потрясающие статьи – и ругался, жил с дурой-женой и бесталанными детьми, никого не бросил, всех тянул – и ругался!
Конечно, у экспертов по русской теме раздражительность выше среднего из-за «русского парадокса», который имеет мало положительных исходов. Всем хорошо известны могучие переваривающие способности здешней равнины – поэтому, чтоб не перевариться быстро и бесследно, эксперт должен сделать себя возможно более несъедобным. Став грандиозно несъедобным, эксперт возвышается над равниной одиноким дубом и становится слишком заметен. Он притягивает стрелы уничтожения и часто не успевает довести работу до ума. Выделиться из среды и притом не быть ею съеденным – задача высшего артистического порядка.
Мастеру М-Н было легче, поскольку массы в его время не читали и ничего о нем не знали. Уничтожить его могло только государство как выразитель тайной воли масс, но мастер М-Н великолепно объегорил государство, проведя полжизни на государственной службе. Испепелить действительного статского советника и бывшего вице-губернатора государство не имело моральных сил! Повторяю – случай беспримерный. М-Н – единственный, кто успешно разрешил русский парадокс. Я же, к примеру, живу под постоянной угрозой переваривания. Те, кто мог бы понять, что все мои сценарии для сериалов – чистой воды издевательство, этих сериалов не смотрят, и мы не можем перемигнуться с ними как древние авгуры. Таким образом, я стала частью механизма, демонтаж которого будет исполнен по моим наводкам.
А ведь был у меня когда-то чисто академический интерес к русской теме, черт меня побери…
…………………………………………………………………….
Андрей остановился, посмотрел Эгле в глаза. Кругом, как в его мечтах, царили золото и лазурь, высились деревья, но музыки не звучало вовсе, и они с Эгле были разделены невидимой, непробиваемой преградой.
– Послушай… Я два года смирно стою возле тебя, в твоем… заколдованном лесу. И ты все время смотришь на меня как на скрытого Тарантула? Ждешь от меня гадостей? Выискиваешь признаки моей тайной злобной сущности? Если так, ты вообще не знаешь и не понимаешь людей. А в таком случае я не представляю себе, зачем ты идешь на сцену. Зачем поешь. Для кого.
Эгле хмыкнула и огладила Андрея быстрым движением узкой ладони – от виска по щеке к подбородку.
– Не сердись, Времин. Я не все могу объяснить, что я чувствую.
– Ты чувствуешь во мне угрозу?
– Иногда. Неважно… Угрозу я чувствую вообще-то постоянно, не от тебя, а везде. Такое, знаешь, угрюмое жужжание-мычание. Вроде бы – живи кто как хочет, да? Вроде бы можно, ничего… Ну, чуть-чуть можно, в рамках можно, а все-таки… А я чувствую, как кто-то разозлен, огромный кто-то. И нас, маленьких, вдруг по своей воле живущих, как накроет сейчас черной, каменной лавиной… Вот как Сереженьку Бодрова с товарищами накрыло в Кармадоне. Не именно так, а в этом роде… Ты читал, что недавно на моем форуме написали? Что всех нерусских развратных тварей, разлагающих нашу молодежь, надо выметать за границу?
– Да мало ли придурков пишут! Они всем пишут, везде…
– Это ты меня утешил! Очень мило! Не бойся, девочка, не переживай, это не один придурок, а тысячи. Да и не придурки они вовсе – у них своя программа, вот они и жужжат-мычат. Я обречена, Времин. Помнишь, как убили Гипатию?
– Нет, не знаю.
– Почитай… Мм, какой воздух, ложкой можно есть. Хочу жить на природе, Времин! Почему ты не богатый? Почему не можешь мне домик купить? Ведь ты бы купил?
– Конечно. Только вряд ли… А ты что, хочешь разбогатеть?
– Это было бы здорово – для защиты.
– Для защиты от Тарантула?
– Сообразительный мальчик…
– Постой. Тарантул – это собирательный образ мужчины?
– Не мужчины. Тарантул – это… Тарантул. Действующее лицо истории. Такая тварь. Мерзкая, с лапами и усиками. Мучает людей. Вселяется в них. Строит целые мерзкие системы специального мучительства для людей. Но те, кто борется против Тарантула, – в большинстве тоже Тарантулы, вот какая ловушка устроена… Государство наше – Тарантул. И те, кто ненавидит его и мечтает разрушить, – тоже Тарантулы. И те, кто девочек наших отлавливает и продает, и те, кто растлевает население по телевизору, и кто давит пешеходов машинами – все, все, нет им числа. Где есть мучение людей, где в людях сидят ненависть и злоба – там и Тарантул. Огромная жирная тварь получилась. И мы ходим тут себе по дорожкам и хихикаем, воображаем, что свободны… Мы сумасшедшие, Времин!
Обида ожгла душу, прокатившись до самого нутра, как кипяток обжигает пищевод.
– И ты меня приписала туда же… ты считаешь, во мне тоже сидит Тарантул? Мерзкая тварь, мучитель людей?
– Да ладно, не парься.
Безнадежно и светло сияли любимые глаза, в которых не было ни капли любви. Андрей внезапно заметил, как неприятна ее жесткая линия рта. Как пародийно смотрится мальчишеская ухватка, с которой она сунула руки в карманы короткой куртки. «Господи, – подумал Андрей, – два года, два года! На что ушли! Если бы он вместо этой идиотской любви женился тогда на Свете Акимовой, мог бы ребенка зачать, он бы уже ходил, говорил…»
– Если ты так думаешь, нам незачем общаться. Вообще. Давай попрощаемся.
К мужской решительности в таких вопросах Эгле явно не привыкла.
– Ты что, ты что, Андрюша? С чего мы попрощаемся? Глупости. Там обед какой-то упоительный Наташка варит. Посидим, вечером отвезем тебя в город. Вот обидчивый какой! Я ляпнула. Ты понимаешь, что люди говорят не то, что они хотят сказать? Интересно, как это я без тебя? Ты мой рыцарь, мой друг верный, я тебя обожаю. Это правда.
И по руке его стала гладить, хитрюга-зверюга.
Мимо наших героев прокатил толстый мальчик на велосипеде и отчего-то пристально вгляделся в Андрея, два раза нажав рычажок звонка. Может, то был ангел, желавший предупредить Блеклого воина об опасности? Не стоило трудов. Он ничего и не расслышал. Счастливое облако самообмана вновь окутало голову Андрея Времина.
Глава двадцать первая,
в которой Андрей читает письмо Елены Кузнецовой
В кутерьме происшествий этого беспримерного в судьбе Андрея сентября он стал временами словно забывать себя, терять нить жизни. Спохватившись, он нарочно взял побольше заказов и кстати вспомнил про архив Камского, который обещал привести в порядок. Прекрасно – когда непрерывно болит душа, надо идти в библиотеку, разбирать архив, вести дневник. «На филантропию нет средств-с! – усмехался Андрей. – Помогли бы ком у, да у самих ничего нет…»
Он устроился дома, где приходилось часто проветривать – ему все мерещился запах Карантины. Однажды в детстве ему поручили купить рыбу для кошки, он взял камбалу и сдуру сунул ее в отделение портфеля. Тогда пластиковые мешки просто так в продуктовых магазинах не продавались, и камбалу некуда было девать. Плоский рыбий трупик оставил в портфеле стойкий противный запах. Чтоб его отбить, Андрей вылил туда полфлакона дешевых маминых духов, которые она не жаловала. И запах из противного стал чудовищным! Андрею пришлось мыть-оттирать портфель много раз, но запах не выветривался, только слабел, не теряя мерзости. Вот и теперь Андрею чудилась похожая вонь. Это был фантом. Чуткий, душевно напряженный юноша улавливал не реальную, а моральную вонь, оставленную Карантиной, которую было не извести никакими потоками свежего воздуха.
Он иногда думал об этом – что моральное, душевное разложение человека ведь тоже сопровождается вонью, только люди, к своему счастью, ее не ощущают. Или к несчастью?
В первой папке Камского были письма от зрителей, как правило, от немолодых женщин, которые можно было не просматривать за ясностью сюжета, но затесался и развернутый синопсис сценария по Набокову, написанный от руки. Это вполне мог оказаться перл, и его Времин разместил особо.
Вторая папка содержала толстый конверт с надписью «Кузнецова». Тут помещались машинописи,
