выскочил негр. И, в сущности, они совершенно правы; с точки зрения небытия, которое нас ожидает, Наполеон и Ришелье не лучше употребили свою жизнь, чем эта бабенка и этот солдат».
Я забыл об Изабелле, которая держала меня за руку. Вдруг она сказала мне:
— Пойдем домой, милый. Это невероятно утомляет меня.
Я позвал такси и, пока мы медленно пробирались сквозь враждебную толпу, я думал с горечью:
«Как очаровательно и весело можно было бы провести такой вечер с Одиль! У нее был бы сияющий взгляд наших счастливых дней. Она брала бы билеты во всех лотереях и радовалась, выиграв грошовый детский кораблик. Бедная Одиль, которая так любила жизнь и которая никогда не узнает ее, тогда как существа, созданные для смерти, вроде меня и Изабеллы, должны нехотя влачить скучное существование».
Изабелла, как будто угадав мои мысли, взяла меня за руку.
— Разве ты нездорова? — спросил я. — Ведь ты так редко чувствуешь усталость.
— О нет, — ответила она, — но мне так смертельно скучно на ярмарке, что я устаю здесь скорее, чем в другом месте.
— Тебе так скучно, Изабелла? Как жаль! А я так это люблю!
И тут вдруг, должно быть потому, что как раз в этот момент шарманка заиграла возле нас довоенный мотив, фразы, которые когда-то давно говорила мне Одиль, гуляя со мной по этой самой ярмарке, зазвучали в моей памяти. Тогда она упрекала меня за то, что я скучаю. Неужели я так сильно изменился? Подобно тому, как дом, покинутый теми, кто строил и отделывал его, и купленный новыми владельцами, сохраняет запах и стиль своих прежних хозяев, так и я, весь насыщенный Одиль, обнаруживал теперь душу, которая была уже не совсем моей. Мои подлинные вкусы, мою тревожную душу, унаследованную от Марсена, я мог найти теперь скорее в Изабелле, и было странно думать, что я порицал в ней в этот вечер ту самую суровость и отвращение к удовольствиям, которые составляли суть моего собственного характера и которые другая женщина изгнала из моей души.
«И, без сомнения, — думал я дальше, в то время как Изабелла сидя рядом со мной молча гладила мою руку, — Изабелла тоже изменится, чтобы стать похожей на меня, так что, в конце концов, она сама превратится в слабую копию Одиль».
IX
Момент нашего отъезда в горы приближался. Незадолго до того Филипп встретился у Елены Тианж со своими знакомыми, некими господами Вилье. Он подружился с ними в Марокко. Оба, и муж и жена, были очень красивы. Особенно привлекала внимание жена. Я ищу подходящее слово, чтобы охарактеризовать тип ее лица, и не нахожу его. В нем была гордость, но не только это… Что-то победоносное, да, вот настоящее слово: именно победоносное. Под массой светлых волос — чистый, точеный профиль. Она напоминала красивое, породистое животное. Как только мы вошли в салон, она направилась к нам навстречу.
— Мы с господином Марсена, — сказала она мне, — проделали вместе чудесную экскурсию в Атласские горы… Помните Саида, Марсена?.. Саид, — добавила она для меня, — это наш проводник, маленький араб с блестящими глазами.
— Это был поэт, — сказал Филипп. — Когда мы брали его в свой экипаж, он воспевал красоту госпожи Вилье.
— Вы не собираетесь свезти вашу жену в Марокко в нынешнем году? — спросила она.
— Нет, — ответил Филипп, — мы решили предпринять совсем маленькую поездку; мы едем в горы. Это вас не соблазняет?
— Вы серьезно это говорите? Представьте себе, мы с мужем как раз мечтаем о том, чтобы провести Рождество и Новый год среди снегов. Куда вы думаете направиться?
— В Сен-Морис, — сказал Филипп.
Я была в бешенстве, я делала ему знаки, которых он не замечал. Кончилось тем, что я поднялась с места и сказала:
— Надо идти домой, Филипп.
— Домой? — спросил он. — Почему?
— Должен прийти управляющий. Я ему назначила.
— В субботу?
— Да, я думала, что тебе будет удобнее.
Он взглянул на меня с удивлением, но ни слова не сказал и поднялся в свою очередь.
— Если это путешествие вам по душе, — сказал он госпоже Вилье, — протелефонируйте мне, мы сговоримся. Было бы очень мило поехать туда целой компанией из двух семейств.
Когда мы вышли, он сказал мне резко:
— Что это, черт возьми, за деловые свидания в субботу вечером? Удивительная идея! Ведь ты прекрасно знаешь, что это приемный день Елены и что я люблю засиживаться у нее поздно.
— Но я никому не назначала деловых свиданий, Филипп. Я просто хотела уйти.
— Что за история! — изумился он. — Ты больна?
— Нет, но я не хочу этих Вилье во время нашего путешествия. Я не понимаю тебя, Филипп. Ты знаешь, что для меня все удовольствие этой поездки в том, чтобы провести несколько дней с тобой вдвоем, а ты приглашаешь людей, которых едва знаешь, которых видел один раз в жизни в Марокко.
— Какая страстность! Я не узнаю мою Изабеллу! Но ты ошибаешься, Вилье вовсе не люди, которых я едва знаю. Я провел с ними две недели. Я помню очаровательные вечера у них в саду в Марракеше. Ты не можешь представить себе, какой у них прелестный дом: бассейны, фонтаны, четыре кипариса, запах цветов. Соланж Вилье обладает изысканным вкусом. Она так чудесно устроила этот уголок: ничего, кроме марокканских диванов и больших мягких ковров. Нет, с ними я сошелся гораздо ближе, чем с многими парижскими друзьями, которых встречаю три раза за зиму на обедах.
— Что же из этого следует, Филипп? Может быть я и ошиблась, но предоставь мне путешествие. Оно было мне обещано, оно мне принадлежит.
Он со смехом опустил свою руку на мою и сказал:
— Хорошо, сударыня, вы получите ваше путешествие.
На другой день, когда мы пили кофе после завтрака, г-жа Вилье протелефонировала Филиппу. Я поняла по его ответам, что она говорила с своим мужем, что он одобрил ее проект и что оба они поедут с нами в Швейцарию. Я должна признать, что Филипп не настаивал и даже старался отклонить Вилье от задуманной поездки. Но последняя его фраза была:
— Ну что ж, отлично! Мы будем очень рады встретить вас там.
Он повесил трубку и взглянул на меня немного смущенный.
— Ты сама видела, — сказал он, — я сделал все что мог.
— Да. Ну и что же? Они поедут? Ах, Филипп, это уже слишком!
— Но что я должен был делать, милая? Не могу же я все-таки быть с ними грубым.
— Нет, но ты мог выдумать какой-нибудь предлог, сказать, что мы едем в другое место.
— Они все равно поехали бы. Впрочем, не стоит делать из этого трагедию. Ты увидишь — они очень милые люди, и тебе будет очень приятно провести несколько дней в их обществе.
— В таком случае, вот что, Филипп: поезжай с ними один. Меня лично это нисколько не привлекает.
— Ты с ума сошла! Они ничего не поймут. И потом, я нахожу, что это не слишком любезно с твоей стороны. У меня не было никакого желания уезжать из Парижа; ты сама просила меня, я согласился, чтобы доставить тебе удовольствие, и теперь ты предлагаешь мне ехать одному.
— Не одному… С самыми дорогими твоими друзьями.
— Изабелла, я устал от этой нелепой сцены, — сказал Филипп с резкостью, какой я раньше в нем никогда не замечала. — Я ничем не виноват перед тобой. Вовсе не я пригласил этих Вилье. Они сами
