— Нравится, — сказал Шереметев, желая угодить.
— А Анна Петровна?
— Чудесная женщина, — чистосердечно ответил граф.
— Вот и хорошо. Завтра утром пожалуй ко мне в кабинет, надо потолковать.
После бокала рейнского Борис Петрович почувствовал себя полностью раскованным, и все па и фигуры в танцах у него получались как бы сами собой.
— Да вы просто молодец! — хвалила его Анна Петровна.
И он молодел, глядя на ее лучезарную улыбку, слушая ее звонкий смех. Пытался рассказывать ей смешные истории из армейской жизни, и она хохотала над ними почти до изнеможения.
— Ой, Борис Петрович, вы меня уморите, — лепетала сквозь смех.
А ему все более и более нравилось ее «умаривать». Под конец вечера он чувствовал себя с ней как с давно знакомой дамой, с которой долго не виделся и не может наговориться.
И даже засыпая в ту ночь в петербургском доме, он все еще слышал ее рассыпчатый, как у колокольчика, смех. Так и назвал мысленно ее ласковым прозвищем — Колокольчик.
Утром, как велено было, он явился к государю. В приемной царя сидело несколько человек, но адъютант, увидев фельдмаршала, сказал:
— Входите, Борис Петрович, государь давно о вас спрашивал.
В кабинете кроме царя был Меншиков и корабельный мастер. Царь и мастер склонились над чертежом, развернутым на столе.
— Т-так… — говорил Петр, — форштевень {267} делаем круче… вот тут я показал угол… Шпангоуты {268} вот, согласно этих лекал.
Увидев Шереметева, царь кивнул ему:
— Садитесь, Борис Петрович, я сейчас освобожусь.
Дав несколько указаний мастеру, Петр свернул чертеж, отдал ему.
— Ступай, я через часок буду на стапелях.
Мастер вышел. Петр закурил трубку, пуская дым, спросил:
— Ну как вчерашняя ассамблея, Борис Петрович?
— Хорошо, Петр Алексеевич.
— Ну вот, а ты в монастырь. — И, явно передразнивая вчерашнее, просюсюкал: — «На коня едва влажу».
Меншиков хохотнул коротко у окна.
— А вчера на ассамблее отчубучивал что твой конь. Ты ж видел, Данилыч?
— Видел, мин херц, и дивился.
— В общем, так, Борис Петрович, тебе надо жениться.
— Мне?! — вытаращил глаза Шереметев.
— Не мне же. Я уже женат, светлейший тоже. Дело за тобой.
— Но мне же шестьдесят лет, Петр Алексеевич. Какой я жених?
— Ничего, ничего, старый конь борозды не испортит. Мы тебе уж и невесту сосватали.
— Кого?
— Анну Петровну.
— Анну Петровну? — удивился Борис Петрович. — Но она же… Она же дитя еще…
— Она баба, Борис Петрович, и давно распочатая. Вдовушка. По мужику тоскует. Как ты не понимаешь?
— Но у меня ж сын старше ее, Петр Алексеевич.
— Ну и что? При чем тут сын? Тебя женим, не его. — И пошутил грубо: — На коня «влазишь», взлезешь и на нее.
Меншиков захохотал, заржал жеребцом стоялым.
У Петра лишь губы кривились в усмешке. Шереметев был в растерянности. Конечно, чего греха таить, ему понравилась Анна Петровна, очень понравилась. Добродушная. Веселая. Красивая, наконец. Но ведь, став ее мужем, он будет обязан не только содержать ее, но и исполнять супружеские обязанности. А сможет ли? А достанет ли у него мужской силы?
Наконец царю надоело зреть колебания графа, он сказал:
— Значит, не хочешь со мной породниться, Борис Петрович?
— То есть как? — не понял Шереметев.
— Ну как? Анна Петровна была за моим родным дядей Львом Кирилловичем Нарышкиным, значит, она мне тетка. Верно? Женишься на ней, станешь мне дядей. Ай не хочется?
— Что ты, что ты, государь. Для меня это честь, — забормотал Борис Петрович. — Но как она?
— Она уже сговорена. Думаешь, я тебе случайно ее на ассамблее подсунул?
— Ну что ж… — вздохнул обреченно граф.
Но царь не дал ему докончить:
— Все. Через месяц венчаем, и за столы. А сейчас мне на верфь пора, братцы, фрегат закладываем. Я, чай, четыреста рублей в год за мастера-судостроителя там получаю. Отрабатывать надо.
Глава шестая
СЕМЕЙНЫЕ РАДОСТИ
После свадьбы царь расщедрился, дал фельдмаршалу отпуск для «медового месяца». Свадьба состоялась 18 мая, и лишь 10 июля Шереметева вызвали к государю.
— Ну что, жених? — встретил его Петр, усмехаясь. — Сам управляешься или помощников надо?
Грубая шутка задела мужское достоинство Бориса Петровича, он даже побледнел, но отвечал спокойно:
— Сам, государь.
— Не серчай, — вдруг помягчел Петр. — Я ведь что тебя вызвал: явился слух, что шведы готовят транспорт в Курляндии. Как я предполагаю, на выручку Карлусу. Вам надлежит выехать туда и, приняв командование, пресечь сию попытку. Сколько потребуется времени вам для сборов?
— Я полагаю, три дня достанет, государь.
— Постарайся в два уложиться, и в путь. Кланяйся Анне Петровне.
— Спасибо, — отвечал сухо Шереметев, и это не ускользнуло от внимания царя.
— Борис Петрович, дорогой, не держи сердце на племяша, — сказал Петр почти ласково.
— На какого племяша? — не понял фельдмаршал.
— Ну как? Ты ж отныне мне дядя.
— А-а, — догадался Шереметев и даже улыбнулся. — Не держу, Петр Алексеевич. Ей-ей. Не смею.
Поскольку оженили фельдмаршала на Анне Петровне внезапно, то естественно, его стало интересовать все, что было с ней связано в прошлом. Все же семь лет она прожила без мужа. Он понимал, что молодая женщина не могла столь долго оставаться безгрешной. И узнавал-то не для того, чтоб устроить сцену ревности. Нет. А просто любопытства мужского ради: с кем?
В первую же брачную ночь она, нетерпеливая и горячая, призвала его в свои объятия и — о чудо! — так распалила мужика, что он совсем неплохо исполнил то, что от него требовалось. И, удовлетворенный, отвалившись и отдышавшись, спросил вдруг:
— Аннушка, а у тебя были поклонники?
— А как же, Борис Петрович, я, чай, не уродка.
— А кто, например?
— Ух какой вы любопытный! — рассмеялась Анна. — Зачем вам это?
— Да так, просто интересно.
— Сейчас у меня главный поклонник — это вы, Борис Петрович. И никого я более знать не хочу. И
