Ахмед покончил жизнь самоубийством.
Соланж судорожно закрыла рот рукой.
— О Господи! Вчера! Вы хотите сказать… да ведь я же разговаривала с ним в понедельник. Боже… — Она тяжело опустилась на стул. — Ужас какой.
Дрожь пробежала по телу Билла.
— Я виноват. — Его голос звучал как бы издалека. — Я должен был поговорить с ним в понедельник. — Он вскинул глаза. — Господи, Соланж! Я должен был поговорить с ним еще
Билл открыл глаза, повернул голову и уставился в иллюминатор. Там, на востоке, куда летел самолет, начало светлеть небо. С тех пор как они вылетели из Нью-Йорка, он никак не мог уснуть: не давали покоя кошмары. Ахмед падает кувыркаясь и разбивается об асфальт, его мозг и кровь брызжут на прохожих. Ужасная картина внезапно сменяется воспоминаниями об их дружбе. Вот первая встреча. Он воссоздавал ее мысленно множество раз, каждая подробность вырисовывалась так четко и ясно, словно это произошло вчера.
…Шел 1968 год. Приближался к концу год его пребывания в Париже. Волшебный, восхитительный год! Возбуждала сама атмосфера города. Кафе были переполнены завсегдатаями, спорившими до глубокой ночи. Все с радостным нетерпением ждали каких-то важных событий. И в мае они разразились. В Париже, Лондоне, Праге, в американских университетских городках словно прорвало плотину и бурным потоком смыло все классовые и расовые барьеры. Упоительное было время, а Париж был самым упоительным городом в мире.
Сорбонна стала одним из центров движения, и Билл с удовольствием окунулся в работу: принимал участие в первых сидячих забастовках, распространял листовки и помогал организовывать марши. Радостное, приподнятое настроение охватило всех. Правительство зашаталось, казалось, оно вот-вот падет. А что или кто его заменит — это никого не интересовало. Перемены стали самоцелью. А потом вдруг все пошло наперекосяк. Вспыхнуло насилие. Счастливое, возвышенное состояние растворилось в клуба?х слезоточивого газа и в потасовках с вооруженными дубинками полицейскими.
Билл был одним из распорядителей марша. Несмотря на все их усилия, в ряды демонстрантов проникли анархисты в мотоциклетных шлемах, захватили инициативу и пошли во главе колонны. Возле моста Сен-Мишель дорогу преградили полицейские в боевых доспехах. Мрачные, несговорчивые, молчаливые, они словно знали, что будет заварушка. В них полетели камни и бутылки с зажигательной смесью — «коктейль Молотова», горючая жидкость потекла под ноги полицейским и быстро превратилась в лужицы пламени. Это словно послужило сигналом для полицейских, и они бросились в атаку. Из боковых улиц на подмогу хлынули новые отряды полиции и набросились на мирных демонстрантов, шедших в хвосте колонны. Их натиск разрушил колонну, под ударами дубинок люди шатались и падали.
Билл увернулся от дубинки, хотел убежать и тут увидел, как полицейский изо всех сил ударил какую-то девушку кулаком в солнечное сплетение, она упала на мостовую. Билл бросился на помощь, оттолкнул полицейского. На его плечи с размаху опустилась дубинка, он упал на колени. Попытался образумить негодяя, но получил еще один сокрушительный удар. Из раны на лбу заструилась кровь. Девушка исчезла, растворилась в толпе.
Ловко увернувшись от еще одного удара, Билл вскочил на ноги и побежал. Спотыкаясь, одолел площадь Сен-Мишель и вскоре оказался на тихой узкой улочке, застроенной домами восемнадцатого века, со стенами из черного камня и крытыми галереями.
С трудом переводя дыхание, он прислонился к стене. Шум на этой улице казался ему пением райских птиц после ада, из которого он только что вырвался. Вдруг из-за угла выбежали трое мужчин и, развернувшись по ширине улицы, двинулись ему навстречу. Они были в джинсах, кожанках и мотоциклетных шлемах. У каждого нижняя половина лица была скрыта шарфом, в руках зажаты короткие стальные прутья. Сначала Билл принял их за компанию анархистов, спешивших поучаствовать в заварушке, но понял, что ошибся, когда один из них что-то крикнул своим приятелям, указывая на его залитое кровью лицо. Не успел он выпрямиться, как они все разом набросились на него и с видимым удовольствием принялись избивать. Билл прижался спиной к высоким двустворчатым дубовым воротам, отделявшим чье-то частное владение от улицы.
Стальной прут с размаху врезался в его плечо. Он попытался закрыться руками, но в этот миг страшный удар почти оглушил его. Обезумев от боли, он вскочил на ноги, согнутой в локте здоровой рукой закрыл лицо. И в ту же секунду его ударили по голове, из глаз посыпались искры.
Он упал на одно колено, а когда в голове немного прояснилось, увидел человека в мотоциклетном шлеме, нависшего над ним словно башня и потрясавшего металлическим прутом. Билл снова попробовал встать на ноги, все вокруг поплыло, громила, казалось, качался из стороны в сторону. И тут опять свет померк в его глазах. Он оперся об угол стены, вытянул вперед руку в тщетном усилии отвести от себя удар. Двое других бандитов подзадоривали приятеля. Биллу чудилось, что они кричат где-то далеко-далеко.
Бандит переступил с ноги на ногу, он не спешил. Медленно поднял руку с прутом и вдруг как-то странно дернулся и повалился назад. Прут упал на землю, даже не задев Билла. Боль и тупое изумление сквозили во взгляде бандита.
Билл провел рукой по лицу, отбросил назад прядь доходивших до плеч светлых волос. Между ним и тремя бандитами стоял стройный черноволосый парень, его ровесник. Ноздри изящного носа подрагивали, в черных глазах, вызывающе смотревших на бандитов, смешались страх и ненависть. Бандиты, замотанные
