голове…»
Весной 1822 года она озлобилась до сумасшествия. Она хотела принудить Аврору выйти замуж за человека, одна мысль о котором была девушке ненавистна.
«Вы хотели вернуться в монастырь, — сказали мне, — вы надеялись, что будете опять наслаждаться свободой, попав туда, где вас воспитали, где вам привили ваши дурные наклонности. О конечно, вас бы там приняли. Вам бы простили все ваши недостатки, извинили бы ваши проступки, скрыли бы от всех ваше поведение. Здесь вам будет лучше. Мы предупредим общину на ваш счет; здесь будут остерегаться вашего красноречия. Приготовьтесь к мысли, что вам придется прожить в этой келье до вашего совершеннолетия, то есть три с половиной года. Не вздумайте взывать к помощи законов; никто не услышит ваших жалоб; и ни ваши защитники, ни вы сами никогда ни узнаете, где вы находитесь…»
Но потом — то ли устыдились такого деспотического поступка, то ли побоялись возмездия закона, то ли меня просто хотели напутать, — от этого плана отказались.
Какой урок жизни для наивной молодой девушки! Она считала себя такой сильной, такой могущественной, когда царила в Ноане! Теперь она поняла, что быть несовершеннолетней — это значит быть рабой. Она заболела: от беспрерывно подавляемых вспышек гнева у нее начались спазмы желудка, который отказался принимать пищу; она стала надеяться, что умрет от истощения. К счастью, Софи- Виктория устала от этой борьбы. В апреле 1822 года она вместе с Авророй поехала погостить на несколько дней к бывшему полковнику стрелкового полка Джемсу Ретье дю Плесси, товарищу Мориса Дюпена по оружию.
Сорокалетний Джемс и двадцатисемилетняя Анжела Ретье дю Плесси жили в своем поместье дю Плесси, вблизи Мелён: это были добрые, широкие люди. Их пятеро маленьких детей весело резвились в большом парке; Аврора, для которой не было радости жизни без цветов и деревьев, нашла здесь если не поэтичную природу Ноана, то, во всяком случае, красивую растительность и зрелище занятых своей работой крестьян. К концу первого же дня Софи-Виктории все это надоело, и она решила уехать. Она меняла свое местопребывание с той же быстротой и легкостью, как цвет волос. Заметив, что это решение огорчило Аврору, госпожа дю Плесси предложила ей остаться на неделю. Мать согласилась, быть может, даже с коварной мыслью скомпрометировать свою непокорную дочь. У дю Плесси бывали в гостях молодые офицеры, и Софи показалось, что тут царят довольно свободные нравы.
Супруги дю Плесси отнеслись к Авроре с нежностью; она быстро подружилась с детьми и стала общей радостью в доме: Софи, по-видимому, совершенно забыла о дочери. Дю Плесси приютили у себя Аврору не на неделю, а на несколько месяцев, заказали ей туалеты, так как у нее ничего не было, и вообще относились к ней, как к родной дочери. Она обожала своего «папу Джемса» и «маму Анжель». Деревенский воздух вернул ей аппетит. Глядя на эту счастливую семейную жизнь, она изменила свое отношение к мысли о замужестве. Была и еще одна причина, по которой она почувствовала необходимость в защитнике. Как мы уже говорили, у дю Плесси бывало очень много молодых военных, которым Софи-Виктория не преминула охарактеризовать свою дочь как «молодую особу, чрезвычайно оригинальную и ветреную, чтобы не сказать больше». И молодые военные принялись слишком развязно надоедать Авроре. «У госпожи Анжель, доброй и великодушной, не хватило, однако, рассудительности, чтобы уберечь меня от окружающих опасностей…» По поведению же самой Авроры, непринужденному, живому, легкомысленному, можно было думать, что она поощряет эти ухаживания, на самом же деле они ее раздражали до крайности.
Она часто с грустью думала о том, что жить в свете одинокой женщине, не имеющей защитника, трудно. Как-то вечером в Париже, сидя с супругами дю Плесси на террасе кафе Тортони, она услышала, что Анжела говорит своему мужу: «Посмотри, Казимир!» Худощавый молодой человек, с веселым выражением лица, довольно элегантный, с военной выправкой, подошел к их столику, чтобы пожать им руки и ответить на заискивающие вопросы о своем отце, полковнике бароне Дюдеване, очень любимом и уважаемом в семье дю Плесси. Молодой человек шепотом задал вопрос об Авроре и вспомнил, что его отец был другом полковника Дюпена. В свою очередь, Аврора расспросила об этом молодом человеке. Он был внебрачным ребенком барона времен империи и служанки Августины Сулэ, но отец признал его своим сыном. Его семья владела рентой от 70 до 80 тысяч ливров и поместьем в Гильери, в Гаскони. Спустя несколько дней Казимир Дюдеван появился в Плесси и стал по-товарищески принимать участие в детских забавах. Казалось, что он проявляет особый интерес к делам Авроры, часто он давал ей полезные советы.
Ты был моим покровителем, добрым, честным, бескорыстным, который никогда не говорил мне о любви, но думал о моем богатстве и очень умно старался предостеречь меня от разных бед, которые мне угрожали. Я была очень благодарна тебе за эту дружбу и очень скоро стала смотреть на тебя, как на брата; мы гуляли, целыми часами проводили время вместе; мы играли, как дети, и ни разу мысль о любви или браке не смутила наших невинных отношений. Я тогда написала своему брату: «У меня появился здесь друг, которого я очень люблю, я прыгаю о ним и смеюсь, как, бывало, с тобой». Ты ведь знаешь, каким образом благодаря нашим общим друзьям нам пришла в голову мысль пожениться. Среди тех, кого мне прочили, П… я невыносила, К… мне был ненавистен, остальные — многие из них — были богаче тебя. А ты был добр, в моих глазах это единственное существенное достоинство. Встречаясь с тобой ежедневно, я узнавала тебя все лучше и лучше и оценила все твои хорошие качества; никто не любит тебя так нежно, как я…
Она была искренна. В своей зеленой тетрадке она написала: «Неслыханное счастье» и «Невыразимая радость». Так сладостно было найти, наконец верного друга. Она его не считала красивым, нос у Казимира был немного длинноват, но она с радостью проводила с ним целые часы подряд. Подобно всем молодым девушкам, которые чувствуют себя одинокими и беззащитными, она влюбилась в него, как в олицетворение мужественности. Этот новый претендент понравился ей еще и потому, что не делал официального предложения через родных, а просил руки у нее самой. К тому же она была уверена, что он женится на ней не ради денег — ведь когда-нибудь он будет гораздо богаче ее. На самом же деле материальное положение Казимира было не так просто. Он, правда, был единственным сыном, но был рожден внебрачно, и поэтому не имел прав на наследство отца. Последний давал ему только 60 тысяч франков, как приданое, а все свое состояние завещал жене, баронессе Дюдеван, с тем чтобы она впоследствии передала все фамильное богатство Казимиру. Тем не менее, пока Казимир был холостым, он жил в доме отца; женившись, он должен был бы примириться с более скромными условиями жизни в Ноане. Его никак нельзя было упрекнуть, что его брак с Авророй — дело корысти.
Несмотря на это, подозрительная Софи-Виктория не упустила такого прекрасного случая проявить свою власть. Она была очарована красивой внешностью отца Казимира, благовоспитанного и любезного старого полковника. «Я дала согласие, — заявила она своей дочери, — но могу еще взять назад свое слово. Я еще не решила, нравится ли мне Казимир. Он некрасив. А я мечтала ходить под руку с красивым зятем». Недели через две она, как снег на голову, свалилась в Плесси с новыми открытиями: «Казимир — авантюрист и служил гарсоном в кафе!» Кто ей рассказал такую чушь? Аврора предположила, что это ей приснилось. Потом мать потребовала раздельного владения имуществом, но Аврора нашла это оскорбительным для Казимира. Вопрос о браке снова был подвергнут обсуждению, потом снова решен положительно, потом снова отведен. Так продолжалось до конца лета. Госпожа Дюпен никак не могла привыкнуть к носу Казимира и продолжала в своих разговорах с дочерью обливать грязью своего будущего зятя. Наконец 10 сентября 1822 года Аврора и Казимир повенчались и уехали из Парижа. В Ноане их радостно встретил Дешартр.
