19 ноября 1853 года: Мадам чувствует себя довольно хорошо… Репетиция первых шести картин. Купюры. Ваёз в ярости от актеров. Обед у Маньи, потом отправляемся с Морисом, госпожой Соланж и Нини смотреть «Шампи» в Одеоне…
Записная книжка Жорж Санд, Ноап, 19 декабря 1853 года: Превосходная погода. Я с Нини и ее куклой отправляемся в экипаже в лес Манье. С нами Жан: он на козлах с лопатами и корзинами. Мы шлепаем по грязи, но зато увозим славный урожай для Трианона… Нини очень мила; по дороге она задает мне много вопросов о «том, что делается с людьми, когда они умирают…»
27 декабря 1853 года: Весь день идет снег. Рыб затянуло льдом: стараются их высвободить. Птицы молчат. Мой Трианон напоминает Швейцарию… Я пишу письма и переписываю понемногу начисто «Теверино»… Отец Олар и Черный Пьер приходят обедать. Крестьянин ест плохо (потому что они никогда не пробуют блюд, которых не знают). Эмилю удается заставить его отведать померанцевой водки. Играю в карты с Мансо, потом считываю «Даниеля» с Эмилем. Поднимаюсь к себе в 10 часов. Пишу стихи для отца Олара и для Эмиля, затем «Теверино»…
Записи Мансо, 28 декабря 1853 года: Много снега. Мадам чувствует себя хорошо и, чтобы немного размяться, разгребает снег лопатой; делает она это с таким рвением, что ей становится жарко, как в августе! Карпы продолжают умирать. Мансо за всю жизнь никогда не убьет дрозда….
29 декабря 1853 года: Нини возвращается от госпожи Перигуа со множеством игрушек. Она ошеломлена платьями, которые прибыли сегодня утром от ее мамочки.
Как это было некогда с обеими дамами Дюпен, внучка объединяла на несколько дней мать и бабушку. Вместе они восхищались ее словами.
Жорж Санд — Соланж Клезенже, 9 февраля 1854 года: Милее всех здесь Нини; веселье всего дома в ней и Мансо, который настолько ставит себя на ее уровень, что она часто спрашивает меня: «Бабушка, неужели я еще глупее его?» Она обворожительна!..
Жорж Санд — Огюстине Бертольди, 12 марта 1854 года: В Ноане обычная жизнь. Соланж сейчас здесь; нельзя сказать, что она развлекается до потери сознания: поэтому пребывание ее будет недолгим. Самое умное, что она делает, она оставляет мне Нини, которая прелестна и без которой я не могу жить. Мансо заботится обо мне, как могла бы это делать добрая старушка. Это превосходный малый, как бы я ни хмурилась, он преданно составляет компанию мне. У Мориса в Париже успехи…
Но между Соланж и ее кирасиром не могли долго продолжаться хорошие отношения. В мае 1854 года произошла новая катастрофа. Клезенже, узнав о связи своей жены с графом Карло Альфиери, депутатом Альбы в пьемонтском парламенте, ворвался в комнату Соланж. После ужасающей сцены он схватил все письма любовника и отослал их своему адвокату Бетмону с такими Словами: «Что мне делать? У меня хватило мужества, чтобы не убить ее…» После чего он покинул супружеский кров, явился в Ноан в сопровождении «человека с орденом», забрал Нини и потребовал развода с неверной женой, на этот раз в свою пользу. Снова бедная девочка переходила из рук в руки: то ее поручали крестной матери, госпоже Бакан, то отцу; наконец она была помещена отцом в пансион. Письма Жорж Санд к госпоже Бакан показывают, что в течение месяца она не знала, где ее внучка и что с ней.
Происшествие дало первый результат, совершенно неожиданный. Соланж, сломленная столькими переживаниями, пожелала обратиться к вере. Ее кузен, Гастон де Вильнёв, человек очень набожный, направил ее к отцу Равиньяну. И она нашла себе пристанище в монастыре Сакре-Кёр: «Если я не уверую в бога, это будет не по моей вине. Во всяком случае, я украду у Генриха IV его поговорку и скажу: «Моя дочь стоит обедни». В надежде на поддержку неба Соланж в первый раз в жизни проявила некоторое смирение: «Нужно чудо, чтобы мне вернули мою дочь. Бог делает чудеса. Но заслужила ли я, чтобы он совершил одно для меня? Нет…» Жорж Санд немедленно воспользовалась этими словами: «Если ты действительно настроена так богобоязненно, помирись с Огюстиной, пора вам с ней дружески обняться». И удивительно изменившаяся Соланж согласилась на это примирение.
Желанное чудо произошло 16 декабря 1854 года. Суд, расторгнув брак супругов Клезенже, доверил заботу о ребенке бабушке.
Жорж Санд — Соланж Клезенже, 17 декабря 1854 года: Какое счастье, дочь моя! Вот чем укрепится твоя вера! Бог нам помог, и, к какой бы религии ни принадлежать, видишь эту помощь, когда ее ищешь и молишь о ней. Возвращайся немедленно, но с Жанной…
Приближался день Нового года. Какой праздник устроил бы Ноан для Нини, если бы она вернулась в этот момент! Увы! Надо ждать утверждения приговора. Клезенже может еще обжаловать решение, а адвокат Бетмон неумолим. 1 января 1855 года Соланж могла только отнести игрушки в пансион Делиньер, на улице Шатобриан. Сама же Соланж, как в детстве, нашла под своей дверью четыре строчки, написанные Жорж в духе народной песенки; это слова растроганной и взволнованной матери:
Всю, всю любовь в прекрасный день такой моей Соланж отдам я дорогой. Она разумной очень хочет стать, и ей бы только мужества достать. Временное постановление задерживало ребенка в пансионе. «Отец в январе месяце выводил дочь гулять, — писала Санд, — не обращая внимания на то, что она в летнем платье!» Вечером он привозил ее обратно совершенно больную и отправлялся на охоту далеко от Парижа, а куда — никто не знал. Санд была встревожена. 29 декабря 1854 года: «День gloomy[64]. Все мои мысли о Нини. Пишу письма. Неотвязные мысли». Увы, мрачные предчувствия быстро подтвердились. У Нини обнаружилась скарлатина, и бедная малютка умерла.
Жорж Санд — Шарлю Эдмону, 7 февраля 1855 года: Ужас в том, что ее убили, убили мою несчастную девочку… Я должна была за ней поехать; суд доверил ее мне. Из самолюбия отец противился… Он подал в суд апелляцию, и поэтому решение суда нельзя было выполнить сразу… Напрасно я писала этому черствому и холодному адвокату, что за моей крошкой плохо смотрят в том пансионе, куда он ее поместил!.. Пригласили ее мать и позволили ей ухаживать за девочкой уже тогда, когда было ясно, что она погибает. Нини умерла на руках матери, улыбаясь, разговаривая, задыхаясь от опухоли в горле; она говорила: «Нет, мамочка., уходи, я не поеду в Ноан. Ведь я не выйду отсюда…»
