Для фортепиано соло. Новеллы

знаю, помните ли вы… о Мольере… Да, когда вы рассказывали про «Ученых женщин», мы обсуждали тип женщины, на которой я хотел бы жениться, так вот, должен вам сказать, будущая миссис Гарри Плагг не очень-то похожа на Кэтрин!

Но дело в том, что пока в моей голове крутились все эти умные мысли, о которых я вам рассказываю, пока я размышлял над тем, что эта девушка ведет себя как-то странно, что она врет насчет портье и все это придумала нарочно, что-то во мне, наоборот, очень хотело воспользоваться ситуацией. Голова говорила мне: «Нет!», а руки сами потянулись, чтобы ей помочь. Она ухватилась за них. Через мгновение я уже держал ее на руках, она была легонькая и вся промерзла. Я усадил ее на диван и закрыл окно.

Кэтрин все время смеялась. Она встала, сняла мокрую шубку и осталась в бальном платье… Это было так красиво, сэр, — белое платье с блестками, голые плечи и светлая головка на моем старом диване, что я на какой-то миг забыл и о плохом настроении, и о тревоге… Она попросила сигарету. Она чувствовала себя, как дома, она расспрашивала меня про мою мебель, книги, фотографии, рисунки…

— Послушайте, Кэтрин, — сказал я наконец, — уже очень поздно; завтра с утра мне надо на теннис; вам надо встать в шесть; надо спать… Я уступлю вам кровать, дорогая, а себе перенесу диван в ванную комнату… Завтра с утра я вас разбужу и постараюсь, чтобы мы выпутались без осложнений… Если немного повезет, то все получится.

Она посмотрела на меня как-то насмешливо и спросила:

— Вы что, меня боитесь?

И, не говоря больше ни слова, она стала расстегивать платье… Ох, сэр, как красиво, как волнующе выглядит женщина, когда раздевается… Вы как-то сказали, что я буду художником… Я хотел бы запечатлеть эти движения рук, скрещенных над головой, в тот момент, когда она сняла платье… Через несколько секунд Кэтрин осталась совсем голая. Я знал, что у нее хорошая фигура: я видел ее в купальнике. Но голая!.. Ох, мужчина так странно устроен, сэр!

Я сказал:

— Кэтрин!..

Я больше ни о чем не жалел. Она с улыбкой бросилась на мою кровать.

«Ну и черт с ним, тем хуже! — подумал я. — Может быть, на карту поставлена моя судьба, но игра стоит свеч».

— Вы хотели этого, Кэтрин, — добавил я.

И я тоже быстро разделся, совершенно не понимая, что делаю. Я расшвырял одежду по всей комнате, куда попало, и одним прыжком оказался рядом с ней.

И вот тут-то, сэр, и произошло нечто совершенно немыслимое… Наверное, я ничего не понимаю в женщинах, сэр, нет, не наверное, точно… Честно скажу, в этой женщине я не разобрался. Потому что эта девушка, которая, как я вам только что рассказал, сама все это придумала, которая вернулась через снег в бальном платье, чтобы провести ночь в моей комнате, девушка, решившаяся на такой смелый шаг — раздеться передо мной, — вдруг сделала вид, что оскорбилась, когда я разделся, и начала кричать.

— Гарри! — заявила она, укутавшись в мои простыни по самую шею. — Гарри! То, что вы делаете, это позор!.. Если бы я могла себе представить, что вы поведете себя как скотина, я бы к вам не пришла!

Ладно, сэр, вы же понимаете, я не могу вам описывать в подробностях всю эту ночь… Довольно забавные подробности, но я все же не решусь… Главное, что я ее умолял, пытался применить силу, просил, ругался, убеждал, обещал — и все напрасно, я провел ночь рядом с восхитительной девушкой и ничего не получил… Часам к четырем утра она уснула… А я глаз не сомкнул; я ее ненавидел; я придумывал способы, как наказать ее. Вы помните, сэр, роман Бальзака, который мы вместе читали, тот роман, который он написал, чтобы отомстить кокетке, и там говорилось, что мужчина, над которым она издевалась, заклеймил ее раскаленным железом?

— Да, конечно, — сказал я, — это «Герцогиня де Ланже».

— Так вот! Если бы у меня ночью было это раскаленное железо, я бы поставил Кэтрин клеймо прямо над ее красивой грудью, которая спокойно вздымалась во сне!

— Плагг, вы становитесь романтиком.

— Думаю, что обычно во мне ничего такого нет, сэр, вы скорее упрекаете меня в обратном, но в эту ночь… Ох, как я возмущался!.. В шесть утра я разбудил Кэтрин, потому что единственный шанс избежать гнева декана состоял в том, чтобы избавиться от нее до прихода прислуги… В шесть утра в воскресенье улицы в Сэндпойнте пустые, так что я имел все основания надеяться, что она вылезет из окна незамеченной.

Когда я потряс ее, она широко открыла удивленные глаза, потом все вспомнила и тут же развеселилась. Я понял, что для нее это приключение было просто забавным подвигом и что она с гордостью будет рассказывать о нем подружкам.

— Одевайтесь! — сказал я так твердо, как только мог, и кинул ей ее рубашку, лежавшую на ковре. — Я уже готов… Я пойду в гараж за машиной… Не выглядывайте в окно, но ждите меня, а когда увидите, готовьтесь спуститься… Я вам помогу.

— Спасибо, сэр Гарри, — насмешливо сказала она, — вы настоящий рыцарь.

Через пятнадцать минут мой «форд» уже стоял под окном. Снег валил вовсю, прямо как сейчас. Кэтрин открыла окно.

— Давайте, — сказал я, — прыгайте ко мне на руки… Не бойтесь.

— А что, я похожа на женщину, которая чего-то боится?

Как только она села в машину, я тронулся с места, но я не поехал к «Сэндпойнт Инн»… Нет, сэр!.. Потому что в этом случае Кэтрин осталась бы не наказанной, а я думал, что она заслужила суровое наказание… Я проехал через весь город, пересек реку и направился в Лонгвуд, к лесу.

— Послушайте, Гарри, — спросила она, — куда это вы меня везете?

Поскольку я ничего не ответил, а она горда, как сам черт, она решила сделать вид, что ей весело:

— Отличная мысль! Прогулка с утра пораньше… Заснеженный лес… Как красиво… Да вы поэт, молодой человек!

Пока мы ехали вдоль леса, а это было нелегко, потому что под этим снегом я не видел ни ухабов, ни выбоин, я прямо сказал ей все, что о ней думаю. Когда я все выложил и понял по спидометру, что мы уже отъехали на добрых шесть миль от Сэндпойнта, я остановился. Не говоря ни слова, я взял Кэтрин на руки — она была так удивлена и напугана, что даже не задала ни одного вопроса. Я отнес ее под елки, на миленькую полянку, которая была белее, чем ее собственная шуба. Там я ее осторожно поставил в густой снег и, по-прежнему молча, не обращая никакого внимания на ее вопли, не глядя, что с ней происходит, побежал к машине и уехал… Сейчас Кэтрин, наверное, идет по пустой дороге в серебряных туфельках и в платье с блестками, до Сэндпойнта ей часа два… Два часа в хорошую погоду…

Ну вот, сэр… Когда я это все проделал, мне казалось, что это справедливо… Но когда я ехал обратно, я стал думать, правильно ли я поступил… О, дело не в том, что я вдруг сильно пожалел эту девушку, которая меня не пожалела… И не в том, что я боюсь наказания. Она никогда не осмелится все рассказать. Она придумает, бог ее знает, какой киднеппинг, но никогда не скажет, что это сделал я, потому что она ведь рассказывает подружкам, что крутит мной, как хочет… Но я не знаю… Представляю себе эту бедолагу, как она идет в тоненьких чулочках по мокрому и глубокому снегу, и спрашиваю себя — может быть, несмотря на все, мне надо ее выручить?.. Я проезжал мимо вас, сэр, и подумал, что зайду и спрошу совета… Как вы думаете? Что надо сделать? Оставить ее пожинать плоды своего кокетства или попросить у нее прощения?.. Самое поганое, сэр, в том, что сейчас ей не до гордости и это ей только на пользу, но если я пойду на уступки и спасу ее, она в ту же секунду напустит на себя торжествующий вид… «Бедный Гарри!»… Так и вижу ее улыбку… В общем, сэр, я не знаю… Я сделаю, как вы скажете.

— Немедленно отправляйтесь за ней, — сказал я, потому что к этому времени снегопад еще усилился.