Поведение москвича Данилы вряд ли было отличным от того, как если бы он прибыл в какую-нибудь Жмеринку. «Как здесь всё дёшево! Потрясающая дешевизна! Полюбуйся, коллега: тут всё задаром!»
Вечером, когда вышли прогуляться по улице Ваци – это местный Арбат с множеством увеселительных заведений и магазинов – настроение Данилы было на пике завоевательного шопоголизма. Он уже посетил салон красоты в отеле, кое-что приобрёл в бутике Hugo Boss, опять же в отеле, на первом этаже, – всё это за смешные деньги, и теперь строил планы дальнейшего освоения Будапешта Торгового.
– Красивые, тут, кстати, девки, – заметил он, улыбнувшись проходящей мимо девушке. – И думаю, не такие избалованные, как москвички. Как считаешь, коллега, дорогой получится проект, если мы кого-нибудь снимем?
– Один мой знакомый рассказывал, что самая дешёвая проститутка, которая когда-либо попадалась ему – это было где-то в глухой провинции – накапала ему клофелин в шампанское и стащила у него двадцатник зелени, – задумчиво проговорил Андрей.
Всё во внешнем облике Данилы указывало на то, что настроение у него отличное, и вряд ли что-то может его испортить.
– Тут тебе не какая-нибудь «глухая провинция».
Он снова засмотрелся на проходящих мимо девушек.
– Я обожаю красивых баб! Обожаю порок, разврат, продажных женщин! Кстати, ты ведь женат. Как ты относишься к изменам?
Андрей уклончиво ответил, что выскажет отношение к изменам, если собеседник объяснит, что такое «измена». Не вслушиваясь в то, что ему говорится, Данила продолжал глазеть по сторонам, отмечая магазины, которые посетит завтра, отпуская замечания в адрес венгерок.
Внезапно он остановился:
– А вот и те, кто нам нужен.
На углу стояли две девушки – довольно симпатичные, одна блондинка, другая – рыжеволосая, обе в обтягивающих джинсах и кожаных куртках. Вид у них был, что называется, съемный.
– Вполне ебабельны, как считаешь, коллега? – промурлыкал Данила.
Андрей ничего не ответил, он внимательно рассматривал смуглолицую обладательницу роскошных кудрей глубокого медного цвета, и у него снова возникло что-то типа дежа вю. Но он, привыкший к своим странностям, не придал этому особого значения, отметив лишь гибкую фигурку смуглянки и то, что она со вкусом одета.
Девушки заметили молодых людей, остановившихся напротив, переглянулись, и, призывно улыбаясь, направились к ним. Разговор начался непринуждённо – так, будто встретились стародавние знакомые. «Привет, как дела?» «Куда идёте, какие планы на вечер?» Блондинка назвалась Илоной, рыжеволосая представилась как Имоджин. Несколько вводных фраз, и дальше по улице Ваци они пошли уже вчетвером.
Девушки неплохо говорили по-английски, а Имоджин знала несколько фраз по-русски. С первой минуты общения сложилось впечатление, что ими движет бескорыстное любопытство, и всё, что им нужно – это дружба народов и наведение интернациональных мостов. Как-то само собой разбились по парам – Даниле досталась Илона, Андрею, соответственно – Имоджин.
– У тебя не совсем венгерское имя, – заметил он.
– Мои родители – экспаты, darling, в последнее время на родину возвращаются многие, кто эмигрировал в 56–57 м.
– Мой дед, в честь которого меня назвали, был в Венгрии как раз в эти годы.
– Подозреваю, что старый Andrew прибыл сюда на танке.
– Ты права, он был танкистом. И приехал сюда не ромашки собирать. Ну да ладно, твои родители вернулись, потому что времена сейчас совсем другие, и я сюда приехал не с шашкой наголо.
Имоджин пообещала, что больше не будет говорить о политике.
Они остановились возле какого-то заведения. Девушки предложили зайти и промочить горло, и первыми направились к входу. Данила радостно сообщил Андрею, что «уже конкретно договорился»: после двух коктейлей – в гостиницу.
Это был обшарпанный стрип-клуб – мрачноватое заведение с убогим ремонтом и, стриптизёршами, на которых не позарился бы даже дембель. Что касается посетителей – все присутствующие в зале парочки уже были на грани того, чтобы отправиться в гостиницу. Прямо какой-то транзитный пункт, место для прелюдий. Даниле всё понравилось. Искусительницы, словно пришедшие из его сновидений – красивые и развратные, расслабленная атмосфера, торжество порока – всё, как он хотел.
Заняв отдельную кабинку, заказали выпивку. В этом вертепе логично было бы сразу разбиться по парам, но девушки уселись рядом, и Андрею с Данилой ничего не оставалось, как устроиться напротив. Разговор пошёл совершенно дружеский, и Даниле удалось перевести его в нужное русло только после обсуждения подробностей перелёта и выяснения того, чем занимаются российские друзья. Ему захотелось, чтобы Илона подтвердила достигнутые договоренности.
– Ну да, мы пойдём к вам в гостиницу, – ответила она немного отстраненно, – но для начала нужно выпить, немного расслабиться. Мы же не какие-то проститутки, надо поговорить, немного узнать друг друга, чуть-чуть привыкнуть.
И тут же переменила тему, начав обсуждение «Титаника»:
– Какой удачный саундтрек, Селин Дион, я просто обожаю её.
– Два хита, остальное хуета, – скривился Данила, вынужденный обсуждать то, что ему неинтересно.
Андрей вдруг отчетливо понял, что тут какая-то игра, и девушки не собираются идти к ним в гостиницу. Слишком уж всё просто. Но в какой-то момент он вдруг почувствовал, что в отвлеченной общей беседе сидящая напротив Имоджин ведет с ним другой разговор, понятный только им обоим. Своими жестами и взглядами она сумела показать ему всё привлекательное, что было в ней: и женственность, и мягкость, и силу, и слабость, и нежность… Он чувствовал, что её голос чуть-чуть излишне, неестественно протяжен и улыбка продолжительнее обычной улыбки, – чтобы он мог оценить и нежный голос, и белизну её зубов, и ямочки на щеках. Она дала ему понять, что оценила, в свою очередь, все привлекательное, что было в нем. Она сумела показать ему, что понимает его взгляды, обращенные к её улыбке, движениям рук, пожиманию плеч, к её груди под тонким пуловером, к рукам, к маникюру на её ногтях. И в этом общем разговоре она дала ему понять, верней, почувствовать, что у них может завязаться свой разговор, в котором только они оба и могут участвовать, разговор, от которого холодеет в груди, тот особый, единственно важный разговор мужчины и женщины.
И, когда Илона вышла в туалет, Андрей самым естественным образом перебрался к Имоджин.
– Я так и не поняла, darling, как называется твой город, – сказала она.
Darling ответил, наклонившись к её уху, и, не удержавшись, поцеловал её висок. Объясняя что-то на словах, что такое Волгоград, он помогал себе жестами, неизбежно касаясь при этом Имоджин. Притрагиваясь к нему, она вздрагивала и немного отстранялась, а в следующий раз прижималась плотнее, выдерживая более длительную экспозицию. Вглядываясь в её янтарно-карие глаза, вслушиваясь в её певучий венгерский говор – только за один этот говор можно было в неё влюбиться! – ощущая её лёгкие, и вместе с тем настойчивые прикосновения; Андрей сквозь откровенные попытки вызвать в нём вполне определённое желание видел своё далекое потерянное счастье, видел обретённый семейный уют, видел разгул случайных утех. Уже неспособный рассуждать и мыслить связно, он сделал монументальное обобщение – не всё ли равно!
Безмолвная группа, пронизанная напряжённым, динамическим и вместе с тем гармоничным ритмом, на какое-то время стала объектом пристального внимания официанта, принёсшего коктейли. Поставив бокалы на стол, он незаметно удалился, наблюдая за движениями каждой фигуры, неповторимыми в своей пластической исчерпывающей выразительности. Вернувшаяся Илона села рядом с Данилой и с интересом следила за подругой.
– Sweetheart… – застонала Имоджин.
Андрей положил руку на её живот, она его втянула, и он прошёлся ладонью по её лону и нащупал средним пальцем влажную дорожку.
– Продолжим в отеле.
В ответ на это она отстранилась, поднялась с места, и потянула его за руку. Они направились в сторону, противоположную выходу.
… В туалетной комнате всё произошло молниеносно. Застёгивая джинсы, Имоджин сообщила, что выйдёт через чёрный ход, а Андрея в зале ждёт неприятный сюрприз. Пойло, которое они с Илоной заказали, таксируется по цене коллекционных вин времен Австро-Венгерской империи. Возможно, их приняли не за тех девушек, – те работают на других улицах, в основном на окраине города. Те, что тусуются на Ваци, этой центровой улице, промышляют консумацией, и в их сети попадают в основном богатые лохи из отеля Кемпински – как правило, в день приезда.
Приводя себя в порядок перед зеркалом, Имоджин посмотрела влево, и, встретившись глазами с Андреем, посоветовала: если появится желание обратиться в полицию, следует звонить в службу безопасности отеля, так как районное отделение как раз крышует этот гадюшник. Когда она собралась покинуть комнату терпимости, Андрей беспомощно пробормотал: «А поговорить…» Уже взявшись за дверную ручку, Имоджин на мгновение замерла. Резко обернувшись, она порылась в сумочке, вытащила оттуда смятую салфетку, и, написав помадой телефонный номер, протянула Андрею: «Звони, поговорим, sweetheart…»
И вышла из туалета.
Андрей вернулся в зал. Илона уже испарилась, на столе лежал счёт на две тысячи долларов. Данила, откинувшись на спинку дивана, закатив глаза, пребывал в эйфории. Не обращая внимания на бумажку с астрономической суммой – какие могут быть счета в этом отстойнике – он весь отдался сладким мечтаниям. Подсев к нему, Андрей дал обстановку: девчонки развели на выпивку и исчезли, от расплаты не отвертеться, так как полиция у этих жуликов прихвачена, в отель звонить нельзя – номера оплачены компанией, а скандал никому не нужен. О том, как сходил в туалет, он умолчал.
Данила бесился, как неудовлетворённый сперматозавр – вскочив с места, размахивал руками, топал ногами, и кричал, что не собирается платить за шлюшек, случайно оказавшихся с ним за одним столом. Следуя схеме, бармен вызвал полицию. Столик обступили внушительные громилы. Не убоявшись их, Данила продолжал бесноваться. Всё же Андрею удалось призвать его к порядку – в сложившейся ситуации нужно было думать о том, как максимально занизить счёт, а не о том, как восстановить справедливость.
Когда шквал эмоций иссяк, Данила стал сама учтивость. Ошарашенный резкой сменой настроения, администратор пошёл на уступки – счёт удалось уменьшить на целых пятьсот долларов.
Всю дорогу до отеля они молчали. Когда поднялись на этаж, прежде чем разойтись в разные стороны, Данила взял с Андрея слово никому не рассказывать об этом досадном происшествии.
– … особенно Краснову – слышишь меня, коллега! Не хочу ходить оплёванным, да и ты, наверное, тоже.
Андрей кивнул в ответ.
Он долго не мог заснуть. Перед глазами мелькали яркие картинки – громилы-полицейские, Данила с пеной во рту, нетронутые бокалы, струящиеся локоны Имоджин, её прощальное «звони, поговорим, sweetheart…»
«Приятное приключение, и если его можно продолжить, то почему бы не прямо сейчас?!»
С этой мыслью он поднялся с кровати, и, вынув из кармана пиджака салфетку, подошёл к телефону, и набрал номер Имоджин.
Глава 8
В полночь к автозаправке подкатил тёмно-синий седан. Дождавшись, когда отъедут заправлявшиеся машины, из подъехавшего авто вышли двое – шестнадцатилетняя Тина и двадцатидвухлетний Кароль. Он был одет по-летнему – майка, джинсы, и кроссовки, на ней была бесформенная мужская куртка, скрывавшая фигуру, мешковатые слаксы, кроссовки, на голове – панама.
