– А вы смышленый малый, Роулинз.
– Да, – ответил я, – настолько смышленый, что оказался в полиции и вам приходится вызволять меня отсюда, защищать от налоговой инспекции и так далее. Будь я еще посмышленей, пришлось бы, пожалуй, отказаться от права дышать воздухом.
– Венцлеру удалось заполучить нечто весьма серьезное, – сказал Крэкстон.
– Но что? Что именно?
– Вам лучше об этом не знать, Изи. Вы должны знать только одно – в нашей игре самая высокая ставка. Мы играем на выигрыш.
– Вы хотите сказать, меня могут убить?
– Да, это так.
– Так какого же дьявола вы не предупредили меня заранее? – Один из роботов навострил уши. Но это меня не беспокоило. – Вы вызволяете меня из полиции, и я на свободе, вы уверяете, что все идет по плану, а на самом деле кое-кто готов взять меня на прицел.
Крэкстона моя судьба нисколько не волновала.
– Вы хотите оказаться в тюрьме, Изи? – спросил он. – Только скажите, и мы немедленно вернем вас инспектору Лоуренсу.
– Послушайте, – сказал я, – если вы знаете, что за Венцлером что-то числится, то почему бы вам не взять его?
– Мы пробовали, Изи. Мы арестовали и допросили его. Но он не признался, а доказательств у нас – никаких. Я не могу вам сказать, чем, по нашему мнению, он обладает, но это нечто очень важное. Если это будет пущено в ход, Америка понесет значительный ущерб.
– Значит, вы не собираетесь сообщить мне о том, что именно я разыскиваю?
– Вам лучше не знать, Изи. Поверьте, вы пожалеете, если узнаете.
– Ну хорошо. Имеет ли это какое-то отношение к Андре Лавендеру?
– Могу сказать только одно: если вам известно, где находится Лавендер, вы должны нам об этом сообщить. В данном случае речь идет не о каких-то расовых проблемах, а об интересах нашей страны.
– Значит, по-вашему, я должен разгуливать с мишенью на спине?
– Вы можете устраниться в любой момент.
Он знал, что у меня не было ни малейшего шанса.
– Значит, вы хотите, чтобы я оставался с Венцлером?
– Да, это так. Теперь мы знаем: Таун был в какой-то степени причастен ко всему этому. По нашим сведениям, он сотрудничал с антивоенными кругами. Вы можете начать с его отношений с Венцлером. Судя по всему, Венцлер был одним из тех, кто его убил.
Хаим убивал, когда был в Польше. Война кончилась не так давно, чтобы хороший солдат забыл свое ремесло.
– А как насчет Поинсеттии? Вы думаете, ее тоже убили русские?
Он бросил на меня суровый взгляд.
– Ее могли убить вы или кто-то другой. Я этого не знаю. Более того, меня это не волнует. Я занимаюсь другим делом.
– Уж поверьте мне, полицейских это очень даже волнует.
Крэкстон поерзал на сиденье и уставился в окно.
– Когда все закончится, я объясню, почему вы оказались в церкви, – сказал он, настолько приблизив лицо к стеклу, что от дыхания затуманилось его и без того тусклое отражение. – Я расскажу им, что вы герой. И если у них не будет неопровержимых доказательств вашей вины в убийстве девушки, тогда...
Он сгорбился и отвернулся от окна, чтобы взглянуть на меня. Я почувствовал, как по моей щеке стекает струйка крови.
– Вы когда-нибудь сидели в одиночном окопе, Изекиель?
– Слишком часто, чтобы хотелось об этом вспоминать.
– В окопе холодно и одиноко, но зато так приятно после этого вернуться домой.
Я ничего не сказал, но мог бы сказать: 'Аминь'.
– Да, – продолжал он, – боль превращает испуганных мальчишек в мужчин.
Огненно-красный шар солнца висел над городом, а подпиравшие его густые черные облака, казалось, опускались нам прямо на голову, подобно сталактитам в гигантской пещере, а в вышине, над облаками, небо было окрашено в теплый оранжевый цвет. В этой картине было нечто библейское, и мне даже почудились звуки церковного органа.
– Да, Изекиель, нам предстоит серьезное дело. И оно может оказаться весьма болезненным.
Стоило мне шевельнуть мизинцем, как мучительная боль пронзала мне руку насквозь, и тем не менее я спросил:
– Что вы имеете в виду?
– Мы должны расколоть Венцлера. Он крепкий орешек и связан с людьми, которые похлеще его самого. Я знаю, это сопряжено с риском, но нам нужно довести дело до конца.
