следить…
Он окинул Надежду скептическим взглядом:
– У тебя краска подобрана не правильно. Сама красила?
– Да, – буркнула Надя.
– Я потом подберу нужный тон.
Обидчивая Наденька расцвела в улыбке: как все-таки приятно, когда о тебе кто-то собирается позаботиться!
Разговаривая, Слава продолжал колдовать над Наташиной головой.
– Прекрасно! Волосы в движении – это зачаровывает, это так романтично… – приговаривала не отходившая от стилиста ни на шаг Хрусталева. – Здесь присутствует стиль.
Фотохудожник нервничал: он был уже на взводе.
Элла Борисовна не унималась:
– Потрясающе! Просто потрясающе! – Она снова и снова кидалась поправлять складки платья.
– Еще полминуты, и солнце скроется, – не выдержал фотохудожник. – Я свет поставил.
– Все-все… – Элла отступила на несколько шагов, наконец успокоившись.
Фотограф отщелкал несколько пленок к тому моменту, когда подошла Кудрявцева. Несколько минут она молча наблюдала, как на ярком свете, словно некое сказочное существо, плавно поворачивается красавица манекенщица.
– Отсняли! – Фотохудожник выключил лампу. – Прервемся на несколько минут… Можешь немного отдохнуть, – сказал он Наташе.
– Как думаешь, нормально получится? – тут же насела на него Элла Борисовна. – Мне бы хотелось дать полосный снимок именно в этом платье. Смотрится потрясающе!
Фотохудожник, обнадежив неугомонную Эллу (иначе бы она не отвязалась), отошел в сторону. Ему тоже требовалось отдохнуть от руководящих указаний.
– …избранным женщинам!.. – донеслось до него от того места, где сейчас стояла Хрусталева.
К Богдановой приблизилась Зинаида:
– Наташенька, а почему ты свои сережки-подковки не надела? Они бы так подошли к этому наряду.
Наташа вздрогнула.
– Да как-то не подумала об этом… – И сквозь слой косметики стало заметно, как она побледнела.
В течение следующих сорока минут фотохудожник безуспешно пытался сделать хороший снимок. Теперь уже он сам, как недавно это делала Хрусталева, вертел Наташу во все стороны, поправлял что-то в прическе, убирал лишние складки на платье – но все было напрасно.
– Ладно, – отступился он. – Будем надеяться, что на предыдущих пленках все получилось хорошо.
Измученная Наташа стояла в дамской комнате и прикладывала к вискам смоченный холодной водой платок.
– Зинка – сучка! – вслух произнесла она.
От этого не стало легче. Почему Кудрявцева вдруг заговорила про серьги, почему?!
Наташа направилась к двери – и вдруг остановилась, потому что услышала, как кто-то четко произнес ее фамилию.
Наташа осторожно выглянула в коридор. Дамскую комнату в это время миновали двое: Зинка и незнакомый молодой мужчина в сером полупальто. Видимо, Кудрявцева провожала его к выходу.
Они продолжали начатый ранее разговор.
– Я спросила у Богдановой, – говорила Зинаида, – а она сильно смутилась и ответила, что как-то не подумала об этом…
Они, беседуя, удалились. Наташа прислонилась к холодной стене и не могла двинуться с места… Что делать, что? Кто это был – сотрудник милиции или… Или бандит?
Наташа вышла в коридор. Парочка уже исчезла. Богданова бросилась разыскивать свою подругу.
Катерину не одолевали фотохудожники и владелицы модных журналов. По сравнению с Натальей работать ей было значительно проще. Но к концу дня и у нее закружилась голова от усталости: бесконечные примерки, неувязки; Нина Ивановна охрипла, раздавая приказы, как оплеухи… Многое из того, что происходило, казалось Кате сплошной бестолковщиной. То тут, то там вспыхивали ссоры, возникали взаимные претензии, ругань. К концу дня все измотались до предела.
Катя заметила бледное лицо Наташи и испугалась за подругу:
– Что-то случилось?
– Случилось. Зинка поинтересовалась, где мои сережки.
– Как?
– Да подошла в перерыве между съемками и спросила… Но это еще не все. Только что она разговаривала с неизвестным молодым мужчиной. Я подслушала конец разговора. Этот мужик или из милиции… – Наташа прикусила губу, – или бандит.
– Наташка, надо немедленно идти в милицию и рассказать, как все было!
