Молчаливый полковник Брэмбл

НЕСКОЛЬКО СТРАНИЦ ИЗ ДНЕВНИКА ОРЕЛЯ

Ондезееле, январь 19…

Г-жа Лемэр преподнесла в дар офицерской столовой бутылку старого коньяка, и поэтому сегодня вечером доктор, что называется, в ударе. Недаром он принадлежит к породе ирландских крестьян, которые так любят совершенно неожиданные изречения.

— Именно средним векам, — сказал он, — мы обязаны двумя худшими изобретениями человечества: романтической любовью и порохом.

И еще:

— Единственная причина этой войны заключается в том, что немцы лишены чувства юмора.

Но особенно интересно послушать, как он с абсолютно научной строгостью доказывает свою излюбленную теорему:

— Две противоположные по смыслу телеграммы, отправленные начальниками в одном чине, взаимно аннулируются.

4 января

Прогулка верхом с полковником и Паркером. До чего же нежен и изыскан этот свет Севера!

Полковник возмущен, узнав, что я никогда не участвовал в псовой охоте.

— А следовало бы, месье, это самый прекрасный из всех видов спорта. Вы берете препятствия высотой с вашу лошадь. К своим восемнадцати годам я успел дважды сломать себе шею. Это очень возбуждает.

— Да, — сказал Паркер, — однажды, когда я несся галопом через лес, какая-то ветка воткнулась мне в правый глаз. Просто чудо, что я не погиб. В другой раз…

Он объясняет, как его конь упал на него и сломал ему два ребра. И оба моих спутника, уверенные, что убедили меня, восклицают в один голос:

— Так что, месье, после войны обязательно займитесь псовой охотой!..

7 января

Сегодня утром не знаю почему через Ондезееле проследовали французские воинские части. Вместе со всей деревней я наслаждался этим зрелищем. Нам, конечно, по душе пронзительные звуки шотландской волынки, но никакая музыка в мире не сравнится с «Сиди-Брагим» и «Самбра и Маас»[63].

Я также был счастлив возможностью показать Паркеру, который из всей нашей армии видел лишь несколько солдат-ветеранов, охранявших железную дорогу, каковы наши пешие егеря. Они ему явно понравились.

— Не хуже наших хайлендеров, — сказал он.

Затем описал порядки, некогда царившие в полку «Леннокс», когда он, еще будучи лейтенантом, служил в Египте.

— Вы только вдумайтесь: целых шесть месяцев подряд я не имел права проронить в офицерской столовой ни единого слова! Великолепная традиция! Так нас приучали к покорности, приличествующей нашему положению, и уважению к начальству. Если же какой-нибудь самонадеянный офицер нарушал этот режим, то довольно скоро обнаруживал у себя в комнате все свое снаряжение и имущество упакованным для отправки в Англию. А в случае непонимания даже такого намека нарушителя предавали суду младших офицеров. Там ему втолковывали кое-какие полезные истины относительно его характера… Все это, согласен, довольно жестоко. Но зато каким истинно корпоративным духом проникались мы благодаря этим суровым нравам!.. Мы уже никогда не увидим полк, сравнимый с нашими «ленноксами» 1914 года… Правда, нынешний кадровый офицер тоже знает, каково служить в действующей армии. Хотя на войне в конце концов достаточно быть здоровым и не рассуждать больше, чем рыба. Судить о солдате следует только в мирное время.

— Вы мне напоминаете, — сказал доктор, — того самого гвардии старшего сержанта, который часто повторял: «Ах, как хочется, чтобы эта война окончилась поскорее! Тогда можно будет снова проводить настоящие маневры!»

В этот вечер, покуда свирепствует граммофон, я пытаюсь переложить на французский одно замечательное стихотворение Киплинга:

О, если в силах ты увидеть крах всей жизни,
Но, слова не сказав, все сызнова начать,
Сто прежних выигрышей сразу, в миг капризный,
Вчистую проиграв, не дрогнуть и смолчать,
Любить, но быть сильней любовного безумства,
Суровым, твердым быть, но нежность сохранить,
При виде злых врагов не ведать злого чувства,
Но все ж в неравный бой вступить — и победить;

И если, услыхав, как слов твоих правдивых
Смысл извратил подлец, чтоб злость глупцов разжечь,
Сумеешь ты в ответ на крик безумцев лживых
Ни разу не солгать и честь свою сберечь,
И если сможешь ты друзей любить по-братски,
Но никому во власть жизнь не отдать свою,
Всегда достойным быть — и пред толпой бунтарской,
И в час, когда даешь советы королю;

И если на пути сомнений, дум, исканий
Ты сможешь скептиком не стать, не разрушать,
Мечтая, никогда не быть рабом мечтаний,
А мысля, мыслям целиком себя отдать;
И если можешь ты быть жестким — не жестоким,
Быть храбрым, но уметь смирять свой дерзкий нрав,
Быть добрым и простым, быть мудрым, точным, строгим,
Сухим педантом, нудным ментором не став;

И если можешь ты Триумф и Пораженье,
Их лживость осознав, с бесстрастьем равным ждать,
А в грозный час хранить отвагу и презренье,
Когда все голову готовы потерять,
Тогда все короли с их блеском, славой, властью
Должны, склонясь, признать, что ты — их властелин,
А что ценней всего: побед, богатства, счастья,