пассажиров на второй завтрак. И тут уж весь поезд приходит в движение: мужчины с женами, мужчины сами по себе, а также одинокие женщины — которые нигде не выглядят столь эффектно и привлекательно, как в поездах класса «люкс» — гуськом следуют по раскачивающимся, пружинящим на ходу спальным вагонам в направлении совершенно особого места, которое именуется вагоном-рестораном.
В тот самый миг, когда сомелье, демонстрируя чудеса акробатики, обходит столики с бутылкой «Мартини», наш локомотив издает смехотворно тонкий гудок (этот игрушечный писк всегда казался мне забавным в применении к огромным континентальным поездам), набирает скорость и устремляется вперед, делая добрых шестьдесят миль в час.
Помнится, кто-то из писателей девятнадцатого века ворчал на своих современников за то, что они «шастают» туда-сюда по Европе в многоместных дилижансах. Я посмотрел на проносившиеся мимо Альбанские холмы, которые благодаря нашей скорости выделывали сложные вальсовые па на поворотах, и подумал: а что бы этот критик сказал, если бы увидел нынешние средства передвижения?
В былые времена, когда любое путешествие означало серьезное напряжение физических сил, люди испытывали невольное уважение к попутчикам. Они собирались вместе, делились впечатлениями о тех трудностях, что ожидают их в дороге. Совместная борьба с враждебными силами природы превращала их если не в друзей, то по крайней мере в товарищей по несчастью.
В наши дни ситуация изменилась кардинальным образом. Путешествие на таком поезде, как наш, не предполагает никаких трудностей. Сегодня нам точно известно, что никогда — даже в случае непредвиденных дорожных происшествий! — мы не будем подвергаться испытаниям. Кругленькая сумма, выложенная за билет, служит гарантией того, что нам не придется сообща противостоять некой страшной угрозе. Как результат: мы сидим в вагоне-ресторане — чистенькие, умытые, причесанные, с наманикюренными руками, потягиваем выдержанное вино, поглощаем кулинарные изыски нашего шеф- повара и поглядываем друг на друга с ленивым интересом. Любопытно, кто едет рядом с нами?
С попутчиками все более или менее понятно. Здесь всегда присутствует дипломатический курьер с почтой для министерства иностранных дел; помимо него, едет какой-нибудь мужчина, в котором, несмотря на штатское одеяние, легко угадывается представитель ВМФ (скорее всего, направляется в отпуск после годичной службы на Мальте); непременно в поезде окажется итальянский бизнесмен, направляющийся в Париж по делам, и парижский бизнесмен, который возвращается домой из Италии.
Ну, и парочка вездесущих американцев (куда же без них!) — один, скорее всего, театральный продюсер, второй секретарь посольства.
Ого, а это еще кто? Женщина с карминно-красными губами сидит в одиночестве за столиком и рассеянно вертит в руках бокал с вином. Пальцы у нее просто великолепные — тонкие, изящные, — и она явно знает об этом.
Дама рассматривает присутствующих мужчин со спокойным интересом — как если бы они были не слишком приятными насекомыми, выставленными на музейной витрине. Однако во взгляде ее (при всей отстраненности) есть нечто такое, что заставляет всех мужчин — за исключением итальянцев и, возможно, французов — чувствовать себя на удивление молодыми, полными сил и желаний.
Морской офицер, который на протяжении последних двенадцати месяцев любовался лишь эскадренными миноносцами, украдкой наблюдает за ней с почти профессиональным интересом. Кстати, любопытная деталь!
Элегантность этой женщины носит какой-то интернациональный характер — так, что любому из мужчин она кажется иностранкой.
Любопытно все же, кто она такая? Наверняка это известно только проводнику вагона, который держал в руках ее паспорт. Как, должно быть, интересно работать проводником спального вагона, подумалось мне. Ночь…
Все спят, а ты сидишь, пересматриваешь документы своих пассажиров и решаешь различные международные головоломки. Взять, к примеру, эту даму… Она вполне может оказаться засекреченным агентом чьей-нибудь разведки, или знаменитой актрисой, или великой женой великого мужа… По внешнему виду сказать невозможно.
Я даже допускаю, что она важный ученый, коллега Оппенгеймера — из тех, которые разъезжают на высокоскоростных автомобилях по горам и творят высокую политику.
Почему бы и нет, собственно говоря? Теперь, когда это предположение пришло в голову, оно мне нравилось все больше. В конце концов, никто не отменял такое явление, как международные интриги. Заманчиво было воображать, что эта дама способна возлагать короны на чьи-то головы и низвергать их одним лишь движением своего бледного, изящного пальчика. А, может быть, она относится к той редкостной, непостижимой породе женщин, из которых выходят морганатические супруги…
Как бы то ни было, а на протяжении всей поездки — пока европейские пейзажи сменялись за окном — эта женщина являлась главным объектом мужского внимания. Все мы заинтригованно посматривали в ее сторону — это касалось даже верных мужей, которые (усилиями своих жен) всегда оказывались сидящими спиной к незнакомке. Дама, несомненно, ощущала внимание и выглядела приятно взволнованной.
За окном простирался чарующий тосканский ландшафт. Мимо проносились крохотные селения, карабкавшиеся по склонам холмов, и одинокие фермы, где местные крестьянки в пышных юбках доставали воду из примитивных колодцев. Мы проезжали мимо риг, на которых рядами стояли стога сена непривычной для нас конической формы. Там и здесь виднелись живые изгороди вечнозеленых растений, за которыми высились горделивые пальмы. Я любовался маленькими провинциальными городками с их серебристыми оливковыми рощами и длинными приземистыми домиками под черепичными крышами. Возможно, именно из-за этих красных крыш или из-за стен особого зеленоватого цвета дома казались мне исключительно романскими. Несмотря на то, что стояла середина зимы, крашеные ставни везде были плотно прикрыты. Такова сила привычки!
На Тосканскую равнину опускались сумерки. Слева от нас простиралось Тирренское море, его холодные волны сердито бились о прибрежные скалы. Неожиданно поезд остановился на какой-то станции. Длинный, невыразительный перрон. Никаких опознавательных знаков.
Что это за место? В желтом свете электрических лампочек мне удалось прочитать несколько вывесок на стенах строений. Все они были на итальянском языке: «Ufficio Postale (Pacchi)», «Stazione di Polizia», «Commando di Stanzione». А рядом, конечно же, неизбежная в Италии реклама масла «Олио Сассо» и «Чинзано».
— Где мы находимся? — таинственная незнакомка задает свой вопрос по-французски.
Я готов себя возненавидеть за то, что не могу ответить.
Как унизительно не знать таких простых фактов! Растерянно пожимаешь плечами и чувствуешь себя полным идиотом. Это все равно как если бы к странствующему рыцарю обратились за помощью, а он принялся бы мямлить в ответ: «Прошу простить, мадам. Мне страшно неловко, но я забыл свой меч дома…»
— Так вы не знаете, где мы находимся? — в голосе незнакомки проскальзывают нотки нетерпения.
— Простите, мадам…
В этот момент на платформе появляется юный коробейник — совсем еще маленький мальчик с подносом на плечах. Он протягивает свой товар выглядывающим из окна пассажирам и что-то лопочет с умоляющими интонациями. В сгустившихся сумерках я пытаюсь разглядеть предметы на подносе. Они напоминают мне маленькие белые свечки… И тут меня осеняет:
— Ну, конечно же! Мадам, мы в Пизе!
Несчастный мальчишка минует нас и бредет дальше вдоль поезда в тщетной надежде продать хоть кому-нибудь свои фарфоровые фигурки Падающей башни. Напрасный труд! Это почти так же безнадежно, как торговать коврами в Монте-Карло.
В наступившей темноте мы приближаемся к Альпам.
Поезд спит… или пытается заснуть. Казалось бы, созданы все условия. В вагонах тепло, к тому же они снабжены рессорами, дабы уберечь путешествующих толстосумов от малейших неудобств. И тем не менее мы недовольны! Ночь в поезде — это так утомительно! Во имя всего святого, как же Цезарь добирался до Британии? Страшно даже подумать, чем оборачивалось подобное путешествие в древности! Вы только представьте, как намучился император Клавдий, пока доставил своих карфагенских слонов до Колчестера!
