Закрыв глаза, стараясь медленно и глубоко дышать, умирающая взывала к хранителям тайн.
– Она в опасности, – внезапно вырвалось у Флоры. – Я не могу уйти, пока она в опасности!
Вдох. Выдох.
– Он знает, что таится в ее сознании. Пожалуйста, отпусти ее!
Флора сжала последнюю бусинку. По щеке скатилась слеза.
В комнате было темно. Небо хмурилось, по стеклу упорно барабанил дождь. Сидя у окна, мужчина напряженно вслушивался в отдаленное ворчание грома. Сегодня грохот бури особенно действовал ему на нервы.
«
Гнев и отчаяние лишь однажды овладели им с такой силой, что он, не помня себя, наворотил такого!.. Впрочем, это было много лет назад и за прошедшие годы он сумел вычеркнуть неприятный эпизод из памяти, убедив себя в случайности происшедшего. Но иногда в темноте, особенно один на один с грозой, прошлое настигало его, беспощадно напоминая о том, что он был вовсе не единственным свидетелем своего позора.
Хотя раз прошло столько времени, а свидетельница так о себе и не напомнила, логично предположить, что страх перед увиденным породил высокую и прочную стену молчания, оградившую мир от правды.
Впрочем, и самые неприступные стены иногда дают трещины.
Празднество давно кончилось, а Изабель почему-то не спалось. Возможно, мешала гроза, беспрестанно громыхавшая за окнами, – Изабель всегда беспокойно реагировала на природные катаклизмы. Гром, молния, порывы ветра, пелена дождя – все это она подсознательно связывала с насилием.
Не спалось еще и потому, что утром надо улетать в Барселону.
Нынешняя ее поездка особенно тяжела. Изабель беспрестанно мучила мысль о том, что ей предстоит увидеть, как уходит из жизни Флора. Сестра бабушки была ее единственной родственницей, но дело тут не только в родственных узах. Именно Флора научила Изабель эстетическому восприятию действительности, именно она разбудила в ней творческое воображение.
Во многом гнетущее состояние девушки объяснялось каким-то смутным подозрением, но каждый раз, когда она пыталась во всем разобраться, перед ее мысленным взором вставала Барселона. Ехать или не ехать? Где опасность – там или здесь? Неужели кто-то и впрямь угрожает ее жизни, или неприятные предчувствия навеяны скорбью по Флоре?
Сейчас ей ужасно недоставало любимого. Не хватало его рассудительности, его силы духа, его способности раскладывать все по полочкам; не хватало его крепких объятий. Но Изабель его отвергла. Она не могла бы этого полностью объяснить, но одной любви ей всегда было недостаточно. Ей хотелось защищенности, а с ним она не чувствовала себя в безопасности. Как, впрочем, и с любым другим.
Незаметно для себя Изабель заплакала.
Похоже, надвигается что-то страшное. Подумав об этом, Изабель вздрогнула, поскольку подобные предчувствия одолевали ее уже не в первый раз.
Тогда, много лет назад, тот, кого она любила, умер ужасной смертью. Теперь Изабель боялась, что и ее настигнет та же жестокая рука.
Глава 1
В пять часов пополудни Альтея де Луна почувствовала первый приступ, но так как до назначенного срока оставалось еще восемь дней, а врач сказал, что «первые дети так просто не вываливаются», она не обратила на боль особого внимания. Чуть позже, во время ужина, боль усилилась.
– Мартин, кажется, началось, – не желая беспокоить окружающих, шепотом сказала Альтея.
– Срок ведь выходит только через неделю! – ахнул Мартин. – Если бы знать заранее… мы… я никогда не повез бы тебя сюда, в Кампинас. Отсюда ведь больше часа до больницы!
– Я сама тебя просила, – напомнила Альтея. – Ты же знаешь, для меня этот ужин очень важен.
Альтея была художницей. В отличие от тех испанских живописцев, кто во имя свободы творчества предпочел покинуть родину, она осталась. И тут же для нее стало делом чести всячески обходить установленные режимом Франко цензурные рогатки.
Для того чтобы добиться этого, она стала переносить свои произведения на ткань. Как главный дизайнер «Дрэгон текстайлз», принадлежавшей семье Мартина компании по производству тканей, Альтея быстро поняла, что текстиль тоже может служить весьма эффективным идеологическим оружием.
Возмущенная тем, как обходятся с ее товарищами-художниками, Альтея вместе с тетей Мартина, Флорой Пуйоль, стала тайной защитницей каталонского искусства. Дом Флоры с множеством комнат и потайных ходов в Кампинасе, маленькой деревушке, что пряталась среди холмов неподалеку от Барселоны, служил надежным убежищем для инакомыслящих. Те из художников, чьи мастерские были разгромлены полицией, работали в башне Кастель, другие хранили здесь свои работы. Более того, при первой же возможности Альтея и Флора вступали в сговор с наиболее отважными владельцами барселонских картинных галерей и устраивали выставки гонимых художников, тематика работ которых шла вразрез с официально одобренной государством. Вот и в этот вечер Флора пригласила в Кастель несколько молодых живописцев, чтобы обсудить с ними детали проведения подобного вернисажа.
Очередные схватки заставили Альтею напрячься, ее полные губы скривились от боли.
– Все! – отрезал вконец расстроенный Мартин. – Мы уезжаем!
Увидев стоящий на дорожке автомобиль, Альтея вскрикнула от восхищения. Классические авто всегда были страстью Мартина, и хотя его коллекция включала весьма изысканные модели, ни одной из них по красоте никогда не сравниться с нынешней.
– И что это тебе пришло в голову?.. – спросила ошеломленная Альтея.
– Любовь, – с усмешкой ответил Мартин, отвесив грациозный поклон. – Случай весьма подходящий. Раз уж ты вот-вот родишь нашего ребенка, то вполне заслуживаешь, чтобы с тобой обращались как с королевой.
За годы жизни с Мартином Альтея так научилась разбираться в машинах, что без труда узнала в стоящем перед ней «роллс-ройсе» модель «Фантом-1» – длинный, изящный автомобиль с шикарной отделкой.
Не успела машина отъехать от Кампинаса и на пять миль, как у Альтеи отошли воды. Схватки все учащались.
– Дыши! – приказала Флора, прекрасно понимая, что до больницы Альтею скорее всего довезти не удастся, и роды придется принимать прямо в машине. – Дыши, как я тебя учила.
– Уже! – вдруг закричала Альтея.
Машина остановилась, задняя дверь открылась, и в салон вскочил Мартин.
– Мартин! – застонала Альтея и протянула руку к своему мужу.
Повинуясь приказу Флоры, Мартин залез на сиденье и прижал Альтею к своей груди, удерживая ее, пока она тужилась, и шепча ей на ухо слова ободрения.
Судорожно вздохнув, Альтея снова напряглась. Еще толчок – и показались плечики ребенка. Через мгновение из тела матери выскользнуло крошечное человеческое существо, отныне ставшее частью мира.
Флора тотчас перевернула младенца головой вниз – чтобы прочистить ему легкие. Раздался истошный крик. Завернув новорожденную в одеяло, Флора положила ее на живот Альтеи и на миг застыла, наблюдая за счастливыми родителями.
После того как мать и дитя были доставлены в больницу, Мартин и Флора отправились в городской дом семейства де Луна на Пассейг-де-Грасиа. Когда тетка ушла спать, племянник заперся в библиотеке и вытащил сделанную еще в восемнадцатом веке семейную Библию в серебряном переплете и с выложенным драгоценными камнями большим крестом на обложке.
Потом, откинув крышечку медной чернильницы, Мартин окунул в черную жидкость гусиное перо и под своим собственным – Мартин Хосеф Ильдефонс де Луна – вывел имя, которое они с Альтеей решили дать
