первом ряду рядом с тетушкой, не сводил глаз с Жизель. Я увидела, как он склоняется к мадам Гардон, и угадала вопрос:
— Кто эта красавица?
Ответ скорее всего не был благоприятным: мадам Гардон не любит Жизель.
После пьесы, всех вызовов и комплиментов начался бал. Кавалеров было меньше, чем барышень, и мы немного тревожились. Пригласят ли нас? И будут ли это те мужчины, которым мы понравились? Или нам придется жалким образом танцевать друг с другом? С Жизель все определилось быстро. Фабьен дю Ронсере устремился к ней и заполнил ее блокнот танцами, которые просил оставить за собой. Она разрешила ему с большим удовольствием, но один вальс все-таки отдала Фортунио. А меня заметил молодой латиноамериканский дипломат, довольно симпатичный, брат одной из наших чилиек. Он не отпускал меня весь вечер. С ним или с другими я не пропустила ни одного танца и потеряла из виду Жизель. Около полуночи началась гроза, но оркестр заглушал удары грома. В два часа месье Гардон хлопнул в ладоши и сказал, что нам пора ложиться. Я попыталась отыскать Жизель, потом, не найдя ее, поднялась в спальню в некоторой тревоге.
Она явилась через десять минут, пылающая огнем, задыхаясь, с блестящими глазами и бросилась мне на шею. Она была так возбуждена, что я испугалась.
— Что с тобой? — спросила я.
— Для меня начинается великое приключение, от которого зависит вся моя жизнь, — ответила она.
— Великое приключение?
— Величайшее из всех, — сказала она. — Любовь.
— Что ты несешь?
— Послушай, Эмилия… Ты видела, как Фабьен дю Ронсере увлек меня в сад…
— В сад? Нет, не видела. Зачем же в сад в такую погоду?
— Между двумя танцами… Нам было очень жарко. Вальсируя, он ухаживал за мной. Наконец мы вышли. И там, в тополиной аллее, которая, как ты знаешь, ведет в оранжерею, он сказал мне:
— Я думал, что влюблен во всех женщин и ни в одну из них. Я равнодушно менял их. Солдат нигде не задерживается. И вдруг сегодня вечером я понял, что не смогу жить без вас. Вы та, о которой я мечтал, не веря, что это возможно, вы — воплощение красоты, ума и грации. Впервые я сознаю, что три слова «я люблю вас» имеют смысл… Глубокий и необычный смысл.
Она повторяла эти фразы с таким пылом, что я решила успокоить ее.
— Все мужчины говорят нечто подобное.
— Неправда, — воскликнула Жизель, — и они говорят это не так, как он… В тот момент мы услышали первые громыхания грозы, и на землю упали первые крупные капли. «Ваше платье!» — вскричал он и повлек меня к оранжерее. Там есть скамейка, рядом с пальмами, помнишь? Мы сели, он обхватил меня за талию и попытался поцеловать.
— О, Жизель!
— Что такое? Почему ты говоришь: «О, Жизель»? Разве не естественно, что мужчина и женщина целуются?
— Конечно, но ты так молода… И ты совсем не знаешь его.
— Ты заблуждаешься… Мужчину лучше узнаешь через час любви, чем после года равнодушия… К тому же он скоро женится на мне.
— Он попросил твоей руки?
— Да, но он должен получить разрешение родных и начальства…
— Начальства? При чем здесь его начальство?
— Так делается в армии… В конце концов, увидев, что все разъезжаются, он сказал мне, что ночует в коллеже, в комнате для гостей, рядом с нашей, и попросил меня прийти к нему и продолжить нашу беседу.
— Жизель! — вскрикнула я. — Ты же не сделаешь этого? Ты хочешь этого? Ах, ты сошла с ума!
— Я тоже начала с того, что сказала ему: «Вы сошли с ума!» — ответила Жизель. — Это невозможно… В моей спальне есть другая ученица, да и вообще… «Дождитесь, — сказал он, — пока ваша подруга заснет. Или объясните ей… Вы ведь друзья с ней? Значит, она обладает вашим умом и вашим мужеством… Что в этом плохого? Вы же не подозреваете меня в том, что я способен злоупотребить вашей юностью, да еще в доме, куда приглашен родственницей? Нет, я просто хочу продолжить вечер, самый восхитительный вечер в моей жизни… Такой случай нам больше не представится вплоть до дня, когда вы позволите мне соединить наши судьбы более тесными узами… Вы увидите, как приятно вглядываться в ночное небо, разговаривая с самым нежным из друзей». Я подумала, что он прав, и обещала.
— Жизель, — сказала я, — мне нельзя выпускать тебя из нашей спальни… Ты рискуешь своей репутацией, своим счастьем… Да и зачем это? Ты хочешь стать его любовницей?
— Нет, я ему доверяю… Я боюсь скорее самой себя.
— И ты уверена, что любишь его?
— До безумия!
Не знаю, какой демон, вырвавшийся из наших романтических книг, вдохновил меня тогда. В уме моем мелькнула фраза из Дориана Грея: «Если хочешь избавиться от искушения, поддайся ему».
— Что ж! Если ты его любишь, а он любит тебя, пусть будет по-твоему! — сказала я. — Ты знаешь, где его спальня?
— Да, вторая справа от нас.
— Иди!
Она ушла час назад.
Утром Жизель вернулась только в пять часов. Она казалась одновременно изнуренной и счастливой. Ее удивило, что я не сплю.
— Ты ведь не… не стала?
— Его любовницей? Нет, — сказала она, — но я принадлежу ему, как вещь.
Я не посмела расспрашивать ее дальше. Раздевшись, она без единого слова легла в кровать. И через несколько минут уже спала. А я сидела возле нее, почти плача, заледенев до глубины души. Она проснулась только под звуки колокола, возвещавшего подъем. Я боялась, что другие увидят, какой у нас обеих всклокоченный вид, но все девушки устали после бала и были переполнены собственными воспоминаниями — никто ничего не заметил. После обеда Жизель попросила меня пойти с ней в оранжерею: она хотела увидеть место, где решилась ее жизнь.
— И что теперь? — спросила я.
— Теперь он должен написать мне и известить меня о реакции своих родителей.
— Чем они занимаются?
— Его отец-генерал служит в Бретани.
— А
— Я пока не буду писать им, подожду, что будет происходить у Фабьена… В любом случае мы поженимся, это лишь вопрос времени.
Надеюсь, что она не ошибается. Иначе ей придется умереть.
Выпал снег. Парк весь белый. Очень холодно, и пруд покрывается слоем льда. Скоро можно будет кататься на коньках. Жизель не получила ни одного письма от Фабьена. Она тревожится. Он дал ей свой адрес: площадь Пантеон, 5. Она писала ему почти каждый день. Нет ответа. Что происходит? Неужели директриса, знающая почерк Фабьена, перехватывает письма? Жизель в это не верит. Она каждый день выходит навстречу молодому почтальону, который в обмен на улыбку отдает ей почту прямо в руки. Значит… Она думает, что с Фабьеном либо что-то случилось (он участвует в бегах), либо его отправили в колонии. Но в этом случае он мог легко предупредить ее.
