обильно покрыты слюной. Ее голова опускалась ниже и ниже, и губы ее, как мне показалось, прошли мимо моего рта и подбородка и остановились над самым горлом. Кожей я ощутил какое-то щекотание и прикосновение двух острых зубов. Я закрыл глаза в томном восторге и ждал, и ждал, трепеща всем существом».
— Ну ничего себе! — Габриель переводил изумленный взгляд с одной женщины на другую. — Что это было?
— Бедный Джонатан Харкер, отбивающийся от суккубов графа Дракулы. Очень эротично, не находишь?
— Еще бы. Это из книжки?
Морриган кивнула.
— Писатели-викторианцы знали, как соблазнительны сексуальные игры садомазо, тут надо отдать им должное.
— Эта книга, пожалуй, особенно хороша. Она что, лежит у тебя на прикроватной тумбочке?
— Может, Минналуш и держит ее у себя под подушкой, но лично я не перечитывала «Дракулу» со школы.
— Я тоже, — закивала Минналуш. — Честно говоря, в мои четырнадцать граф Дракула был для меня кумиром из кумиров — темноволосый, красивый, с отличными зубами. К счастью, я повзрослела, и моим мужчинам уже не обязательно отличаться такой экзотичностью.
Минналуш расхохоталась и хлопнула ладонью о ладонь сестры в импровизированном салюте.
Габриель тоже рассмеялся, однако замечание привело его в легкое замешательство. В то время как он с трудом может запомнить номер собственного телефона, эти женщины, по-видимому, дословно цитируют целые куски текста, да еще из книги, которую не открывали много лет. Впечатляет и… чуть-чуть пугает.
Минналуш наконец удалось справиться с бутылкой. Пробка вышла с приятным скрипом.
— Габриель, выпьешь немного?
Он заметил, что на бутылке нет ярлыка, и подозрительно понюхал темно-красную жидкость.
— Что это такое?
— Ягодное вино. Морриган сама его готовит.
Габриель осторожно пригубил напиток. Вино оказалось на удивление превосходным.
— Боюсь, я основательно на это подсяду.
Он отхлебнул еще.
Минналуш улыбнулась.
— Рада, что тебе понравилось. Это вино очень полезно для укрепления иммунной системы. Пей его каждый день понемножку.
— Не откажусь.
Габриель осушил бокал. На донышке остался темный круг осадка.
Минналуш удовлетворенно кивнула.
— Еще?
— С удовольствием.
— За нас, — с лукавой улыбкой произнесла она.
— За то, чтобы узнать друг друга поближе, — добавила Морриган и сощурилась на солнце.
Звон, с которым ее бокал ударился о бокал Габриеля, был прозрачным и чистым, как счастье.
Возможно, вино Морриган и укрепляло иммунную систему, но при этом оно могло свалить с ног даже быка. Дома Габриель заснул прямо перед телевизором. Проснувшись, он обнаружил, что лежит на диване, скрючившись в неудобной позе, подушка под головой закапана слюной, телевизор все еще работает, а на кофейном столике надрывается телефон.
Габриель посмотрел на часы — без семи минут полночь, для дружеских звонков поздновато. Убрав звук на телевизионном пульте, он поднял трубку.
— Я тебя разбудила?
Голос Фрэнки звучал так отчетливо, точно она стояла рядом.
— Не важно. Что стряслось?
В общем, ничего.
— Она помолчала. — Я просто хотела поговорить, узнать, как твои дела.
— Нормально. — Габриель нахмурил брови. — А у тебя?
— Тоже, — сказала Фрэнки, но по ее тону он понял, что это не так.
— Что случилось? Уже поздно. Почему ты не в постели?
— Я в постели.
— А где Уильям?
В самом деле, не может же она болтать с ним, когда рядом лежит муж.
— Спит. С тех пор как заболел, он спит в другой комнате. Не хочет беспокоить меня. — Фрэнки опять умолкла. — Сначала я категорически возражала, но он настоял… Наверное, ему так легче.
— Понимаю.
Интересно, в какой степени сохранилась между супругами Уиттингтон физическая близость? Габриель знал, что не имеет права размышлять на эту тему, но сейчас, в сложившихся обстоятельствах, вопрос возник у него сам собой.
— Габриель…
— Что?
И снова пауза, такая длинная, что на мгновение ему показалось, будто Фрэнки нет на линии.
— Ты никогда не задумывался, что было бы, если…
— Если что?
— Если бы мы остались вместе?
Габриель потер лоб.
— Конечно, задумывался.
И не только об этом, мысленно продолжил он. С тех пор как Фрэнки вновь вошла в его жизнь, он неоднократно спрашивал себя, могут ли они восстановить прежние отношения. Его мучила совесть, ведь в действительности он вовсе не желал Уильяму Уиттингтону смерти, но факты говорили за то, что в недалеком будущем Фрэнки опять станет свободной женщиной.
На другом конце провода послышался долгий, тяжелый вздох. Глухим голосом Фрэнки произнесла:
— Я люблю Уильяма, люблю всем сердцем. Ты мне веришь?
— Разумеется, верю.
— Но иногда я не могу удержаться, чтобы не… Прости, я не должна так говорить… Не должна вываливать на тебя свои проблемы. Это нечестно.
— Ты можешь говорить со мной о чем угодно.
— Понимаешь, все произошло слишком быстро. Мы с Уильямом так мало прожили вместе… Заболев, он начал отдаляться от меня. Он уже попрощался со мной, и теперь я не могу до него достучаться.
— Фрэнки, мне очень жаль…
— С тобой было легче. Во многих отношениях ты вел себя как последняя скотина, но я всегда знала, о чем ты думаешь, что собираешься делать.
— Ну спасибо.
— Говоря это, я чувствую себя предательницей.
— Каждому из нас нужно дружеское плечо, чтобы выплакаться.
— Ты прав.
— Фрэнки…
— Прости, что разбудила тебя, — торопливо проговорила она.
Уже жалеет, что позвонила, понял Габриель и вздохнул.
— Ничего, звони в любое время.
Он положил трубку и уставился на телефон. Две недели назад он бы не поверил, что у них состоится подобный разговор. Фрэнки открывает перед ним душу, вспоминает о прошлом, хочет общения… Две недели
