Но отец не стал слушать оправданий Дрона.
— Остаешься на станции! — отрезал он. — Остальным получить оружие в оружейной. Через пять минут выдвигаемся.
Когда перрон опустел, Сергей подошёл к Дрону:
— Не бери в голову. Ты же знаешь отца. У него принципы.
Вопреки его ожиданию, Дрон вовсе не выглядел обиженным или раздосадованным.
— Да и хрен с ним! — отмахнулся он. — Думаешь, мне охота в перегоне шпалы считать, да крысиный помёт месить? Уж лучше здесь, в тепле и сухости.
— Зачем же ты тогда вызвался? — удивился Сергей.
— Зачем-зачем, — передразнил его Дрон. — Много ты понимаешь…
Красные светодиодные цифры станционных часов ярко светили в полумраке станции. Часы имели встроенный аккумулятор, поэтому не гасли даже при отключении электричества. Они служили не столько счётчиком времени, сколько символом организованности и порядка, не позволяя жителям Рощи провалиться в пучину хаоса. По словам отца, порядок поддерживался далеко не на всех обитаемых станциях. На некоторых из них царили совершенно дикие варварские обычаи. Там могли запросто избить до полусмерти, ограбить, а то и убить. Просто так, без всякой причины, лишь для того, чтобы завладеть чужим оружием, снаряжением, едой или понравившейся женщиной. Хаос наступал не сразу, а постепенно. И первым шагом на пути к нему, как правило, становилось нарушение устоявшегося распорядка дня, соблюдение которого было невозможно без точного подсчёта времени.
Глядя сейчас на сменяющиеся цифры станционных часов, Сергей был уверен: на его родной станции люди никогда не допустят ничего подобного. Самостоятельно или вместе с жителями соседней Маршальской они обязательно исправят поломку, и в Рощу вновь потечёт электричество. Возобновятся школьные занятия, где детей будут учить читать и писать, рассказывать им об истории человеческой цивилизации, уничтоженной два десятилетия назад ядерной Катастрофой. Лида и её подруги будут выращивать на плантации салат, петрушку и прочую зелень, животноводы — ухаживать за свиньями, повара — кашеварить, челноки — торговать, а бойцы станционной дружины защищать этот маленький и хрупкий, но обжитой и по-своему уютный мир.
— О чём задумался, Серж? — вернул его к реальности голос Дрона.
— Да так, — неопределённо ответил Сергей. — Хорошая всё-таки жизнь у нас на станции.
— Хорошая… — повторил за ним Дрон и неожиданно добавил: — Хорошая там, где нас нет.
Серёга так и не понял, что он этим хотел сказать, но разговор выходил какой-то неприятный. Хорошо, Дрон не собирался его продолжать.
— Пойдём, что ли, заглянем на блокпосты. Всё дело, — предложил он, и Сергей сразу согласился.
Когда они с Дроном явились к коменданту станции, караулы блокпостов уже были укомплектованы, и их обоих назначили в парный патруль. Дрону было всё равно, а Сергей пожалел, что они задержались. В период усиления дежурные смены внешних блокпостов увеличивались до шести человек, и среди караульных вполне мог оказаться много повидавший, опытный человек, который мог бы поделиться массой познавательных историй.
Вот и сейчас, подходя к восточному блокпосту, Сергей услышал чей-то вкрадчивый, немного хрипловатый голос:
— У нас, конечно, всякое бывало. И упыри пару раз оборону прорывали…
Последний такой случай произошёл в прошлом году, и всякий раз Сергей вспоминал о нём с содроганием. Большего ужаса ему ещё видеть не приходилось. Упыри не зря считались одними из самых опасных туннельных монстров. Они не имели такой толстой шкуры, как зубатые, но, благодаря мускулистым задним лапам и растяжимой кожистой перепонке между туловищем и передними конечностями, были способны на стремительные и очень длинные прыжки — чуть ли не летали. К тому же цепкие когти и буквально впивающаяся в бетон жёсткая щетина, покрывающая их лапы, позволяли им свободно передвигаться по стенам и даже потолочным сводам туннеля. Попасть в атакующего упыря было чрезвычайно трудно. И хотя защищающие восточный блокпост дружинники в тот роковой день уложили десяток монстров, шесть тварей всё-таки прорвались на станцию. Они мчались по перрону, срывая палатки и набрасываясь на выбегающих оттуда людей — в основном детей и женщин. Кто-то пытался стрелять, но вести прицельный огонь в толпе было невозможно. И когда четырёх из шести прорвавшихся на станцию монстров всё-таки убили — ещё двое скрылись в вентиляционной шахте, — они успели растерзать и смертельно ранить девять человек. Никто из раненых не выжил. У них началась гангрена от попавших в раны волосков упырьей щетины, и все погибли один за другим. Последней умерла женщина, на глазах которой монстры растерзали её ребёнка. Перед смертью она двое суток бредила и всё умоляла врачей привести к ней сына.
— …но это всё ерунда по сравнению с тем, что на Речном Вокзале творится, — продолжал рассказчик.
— А чего там такое? — спросил другой голос, помоложе.
Возле разведённого на блокпосту костра сидели пятеро: Митяй, Пашка, Ероха, Сенька-Косой и одноногий инвалид Кузьмич из бывших челноков-торговцев. Ногу он потерял в стычке с бандитами, напавшими на торговый караван. Именно его хриплый голос услышал Сергей, подходя к блокпосту. Ещё двое дружинников — Глеб и Никита по прозвищу Шплинт — стояли за возведённой поперёк туннеля баррикадой из мешков с песком, усиленной наклонно забитыми в землю заточенными штырями арматуры. Правда, в глубину туннеля вглядывался один Глеб, а Никита, как и сидящие возле костра, повернулся к рассказчику.
— Безголовые, вот чего! — объявил Кузьмич. — И откуда только такие твари берутся? Хотя, если подумать, чему удивляться. Там же рядом Река…
Видимо вспомнив о чём-то, он закатил глаза и мечтательным голосом произнёс:
— Обь! Красивейшая, я вам скажу, река была: широкая, полноводная. По вечерам по набережной целые толпы гуляли, я как сейчас помню. Плавучие рестораны. Это вроде нашего бара, только огромные, все в огнях. Их на списанных теплоходах или баржах строили. Да…
Словно влажная губка прошлась по лицу Кузьмича, стирая с него мечтательную улыбку. Плечи инвалида опустились, и он сгорбился, прямо на глазах превратившись в дряхлого и немощного старика. Сергею даже стало жаль беднягу.
— А теперь в воде, да по берегам одни хищные твари живут, — добавил Кузьмич, угрюмо глядя в костёр. Потом, видимо, вспомнил, с чего начал свой рассказ, и продолжил: — Но безголовые, это, я вам скажу, всем нечистям нечисть. Ты в этого монстра стреляешь, а ему хоть бы хны! А чего ему сделается, коли он и так безголовый? Сталкеры с Вокзала рассказывали, что вроде эти твари и не живые вовсе. Одно слово: нечисть! Подойдёт к тебе такая тварюга и прямо живьём жрать начинает!
У Серёги от этого рассказа похолодело внутри. А Дрон вдруг неожиданно прыснул резким смешком и, обращаясь к Кузьмичу, спросил:
— Чем же она жрёт, если у неё башки нет?
Кузьмич поднял на него глаза, но так и застыл в растерянности. А Дрон продолжал наседать:
— Чего замолчал, старый? Давай, трави дальше. Вешай пацанам лапшу на уши.
— Чего слышал, то и говорю, — угрюмо пробурчал тот и отвернулся.
На Кузьмича больше никто не смотрел. Внимание всех присутствующих переключилось на Дрона.
— Ну и брехня! Надо же такое придумать: безголовые! — нарочито громко произнёс Митяй, до этого внимавший Кузьмичу с открытым ртом.
— Дрон, расскажи что-нибудь, — попросил Ероха. — Ты же даже на Сибирской бывал. Наверное, много чего видел.
— А от страха не уссытесь? — криво усмехнулся Дрон.
Парни загалдели, наперебой уговаривая его — один только Кузьмич молчал, и в конце концов Дрон величественно уступил.
— Чего ж вам рассказать? — спросил он, подсаживаясь к огню. — Может про бункер амазонок?
— Чего за бункер такой? — насторожился Митяй.
