– Планирует длительный переход по тайге, за время которого надеется залечить рану и уже тогда охотиться с помощью дробового ружья, – не очень уверенно предположил Евгений.
– Глупости! Залечить рану во время тяжелейшего перехода весьма непросто, если вообще возможно. Нужно усиленное высококалорийное питание, а где его взять? Ни ягоды, ни грибы в лесу пока не созрели. Охотиться – это раненому-то? Если рассуждать здраво, Осокин вообще не должен был покидать жилище егеря, а оставаться здесь, пока не заживет его рана. Женя, а вы не могли его спугнуть?
– Исключено, Иван Захарович, – уверенно ответил Евгений. – Прежде чем подбираться к дому, мы окружили поляну. По всем правилам, – добавил он. – Мышь бы не проскочила. Голову даю на отсечение – когда мы здесь появились, Осокина в доме уже не было.
– Что же тогда получается? – рассуждая вслух, спросил Федоров. – Осокин проник в дом смотрителя заповедника, отравил его вместе с женой, сбросил трупы в подполье, забрал из дома охотничье ружье и, возможно, походную аптечку и снова скрылся в тайге...
– Не совсем так, – поправил начальника Кудрявцев. – Егерь и его жена сами спустились в подполье. И лишь затем Осокин заставил их принять яд. Женщина умерла, когда сидела на бочке, а мужчина, очевидно, в тот момент, когда пытался открыть крышку люка.
Федоров очень внимательно выслушал пояснение Кудрявцева, после чего заметил:
– Женя, возвращение Осокина в тайгу, а также использованный им для убийства семьи егеря яд – это то, чему я не могу дать объяснение. Но оно есть! И мы обязаны его найти. Только поняв логику диверсанта, поняв, что он замыслил, мы сумеем его перехватить! Только так, и никак иначе! – Перехватив непонимающий взгляд Кудрявцева, подполковник быстро спросил: – Вы осматривали дом. Обнаружили что- нибудь необычное?
– Да нет. – Евгений отрицательно мотнул головой.
– А другие строения? – Федоров указал взглядом на отдельно стоящую рубленую баню.
– Пока нет.
– Пойдем. Осмотрим вместе.
В отличие от дома входная дверь небольшой баньки оказалась незапертой. Стоило Евгению потянуть за ручку двери, как она сразу же открылась. Переступив порог, Федоров и Кудрявцев оказались в небольшом предбаннике, в центре которого располагался сколоченный из обструганных досок стол. Вдоль одной стороны стола тянулась прибитая к стене деревянная лавка. Возле противоположной стены были аккуратно сложены пихтовые и березовые поленья, на которых стояла коробка с березовой корой и приготовленной для растопки бумагой. Федоров заглянул в коробку, поворошил рукой сваленную туда бумагу и достал из вороха пустую картонную упаковку из-под женских гигиенических прокладок.
– Узнаешь?
– Узнаю. – Евгений усмехнулся. – Моя Маша как раз такими пользуется. Правда, только по... особому случаю, – наконец подобрал он подходящие слова, – когда бикини надевает.
– Твоей жене сколько лет?
– Двадцать шесть, – не особенно понимая, куда клонит его начальник, ответил Евгений.
– А жене егеря было около сорока. Не думаю, что она носила такие узкие трусы, для которых предназначены эти прокладки.
– Значит...
– Здесь была еще одна женщина, причем гораздо моложе, – закончил за Кудрявцева Федоров. – И именно из-за нее Осокин изменил свои первоначальные планы... Дай мне рацию. Нужно срочно выяснить в дирекции заповедника, что за женщина жила в доме егеря.
Железнодорожный вокзал Южно-Печорска
12.54
Стен следил за движением секундной стрелки на своих наручных часах. Пробежав двенадцатичасовую отметку, стрелка начала отсчет последней минуты из того времени, которое диверсант отмерил себе провести в машине.
– Веселей, Юля. Скоро все закончится! – Стен озорно подмигнул сидящей на соседнем сиденье девушке и потрепал ее по оголенному колену.
Пальцы диверсанта жадно вцепились в бархатистую кожу: «Какие ножки! Черт! Как обидно использовать сучку, так ни разу и не трахнув ее. А может, забрать ее с собой? Взять в Ухте СВ, запереться с ней в купе да и драть всю дорогу во все дырки, а перед самой Москвой грохнуть? Труп, кстати, можно запихнуть в багажный ящик под полкой... – Стен резко оборвал себя. – Прежде чем строить планы, нужно еще выбраться отсюда!» Однако разбуженное желание оказалось так велико, что Стен не устоял перед соблазном и, скользнув ладонью вверх по оголенному женскому бедру, запустил руку девушке под юбку. От прикосновения его жадных пальцев Юля испуганно вздрогнула, а ее лицо перекосила гримаса ужаса. Стену это не понравилось. Продолжая тискать под юбкой плотно сжатые девичьи бедра, он произнес:
– А вот шарахаться от меня не надо. Мы же договорились, Юля, – ты моя жена, а жена должна отвечать на ласки мужа. Ну-ка, поверни ко мне свое личико и улыбнись.
Юля через силу повернула к нему голову и изобразила на лице некое подобие улыбки.
– Вот так, – одобрительно кивнул Стен. – Только в следующий раз делай это быстрее и естественнее. Если кто-нибудь на вокзале или в поезде усомнится в чувствах, которые ты испытываешь ко мне, ты очень пожалеешь об этом. Я вскрою тебе живот. Вот здесь. – Ногтем указательного пальца Стен медленно провел по коже девушки чуть ниже надетого ею топика. – И тогда ты будешь умолять о смерти, глядя на свои вывалившиеся кишки.
Губы девушки задрожали, и, глотая слезы, она произнесла:
– Вы и так убьете меня.
– Во-первых, мы же уже договорились обращаться к друг другу на «ты», – проникновенно глядя Юле в глаза, произнес Стен. – Во-вторых, я тебя не убью и, как только мы доедем до Ухты, сразу отпущу. Если следовать твоей логике, я должен был убить и егеря вместе с его женой. Однако, как ты знаешь, я этого не сделал.
Обмануть насмерть напуганную девушку оказалось совсем несложно. Она и не подозревала, что в кружку со спиртом, который диверсант заставил выпить егеря и его жену, прежде чем закрыть их в подполье, была подмешана смертельная доза яда.
– Так что давай вытри слезки и пошли, – миролюбиво произнес Стен. – Нам еще нужно купить билеты, а до отхода поезда осталось меньше пяти минут.
Прежде чем выйти из машины, Стен достал из бардачка Юлины солнцезащитные очки и водрузил их себе на нос. Дужки очков сильно давили на виски (заезжая аспиранточка носила не его размер), однако с таким неудобством приходилось мириться. «Не бог весть какой грим, но для провинциального вокзала сойдет, – заключил Стен, взглянув на свое отражение в автомобильном зеркале. – Тем более что, когда я появлюсь на вокзале под руку с аспиранточкой, меня не должны особо пристально рассматривать. Завидев такую телку, все будут пялиться только на нее, а не на ее спутника». Специально для отвлечения внимания возможных наблюдателей Стен заставил Юлю надеть ее самую короткую юбку и узкий топ, оставляющий открытым живот.
Диверсант забрал с заднего сиденья «Нивы» Юлину спортивную сумку, куда упаковал катушку с магнитной проволокой и один из своих пистолетов, и первым выбрался из машины. Второй пистолет Стен привычно засунул себе сзади за пояс джинсов и прикрыл подолом рубашки.
Обойдя «Ниву», Стен, как галантный мужчина, распахнул пассажирскую дверь и помог своей спутнице выйти из машины. Но едва девушка оказалась рядом с ним, он стиснул ее локоть мертвой хваткой и потащил за собой к зданию вокзала. У Юли от страха подкашивались ноги, но тот же страх заставлял ее держать на лице вымученную улыбку.
Вдвоем они пересекли неширокую привокзальную площадь, пройдя вдоль ряда женщин, торгующих цветами, сигаретами и жареными семечками. Проследив боковым зрением за реакцией женщин, Стен с удовлетворением отметил, что никто из них даже не взглянул на него, зато многие проводили его спутницу неодобрительными взглядами и сокрушенно покачали головами, выразив таким образом свое презрение к столь вызывающе одетой девице. Перед входом на вокзал Стен чуть задержался, чтобы еще раз оценить обстановку на привокзальной площади. Никто не бежал за ним, не показывал в его сторону пальцем. Частные таксисты по-прежнему толклись возле своих машин, толстая тетка в грязном белом халате все так
