После принятого решения Катя успокоилась. Будь что будет! Произошло чудо: она опять стала замечать лица людей вокруг, деревья, цветы. Любовалась облаками – и постепенно стряхивала с себя то напряжение, в котором жила все это время. Неужели прошла всего лишь неделя?.. И еще: Катерина вдруг почувствовала, как это важно, когда ты не одна и кто-то есть рядом – мать, Иринка, Лев Сергеевич. Странно, почему это понимаешь лишь в момент опасности или тогда, когда нужно расставаться?
До отъезда Катя собралась переделать все неотложные дела. Сегодня она планировала сходить к Наташе на могилу.
Иринка, услышав об этом, подняла бучу: ребенок тоже хотел навестить тетю Наташу.
– Ну возьму, возьму, не скандаль, – говорила Катя сестренке. – С матерью договорись, чтобы отпустила.
Мария Александровна, узнав о намерениях старшей дочери, только покачала головой:
– Ни к чему это – ребенка на кладбище таскать. Да и ты, Катюша, не ходила бы одна-то. Мало ли что.
Отчим, Лев Сергеевич, возразил:
– Пусть идут. День выходной, народу будет много, не страшно отпускать. Да и погода хорошая. А то Катюша скоро от нас уедет, Иринка долго ее не увидит.
При упоминании про отъезд у матери мгновенно наполнялись слезами глаза.
Катя заметила, что родные после победы на конкурсе как-то иначе стали к ней относиться. Иногда она ловила на себе настороженные взгляды матери, и ей становилось не по себе.
Совсем недавно состоялся тяжелый разговор:
– Мам, ну что ты переживаешь, я ведь уже не маленькая! – Катя, склонив голову, терлась о плечо Марии Александровны.
– Господи, как подумаю, что ты будешь одна, в чужой стране…
– Ну мама!
– Что – мама? Столько соблазнов вокруг, молодым все кажется просто.
Катя вздохнула:
– Соблазнов и здесь навалом. Я ведь тебе всего не рассказывала.
– А что мне рассказывать? Как будто я сама ничего не знаю!
– Не знаешь, – жестко сказала Катя. – Если я до сих пор не стала проституткой или наркоманкой, значит, есть надежда, что и в дальнейшем все будет в порядке.
Катя могла бы добавить: 'И если меня не убили до сих пор', – но произносить вслух такое было нельзя.
– Господи, что ты говоришь?
– Мам, помнишь наш разговор, когда ты оставляла меня одну в квартире? Ты говорила…
– Катюшенька, но ведь тогда ты находилась под боком, а теперь я даже не буду знать, что с тобой!
– Было бы спокойнее, если бы я до сих пор сидела в этом гребаном КБ и ругалась с грузчиками, да?
Мария Александровна долго молча плакала. Потом сказала:
– Мы все будем переживать за тебя. И Лев Сергеевич, и Иринка.
– Знаю, мам. Но я ведь не навечно уезжаю. Может, еще не покажусь там и меня быстренько завернут назад.
– Как это – не покажешься? – возмутилась Мария Александровна.
– Ну вот, уже не плачешь, это хорошо. – Катя поцеловала мать в мокрые глаза. – Знаю: всю жизнь по подиуму не пробегаешь. Я и не собираюсь этого делать. Но сейчас очень хочется попробовать себя, понимаешь?
– Понимаю, – тихо проговорила Мария Александровна. – А ты больше не встречалась… – она запнулась, – с Тимофеем?
– Нет, – насупилась Катя.
– Хороший парень, – осторожно сказала мать.
– Хороший.
В последние дни Катя часто думала о том, что надо бы непременно повидаться с Сазоновым. Но она боялась этой встречи. Наверное, Тимофей до сих пор помнит про те гадости, что наговорила она ему тогда, если до сих пор ни разу не объявился…
Мать отпустила Иринку вместе с Катей на кладбище.
– Цветов купи, – напутствовала она, – да не букет, он быстро завянет, а зайди на рынок. Там по выходным всегда рассада продается. Многолетники какие-нибудь возьми.
На рынке Катя присмотрела сиреневые и белые маргаритки и розовую примулу. Желтая и сиреневая примулы росли на могиле ее отца.
Они с Иринкой осторожно, чтобы не помять, разместили низкорослые цветы в детском ведерке.
– Кого я вижу! Катя! – услышала Царева и обернулась.
Невдалеке стояла Тамара.
