Кад. В окровавленных детских пальчиках была зажата веточка можжевельника.
Услышав об этом, Леони похолодела, поняв, что послание предназначалось ей. Деревянная телега прогромыхала по мостовой Гран-рю, за ней тянулась вереница крестьян. Взрослые мужчины, закаленные суровой жизнью, не скрывали слез.
Все молчали. Потом краснолицая женщина с обиженно и злобно поджатыми губами заметила ее и указала другим. Леони стало страшно, когда обвиняющие глаза всего города обратились на нее. Им нужно было найти виновного.
— Надо уходить, мадама, — прошептала Мариета и потянула ее за собой.
Понимая, что нельзя выказывать страх, Леони шла к ожидавшей их пролетке с высоко поднятой головой. Ропот становился все громче. Громко звучали грязные, оскорбительные слова, падавшие на нее, как удары.
— Pah luenh, быстрее, — торопила Мариета, держа ее за руку.
Два дня спустя горящая ветошь, пропитанная маслом и гусиным жиром, влетела в приоткрытое окно библиотеки. Ее сразу заметили, так что большого ущерба огонь не причинил, но слуги держались все более робко, настороженно и мрачно.
Друзья и союзники Леони в городе — как и Паскаль, и Мариета — всеми силами старались убедить обвинителей, что те ошибаются, думая, что в имении обосновался какой-то зверь, но твердолобые горожане уже уверовали, что старый демон с гор вернулся, чтобы взять свое, как во времена Жюля Ласкомба.
Нет дыма без огня.
Леони убеждала себя, что за враждебностью к обитателям имения не стоит Виктор Констант, но в то же время не сомневалась, что он готов нанести удар. Она пыталась убедить в этом полицию, умоляла мэрию и уговаривала мэтра Фромиляжа заступиться за нее, но все втуне. Обитатели имения остались одни.
После трех дождливых дней слуги потушили несколько разведенных на участке костров. Попытки поджога. Ночью на ступени парадного крыльца подкинули выпотрошенный труп собаки. Младшая горничная при виде его упала в обморок. Приходили анонимные письма, грязные и откровенные в описании инцеста между Анатолем и Изольдой, навлекшего на долину нынешние ужасы.
Терзаясь в одиночестве страхами и подозрениями, Леони понимала, что Констант с самого начала так и задумал: разжечь в горожанах лихорадочную ненависть против них. И еще она понимала, хотя ни слова не говорила вслух, даже ночью, самой себе, что этому не будет конца. Виктор Констант — одержимый. Если он сейчас в окрестностях Ренн-ле-Бен — а она опасалась, что это так, — то не может не знать о смерти Изольды. Но преследования не прекращались, и это убеждало Леони, что она обязана позаботиться о безопасности Луи-Анатоля. Надо забрать с собой все, что можно, в надежде, что они еще смогут когда- нибудь вернуться в Домейн-де-ла-Кад. Дом принадлежал Луи-Анатолю. Она не позволит Константу лишить мальчика наследства.
Задумать все это было много легче, чем исполнить.
В действительности Леони было некуда деваться. Квартира в Париже давно сдана, раз генерал Дюпон перестал за нее платить. Ее замкнутое существование в имении привело к тому, что у нее почти не было друзей, кроме Одрика Бальярда, мэтра Фромиляжа и мадам Боске. Ашиль был слишком далеко, да к тому же увлечен собственными делами. Стараниями Виктора Константа у Леони не осталось родных.
Но выбора не было.
Доверившись только Паскалю и Мариете, она начала готовиться к отъезду. Она была уверена, что свой последний ход против них Констант предпримет в Хэллоуин. Не только потому, что это была годовщина смерти Анатоля — а внимание Константа к датам предполагало, что он захочет отметить и эту. Была и другая причина. Изольда в одну из светлых минут обмолвилась, что как раз 31 октября 1890 года она сообщила Виктору Константу об окончательном разрыве их недолгой связи. С этого все и началось.
Леони решила, что если он явится в канун Туссена, то в доме их не застанет.
31 октября день выдался свежий и холодный. Леони надела шляпку и плащ. Она собиралась вернуться на прогалину среди зарослей можжевельника. Она не желала оставлять Константу шанс найти карты Таро, каким бы невероятным не представлялось, что он наткнется на тайник в обширном лесу имения. На время, пока они с Луи-Анатолем не смогут спокойно вернуться домой — и до возвращения мсье Бальярда, — она решила оставить их на хранение мадам Боске.
Она уже открыла дверь на террасу, когда услышала, что ее зовет Мариета. Вздрогнув, она вернулась в холл.
— Что случилось?
— Письмо, мадама.
Леони нахмурилась. В последние месяцы все выбивавшееся из обычного порядка вещей настораживало ее. Она оглядела конверт — почерк незнакомый.
— От кого?
— Мальчик сказал, из Кустоссы.
Продолжая хмуриться, Леони вскрыла письмо. Оно оказалось от старого приходского священника Антуана Гелиса, который просил навестить его ближе к вечеру по весьма важному делу. Зная, что он живет отшельником — Леони за шесть лет виделась с ним всего два раза, в Ренн-ле-Бен, где он вместе с Анри Буде крестил Луи-Анатоля, и на похоронах Изольды — вызов удивил ее.
— Ответ будет, мадама? — спросила Мариета.
Леони подняла голову:
— А посыльный еще здесь?
— Здесь.
— Приведи его, будь добра.
Крошечный мальчуган в светло-коричневых штанах и рубашке с открытым воротом, повязанной красным шейным платком, комкая в руках шапку, вошел в холл. Он казался насмерть перепуганным.
— Тебе нечего бояться, — попыталась успокоить его Леони. — Ты ведь ничего плохого не сделал. Я хотела только спросить: письмо тебе дал сам кюре Гелис?
Мальчик помотал головой.
Леони улыбнулась ему.
— Тогда скажи мне, кто дал тебе письмо?
Мариета подтолкнула мальчика в спину:
— Мадама задала тебе вопрос!
Мало-помалу, скорее вопреки, чем с помощью Мариеты, подстегивавшей посыльного резкими замечаниями, Леони сумела вытянуть у него кое-какие сведения. Альфред жил с бабушкой в деревне Кустосса. Он играл на развалинах крепости, когда из передней двери дома священника вышел мужчина и предложил ему су за доставку срочного письма в Домейн-де-ла-Кад.
— С кюре Гелисом живет племянница, — вставила Мариета. — Она заботится о нем, готовит и стирает.
— Тот человек был слуга?
Альфред пожал плечами.
Убедившись, что больше от мальчика ничего не добиться, Леони отпустила его.
— Вы поедете, мадама? — спросила Мариета.
Леони задумалась. До отъезда оставалось еще много дел. С другой стороны, ей не верилось, чтобы кюре Гелис вызывал ее к себе без основательной причины. Такого еще не бывало.
— Поеду, — решилась она после минутного колебания. — Скажи Паскалю, чтобы подогнал пролетку к дому.
Они выехали из Домейн-де-ла-Кад почти в половину четвертого.
В воздухе густо висел дым осенних костров. К оконным рамам и дверным косякам попадавшихся им ферм и домов были привязаны веточки самшита и розмарина. На перекрестке дорог в честь Хэллоуина появилось неофициальное придорожное святилище. Старинные молитвы и заклинания, нацарапанные на клочках бумаги и ткани, лежали перед ним как приношения древним богам.
Леони знала, что в этот вечер на кладбищах Ренн-ле-Бен и Ренн-ле-Шато, да и в каждом горном
