– Видали? – кивнула Марина. – Это сам Висов. Вот, Данечка ему поклоняется…
– Нет, Марина Валентиновна, это несправедливо. Я только считаю, что…
– Ру-ру-ру, мой ангел, я знаю-знаю, что вы там считаете. Энергия! Новые тенденции! Это у вас, Данюля, невроз новизны. Вот мы пьеску сейчас репетуем, такую глазастую пьеску репетуем… – обратилась она к Анне. – «Инсулин»! Слыхали?
– Видела на афише название, – ответила Анна. – Это про диабетиков?
Мирра, Даня и Марина дружно захохотали.
– Человек из Петербурга! – воскликнула Марина, взбивая на голове свои пепельные перышки. – У них там до сих пор в пьесе «Гроза» есть гроза, а в «Маскараде» – маскарад. Я туда отдыхать езжу. Ох-хо-хо, моя радость, пьеса «Инсулин» – современная трагедия. У мужа-алкоголика и жены-шлюхи двое детей, дочь и сын. Оба подростка наркоманы и притом состоят в интимной связи. Муж контуженный во время теракта, у жены действительно диабет, сын ВИЧ-инфицированный, а дочь случайно убила школьную учительницу. Тут в городе пропадают из-за преступной халатности чиновников разом все шприцы. У семьи остался всего один шприц, о-ля-ля! Каждому нужна инъекция. Итак, что делать? Кому, что и в какой последовательности вкалывать?
– А… вы… заняты в этой пьесе?
– Здрасьте вам, конечно, бам-ба-рам, занята по уши. Видали, чёрный человек по мою душу приходил? Мамочку играю. Я там убиваю сначала дочь, а потом и сына. Муж, славбогу, не на моей совести… Тик-так, тик-так… Анечка, я сейчас одеваюсь, и мы с вами немножко перекусим, да?
Марина ловко вела зелёную «альфа-ромео» по ночной Москве, продолжая всё так же вздыхать, напевать, бросать слова, эльфическая, непроницаемая, острая и блестящая, как шпага. Время отягчило углы губ, собралось морщинками под глазами, но, казалось, мало затронуло её упорную, упругую суть – суть
– Ла-ри-ри, ла-ри-ра… Нравится Москва?
– Никаких особенных чувств не имею. Я редко бываю в Москве.
– Правильно, не стоит преувеличивать значение декораций в спектакле… А как вам погода? Вы любите ноябрь?
– Нет.
– Как вы хорошо ответили, искренне и просто, ча-ча-ча. Без претензий. Завтра полнолуние, у вас как с луной?
– У меня с луной личных отношений нет.
А луны и не видно было – стояла плотная сизая мгла, набитая искусственными светами.
– Еду для психов кушать будете?
– Это какую?
– Японскую, конешно. Палочки и кусочки, кусочки и палочки – потому как опасен нож в руках самурая… Идеальная еда для психов. Мы тоже психи, разумеется, но буйные, и еда русская – она для нас, для буйно помешанных, и предназначена. Бытовые убийства чем совершаются, знаете? А патриархальная расправа с младшими – ложкой по лбу? Ух! Трах! А у нормальных, то есть скрытых, затаённых психов ничего такого – те-те-те, ко-ко-ко… Мелкие движения лапочками… Я вас приглашаю, само собой. Девушка из Питера! И я была девушкой юной, сама не припомню когда…
В ресторане, уже полупустом – время близилось к полуночи – Марина заказала устрашающий короб с суши, порцию на двоих, и кувшин саке. Огляделась по сторонам и с удовлетворением заметила:
– Слава богу, девок с пупками нет. Разобрали уже.
– Девок с пупками?
– Ну да, они же сейчас ходят с голыми животами, суки. Ненавижу!
– За что, Марина Валентиновна?
– Цену сбивают, бам-ба-ра-рам! Всему женскому полу, которому и так грош цена, – ещё цену сбивают. Видели, конечно, это империалистическое дерьмо, сю-сю-сю… «Секс в большом городе»? Отрывками? Там четыре полуголые шлюхи всё время жрут и пьют в ресторанах, ложатся в постель с первым встречным и при этом толкуют о правах женщин и ужасно обижаются, когда их бросают после первого же раза. Сидят с голым торсом в ночном баре и требуют серьёзного к себе отношения! Честно скажу вам, как человеку из Петербурга, – я не люблю мужчин, но женщин я – ненавижу.. фрр.
«Особенно молодых», – с улыбкой подумала Анна.
– Ага-ага, знаю, что вы думаете, – прищурилась Марина. – Что я ненавижу девиц, потому что сама старею и уже не могу выиграть в конкурентной борьбе. Тю! Во-первых, могу: Я сейчас замужем шестой раз, а вышла я за своего Гарика в сорок девять лет. Во-вторых, я никогда и ни с кем не соревновалась по любовным делам, потому что у моих избранников – а мне всегда были нужны не «все мужчины», а конкретно «мой мужчина» – не было никакой альтернативы. В-третьих, женская инфляция сильно портит нравы, а это мне невыгодно. Мужчины очень уж борзеют. Таким наглым, пуленепробиваемым самообожанием наливаются, что блевать тянет. Уй-уй, наши колобашечки прибыли… Я буду, хе-хе, вас объедать. Вы только потянетесь к сушинке – а я – ам! – и сьем её. Шучу! Я мало ем. Желудок у Мариночки не больше напёрстка! Ну так что там Яша мутит воду?
– Он встревожен внезапной смертью Лилии Ильиничны. Мы с ним как-то разговорились, и его тревога передалась мне. Я хотела бы написать о ней… Всё-таки это большая потеря для города – такой человек. Как вы думаете? Вы ведь дружили с ней всю жизнь?
Марина перестала улыбаться и гримасничать.
– Ничего не знаю насчёт города – мне плевать на ваш город. Он как жил без людей, так и проживёт. Серьёзно – вот здесь, в цитадели жёлтого дьявола, есть одна грубая идея, идея о том, что человек может быть полезен. Без всяких там сантиментов и любовей и бла-бла-бла—от человека может быть польза. В Питере такой идеи нет и не может быть, и человек там не нужен ни для чего. Лиля… Мы с ней
