для гранатометчиков. Его собьют в течение десяти-пятнадцати секунд. Погибнет десант, экипаж и машина.
– А если задействовать вертолеты огневой поддержки?
– Все равно, – упрямо повторил я. – Площадка, пригодная для высадки десанта, ограничена небольшим участком палубы. Вертолету придется зависнуть строго над ней. И рассредоточившиеся по палубе боевики смогут обстрелять его практически с любой точки.
Углов глубоко вздохнул и повернулся к Уткину:
– Решено. Используем парашюты.
– Парапланы, – поправил генерала тот.
Мысль десантироваться на захваченный ледокол на парапланах пришла мне в голову, еще когда мы с Бондаревым отвозили террористам горючее. Но когда я с палубы «Арктики» увидел взаимное расположение судовых надстроек, антенных мачт и удерживающих их растяжек, то отказался от этой идеи. Слишком узкое пространство для маневра. Чтобы не задеть стропами или куполом за протянутые над палубой провода и тросы, требовалась ювелирная точность движений и абсолютно безветренная погода. Малейшая ошибка при выборе траектории приземления или внезапный порыв ветра – и можно вообще не долететь до палубы, запутавшись в паутине стальных растяжек. Генерала можно понять. Он не специалист, хотя и прыгал с парашютом. Но Уткин сам мастер спорта по парашютному спорту, неоднократный призер чемпионата страны, он-то должен понимать степень опасности! То, что он предлагает, – это же чистой воды авантюризм!
– Товарищ генерал! – обратился я к Углову. – Чтобы не зацепить судовые снасти, парашютистам придется постоянно маневрировать в воздухе, и все это под ураганным огнем террористов! Это даже не риск, а натуральное самоубийство!
– А вот майор утверждает, что сможет приземлиться, – сказал в ответ Углов, кивнув головой в сторону Уткина.
– Просто опуститься на палубу, не задев натянутые над ней провода и мачтовые растяжки, смогу и я, да еще, наверное, пара наших парашютистов! Но за время спуска террористы успеют убить каждого из нас не по одному разу! И даже если кому-то удастся опуститься на палубу живым, мы все равно не сможем противостоять двум десяткам вооруженных боевиков и тем более освободить судно!
– Чтобы вы смогли приземлиться, задействуется отвлекающая группа, которая имитирует атаку ледокола с пирса и вызовет на себя огонь обороняющих палубу террористов. Задача парашютистов: опуститься на палубу с левого борта и сбросить в воду фалы, по которым на судно смогут подняться наши пловцы. Именно они будут освобождать захваченное судно и его команду, – изложил Углов суть своего плана.
После этих слов я как будто по-новому увидел палубу со всеми ее надстройками. Взглянув сначала на правый, затем на левый борт ледокола, я снова перевел взгляд на генерала и высказал свое мнение:
– А что, должно сработать.
Наверно, в моих словах не прозвучало необходимой уверенности, потому что Углов с присущей ему решительностью повторил:
– Обязательно сработает! Потому что иной возможности освободить судно и предотвратить ядерный взрыв у нас нет!
В этом он был абсолютно прав. На переговоры с захватившими судно боевиками у нас уже не осталось времени. Да они и не поверили бы ни одному нашему слову о грозящем взрыве реактора. К тому же у них нет возможности предотвратить взрыв. После того как террорист-смертник забаррикадировался в реакторном отсеке, захватившие судно боевики сами превратились в заложников. Поэтому штурм ледокола – это единственная возможность спасти город и его жителей от гибели. По себе знаю, как важно осознавать, что ты не напрасно рискуешь собственной жизнью, что, кроме как самому идти на автоматы и пулеметы террористов, у тебя нет иной возможности спасти жизни людей. И те, кто будет штурмовать ледокол с берега, вызвав на себя огонь террористов, тоже знают это. А ведь они будут рисковать больше всех, потому что захватившие судно боевики отлично подготовились к такой лобовой атаке и обрушат на наших парней всю мощь своего оружия.
– Закончить осмотр! Вернуться к машине! – объявил Углов, и наши офицеры бегом устремились вниз по сходням.
Через минуту все уже сидели в автобусе. Углов, как и в прошлый раз, поднялся в автобус последним и, заняв переднее сиденье, рядом с водителем, распорядился:
– К управлению.
Водитель лихо развернул автобус на причале и помчал нас обратно. Всю дорогу я искоса поглядывал на генерала. Он сидел с сосредоточенным лицом и, погрузившись в свои мысли, обдумывал детали предстоящего штурма захваченного террористами судна. Но как только автобус подъехал к зданию управления и к машине бросился один из наших офицеров, Углов мгновенно отвлекся от своих мыслей, очевидно, почувствовав передавшуюся от своего сотрудника тревогу.
– Товарищ генерал! – взволнованно произнес влетевший в открывшиеся двери автобуса офицер. – Террористы захватили полковника Бондарева!
Что?!!! Я подпрыгнул со своего места. Углов же, в отличие от меня, внешне остался совершенно спокоен, лишь плотно сжал зубы, а затем потребовал объяснений:
– Как это произошло?
– Когда полковник на автозаправщике подъехал к ледоколу, то объявил террористам, что те не получат топлива, пока он не убедится, что с заложниками все в порядке, и попросил разрешения подняться на борт, – принялся объяснять наш сотрудник. – Террористы спустили трап, а когда полковник Бондарев поднялся на судно, объявили по громкоговорящей связи, что он взят в заложники и будет убит, если им в течение пятнадцати минут не доставят газорезательный аппарат.
Углов глубоко вздохнул, поднял взгляд на офицера и сказал:
– Передайте от меня всему личному составу: разобрать оружие и построиться в холле для получения боевого приказа! – Потом он повернулся к нам и объявил: – Всем командирам оперативно-боевых групп собраться в штабе на инструктаж!
Меня всегда поражало самообладание Углова и его способность в любых обстоятельствах добиваться намеченной цели, даже если эти обстоятельства берут за горло и когтистой лапой сжимают сердце. Полковник Бондарев его давний друг, и не просто друг, а боевой товарищ, который не раз, в прямом смысле, спасал нашего командира. Я не сомневался, что Углову так же, как мне, больно слышать о его захвате. Но, занявшись подготовкой предстоящего штурма, Углов даже словом не обмолвился о своем друге, оказавшемся в плену у террористов.
И все же, когда мы поднимались по лестнице в оперативный штаб, я не выдержал и спросил у него:
– Товарищ генерал, как же так? Зачем Бондарев вообще поднялся на судно? Ведь он не мог не знать, чем это может закончиться.
Не останавливаясь, Углов резко обернулся ко мне:
– Ты что, разве не понял? Ведь он это сделал специально, чтобы дать нам возможность подъехать к ледоколу. И на машине, которая повезет газорезчик, скрытно перевезти штурмовую группу.
И тут до меня дошло. Конечно! Отправляясь на очередную встречу с террористами, Бондарев знал о предстоящем штурме и всеми способами, вплоть до добровольной сдачи в плен, попытался облегчить бойцам штурмовой группы их задачу. Теперь нашим парням не придется прорываться на причал под огнем террористов. Они смогут подъехать к ледоколу на машине, которая повезет газорезательный аппарат.
61. Овчинников
Собранное генералом совещание командиров оперативно-боевых групп продолжалось ровно четыре минуты – я засек время по своим наручным часам. Углов подвел нас к расстеленному на столе плану морского порта и, отметив исходные рубежи, поставил каждой группе ее задачу. Сразу после этого мы спустились в холл, где уже построились бойцы нашего отряда. Командиры стали во главе своих групп. Я присоединился к Аникину и Кирсанову. А Углов вышел на середину строя и сказал:
– Товарищи офицеры! С учетом реальной угрозы взрыва ядерного реактора я принял решение о немедленном штурме захваченного террористами ледокола. Для проведения операции формируются три штурмовые группы: морская, воздушная и береговая. Морская группа – подразделение боевых пловцов
