— Какие сисечки…
Он потянулся к ней губами, но в этот момент за дверью послышался шум.
Сайгина мгновенно оттолкнула его.
Дверь распахнулась. На пороге стояли три здоровых мужика.
— Евгений Николаевич Балин? — спросил один из них. Это был Александр Грабнев.
Журналист, ничего не понимая, хлопал глазами.
— Можете одеться.
Балин, как слепой, шарил руками. Он не видел собственного халата. Он даже не заметил, как Ирэн выскользнула из комнаты.
— Поговорим… — предложил Грабнев.
Разложенные фотографии с голым журналистом выглядели внушительно. Ирэн постаралась подставить его под объектив. У любого, кто взглянет на эти снимки, не возникнет сомнениния: парочка занимается любовью уже не первый раз.
— Ничего не было! — шептал Балин побелевшими губами. — Мы только разделись.
— Это ты своей Алене будешь говорить и жене. Если она тебя сразу из дома не погонит. И останешься ты гол, как сокол. В коммунальной квартире. Правда, талант при тебе. А талант, говорят, не пропьешь.
Грабнев положил рядом кассету.
— Полный джентельменский набор. Фотографии классно выглядят. Впечатляет!
Грабнев вымещал на журналисте злобу за прокол в Курске. Сейчас он не собирался проигрывать.
— А ты шустрый мальчонка, как я погляжу…
— Чего вы хотите?
Балин был сломлен, его трясло, как в лихорадке.
— Ты снимаешь материал из номера…
— Хорошо, хорошо, — как болванчик закивал журналист.
— Отдаешь письмо с документом, полученное от Лили.
Балин оцепенел.
— Ты слышишь?
— Да.
— И ещё совсем пустяк: мне нужен адрес девчонки в Курске.
— А если я откажусь?..
— Завтра твои фотографии увидят дочь и жена.
— Это шантаж, — прохрипел Балин.
— Конечно, дорогуша, кто спорит? Шантаж. Но у нас нет другого выхода. Как и у тебя.
— Я… я подумаю.
— Думай. Минуты две хватит?
— У меня нет с собой документа.
— Врешь, ты не оставил его в редакции, особенно после разговора с Большаковым.
— Вы следили за мной?
— Время идет, — оборвал его Грабнев.
— Нет! Вы не посмеете!
— Еще как посмеем. Ты влез в серьезные игры, парень.
— Вы не отдадите мне все фотографии! — выкрикнул он.
— Не меряй всех по себе. Отдадим. Сейчас ты кладешь документ на стол, диктуешь адрес девчонки, завтра снимаешь очерк. И тут же получаешь свою порнуху. И, естественно, забываешь эту историю.
— А как же Большаков?
— Никак. Скажешь, что у тебя ничего нет. Материал из номера снял, потому что не уверен.
Евгений поднялся с дивана, подошел к старенькому книжному шкафу и открыл его. Письмо с документом было засунуто в папку с какими-то вырезками.
— Теперь адрес девчонки в Курске.
Балин продиктовал адрес.
Грабневу пришла в голову неплохая мысль.
— А скажи, пожалуйста, откуда ты знал, что искать Лилю надо не у тетки?
Журналист, сбиваясь, рассказал, как было дело.
Грабнев, услышав, что Балину, после того, как он интересовался Лилей, позвонил какой-то мужик и приказал прекратить поиски девчонки, задумался.
— А голос какой?
— Откуда я знаю? Это когда ещё было! Обыкновенный голос. Сказал, чтобы я затих, или будут неприятности.
Александр Грабнев, покидая квартиру на Филевском парке, недоумевал. Про парня и непонятный звонок у него информации не было. Никто не должен был звонить Балину и пугать его. Шеф, ставя перед своими людьми задачу, обычно давал полную информацию. Значит, Беглов сам про угрозы журналисту не знал. Кто-то действовал за его спиной.
Как раз в то время погибла другая девчонка, подруга Лили, Лариса. И хотя история со странным звонком случилась полтора года назад, она должна обязательно заинтересовать Беглова. В этом Александр Грабнев был уверен.
Глава 22
Большаков рвал и метал от ярости.
Два часа названивает этому чертову Балину на работу, и никто не может сказать, где он.
— Вроде был сегодня утром, кто-то его видел, — нетвердо сказал один из сотрудников в редакции.
— Он мне срочно нужен! — взмолился Вадим.
— Он всем срочно нужен! — отрубил голос и бросил трубку.
— Где эта паскуда таскается?
Большаков готов был разнести аппарат в щепки, да что толку. Ну, появится, сволочь, выругался Вадим, он ему устроит! До чего необязательный народец, эти журналисты, ни в чем положиться нельзя.
Он глянул на часы. Балина нет, а он обещал Мастинскому, что сегодня документы будут у него.
Ладно, есть ещё время, успокоил себя Вадим, появится.
Но Балин и к вечеру в редакции не появился. Вадим не знал, что делать.
— Не нравится мне все это, — медленно произнес Борис Ефимович, когда Большаков был вынужден рассказать ему все.
— Ты думаешь, мне нравится? — взвился Вадим. — Я ему весь день, как мальчик, названиваю. Никто ничего толком сказать не может. Дома его нет, на работе тоже. Где его искать, ну где? — Большаков чуть не плакал.
— Тебе виднее, — зловеще сказал Мастинский.
— Да ты что? — заорал Вадим. — На что намекаешь?
— Метнулся в сторону твой журналист, вот на что.
На следующий день вышел номер газеты. Сенсационной статьи в ней не было.
Борис Ефимович сидел в кресле и тихо шелестел газетой, переворачивая страницы. Тут же находился Большаков.
— Ну? — спросил Мастинский.
— Сволочь!
— Сволочь-то он, конечно, сволочь, но что делать дальше прикажешь, а?
Большаков, подавленный, молчал.
— Вот и я не знаю, — спокойно произнес Борис Ефимович таким тоном, что у Вадима мурашки по телу заползали.
