С тех пор она каждый день ждала вызова в кабинет Гарт-вика. Когда через несколько дней Нину действительно вызвали, она ничуть не удивилась. Впрочем, войдя в кабинет, интриганка все же несколько смутилась.
Просторное помещение было прямо-таки увешано и уставлено произведениями искусства. Пол кабинета устилали восточные ковры, привлекали также внимание резные скульптуры Будды и африканский ритуальный барабан. На одном из столиков красовался букет цветов.
– Вы хотели меня видеть? – внезапно почувствовав некоторую растерянность, спросила Нина. Издатель ничего не ответил, жестом пригласил ее сесть в кресло напротив.
Разговор долго не начинался. Гартвик, глоток за глотком отпивая минеральную воду из хрустального бокала, не спеша разглядывал Нину. Взгляд его золотисто-зеленых глаз теперь казался ей зловещим.
– Вы знаете, зачем я вас вызвал? – наконец поинтересовался он.
– Не имею представления, – невинно улыбнулась она.
– Вы уволены. – Гартвик сказал это совершенно спокойно, но Нина чувствовала, что он рассержен.
– Можно спросить почему?
– Потому что вы ищейка.
– Да что вы такое говорите! – с искренним негодованием воскликнула она и слегка покраснела.
– Меня уже давно беспокоила утечка информации, касающаяся некоторых авторов и некоторых наших решений. Я здорово расстроился, когда публика узнала о моих друзьях то, что они вовсе не собирались предавать гласности. А потом, мисс Дэвис, появилась заметка о моей жене и конгрессмене. – Глаза его вмиг потемнели, он скрипнул зубами. Нина занервничала. Гартвик сейчас был словно сжатая пружина, которая вот-вот распрямится.
– Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, – дерзко отозвалась она и, высоко подняв голову, выпятила подбородок.
– Сначала я тоже этого не понимал. Затем как-то раз увидел вас в лифте. Вы – видная женщина, – любезно кивнув, заметил он. – Но меня привлекли не ваши женские чары. Я не сразу понял, в чем тут дело, но потом сообразил, где видел вас раньше. «У вас». Вы работаете там официанткой и обслуживали тот банкет. Это что, случайное совпадение?
– Чистое совпадение! – встав, с гневом выпалила Нина. – И по правде говоря, меня возмущают ваши намеки!
– Вы не в той ситуации, чтобы чем-то возмущаться. Сядьте!
Это была отнюдь не просьба. Нина подчинилась.
– Я не верю в совпадения, мисс Дэвис. – Нина снова попыталась встать, но Гартвик красноречивым жестом заставил ее остаться на месте. – Вы были на всех тех банкетах, после которых появились заметки о «Гартвик-хаус», обо мне, моей жене и моих друзьях. После выхода самой последней я спросил мисс Катлер, есть ли причины, по которым вам хотелось бы опорочить ее. Она сказала, что отвергла вашу рукопись. Я попросил отдать ее мне.
Теперь Гартвик застыл прямо перед ней. Он снова выдерживал паузу. Когда издатель наконец заговорил снова, голос его звенел от бешенства.
– Она была права! – выпалил он. – Это полная чушь. Единственный талант, который у вас есть, – это талант доставлять неприятности. Но проявлять его вы будете не здесь. Даю вам один час на то, чтобы получить расчет и убраться восвояси!
Вернувшись домой, на автоответчике Нина обнаружила краткое послание от Лилы: «Ты тупая сука!»
Следующие шесть месяцев Нина искала работу, перебиваясь на пособия по безработице и те небольшие сбережения, что ей удалось скопить. С каждым днем ее ненависть к Энтони Гартвику все усиливалась. Конечно, она нарушила этикет по отношению к шефу, но он зашел уж слишком далеко. Уволил ее из «Гартвик-хаус», принял меры к тому, чтобы она потеряла работу в «У вас», а поскольку он добился увольнения Клайва, угрожая «Пост» судебным иском, то Нина лишилась и последнего источника средств к существованию. Гартвик не просто ее выгнал – он постарался ее уничтожить.
Когда Клайв нашел себе место помощника редактора раздела светской хроники в «Дейли ньюс», Нина встретила это известие со смешанным чувством. Удача Клайва только подчеркивала ее бедственное положение. После долгих раздумий она решила действовать.
На следующее утро она отправилась в «Пост», чтобы увидеться с бывшим начальником Клайва, Питом Мойнихэном. На должность Клайва еще никого не нашли, и Нина предложила свою кандидатуру. Просмотрев ее резюме, Мойнихэн засмеялся:
– С меня уже хватит неприятностей с «Гартвик-хаус», мисс Дэвис. Вы милая молодая женщина, и я от души желаю вам успеха, однако этот номер не пройдет.
– Если вас беспокоит судебный иск, не волнуйтесь. Он его отзовет.
– Вы знаете это наверняка?
– Да. Все неприятности с Энтони Гартвиком возникли по моей вине. – Мойнихэн посмотрел на нее с удивлением. – С Клайвом Фроммером мы были друзьями. Я снабжала его большим количеством информации. Дошло до того, что он печатал все, что от меня узнавал, – сказала она, тщательно прицеливаясь, чтобы поточнее вонзить нож в спину своего друга. – Рассказывая Клайву о Гартвике и его любовнице, я не настаивала на публикации. Я думала, он и сам понимает. – Сталь вонзилась в тело, и потекла кровь. – Однако Клайв слишком уж амбициозный. К сожалению, его недальновидность стоила вам судебного иска, а мне – работы.
– Очень жаль, – отозвался Пит, – но я по-прежнему не вижу оснований брать вас к себе.
– Я уже выполняла за него всю работу, и, пока он не прокололся, получалось неплохо. Благодаря мне «Шестая страница» опубликовала несколько сенсационных материалов.
Мойнихэн кивнул. Так оно и было.
– Я знаю, как собирать слухи, у меня есть свои источники. Я умею слушать, знаю, кого слушать, что публиковать, а о чем умолчать. Честно говоря, Питер, вам без меня не обойтись.
Устроившись на работу, она с месяц подождала, а потом на «Шестой странице» вновь появилась небольшая заметка «об одном известном издателе, список любовниц которого длиннее, чем список бестселлеров, выпущенных его компанией».
В тот же день Нине позвонил неизвестный, который настоятельно советовал ей прекратить сочинять небылицы. В голосе позвонившего, в котором Нина узнала Энтони Гартвика, слышался гнев, но вместе с тем она уловила в нем нотки растерянности и, пожалуй, даже уважения.
Итак, она нашла свое призвание. Джоди Катлер была права: ей не стоит писать романы или рассказы. Ее дар – рассказывать сплетни.
Глава 13
Взглянув на озеро Мендота, Изабель опечалилась. Когда же наконец оно сбросит с себя унылый серый наряд? Солнца Изабель не видела уже целую вечность. С конца октября ландшафт стал монохромным, в нем преобладали различные оттенки белого, серого и черного цветов. И хотя в этом заключалась своеобразная гармония, в целом впечатление было угнетающим.
Еще раз взглянув на пейзаж, Изабель взяла в руки уголек и принялась рисовать. Резкими, четкими линиями Изабель обозначила деревья и кусты, озеро, более темное у берега и пропадающее в дымке на горизонте, скалы, мелкие камни и куски льда.
Закончив рисовать, Изабель отложила уголек в сторону и окинула рисунок пристальным взглядом. Внезапно она вздрогнула и тут же улыбнулась, поняв, что не погода тому виной – просто от картины веяло холодом. Что бы она ни думала о Кларенсе Боумене, учителем он был хорошим.
– Ваша задача очень проста, – повторял этот коротышка. – Надо всего лишь заполнить пустое пространство так, чтобы было красиво.
Но этой кажущейся простоты достичь вовсе не легко. Изабель опять пришлось работать с геометрическими фигурами, но уже по-другому: Боумен учил ее японским принципам уравновешенности света и тени. Учил он также прибегать к музыке как к источнику вдохновения.
Музыка действительно помогала. На ранних стадиях, когда только Изабель овладевала основами композиции, она ставила ноктюрны Шопена, поскольку ее чаровала их ясность и глубина. Затем, почувствовав, что начинает усваивать принципы Боумена, Изабель с расширением рабочего пространства
