И вот как-то душным воскресным вечером Антония позвонила и предложила встретиться немедленно, на пирсе у реки. Там можно посидеть, свесив ноги в воду, покурить, поесть мороженого и все обсудить.
– А до утра это не подождет? – вяло поинтересовалась я, уже зная ответ. Антонии не терпелось поделиться чем-то очень важным, причем немедленно. Мне самой было прекрасно знакомо это ощущение внезапно появившейся идеи, которая захватывает тебя целиком, заставляет мгновенно проигрывать в голове сотни различных комбинаций, лишь бы найти одно единственно правильное решение. Попросить человека в этот момент подождать до обеда, до утра, до воскресенья – все равно что выдернуть штекер из розетки. Лампа есть, а света нет.
– Через полчаса буду, – ответила я сама себе и начала собираться.
Когда я приехала к реке, Антония была уже там.
Издали она напоминала гусыню. Маленькая, аккуратно уложенная головка, рассыпчатые черты лица – как крупа по столу, реденько да невзрачно, широкие плечи пловчихи, объемное, скорее даже овальное туловище без всякого намека на талию, переходящее в удивительно стройные, филигранной формы ноги.
Ноги Антонии явно предназначались другой женщине – длинноволосой, полногрудой, с тонкой талией и округлыми бедрами. Такой красотке они бы определенно подошли.
Но в какой-то момент пасьянс наверху сложился причудливым образом, и дивной красоты длинные и стройные ножки достались невнятной внешне, постоянно мечущейся в поисках своего «я» девице.
Как распорядиться подобным богатством, Антония толком не знала, юбок по причине отсутствия талии не любила, платьев боялась как чумы, помаду использовала несколько раз в жизни – на торжествах, посвященных окончанию гимназии, и когда отец, открывая очередной филиал своей фирмы, в приказном тоне потребовал, чтобы дочь выглядела прилично.
Но даже в обычных узеньких джинсах, обтягивающих стройные бедра, смотрелась Антония просто божественно. Человек, увидевший впервые эти длиннющие ножки, словно вылепленные рукой грамотного скульптора с прекрасным знанием анатомии, уже не замечал ни блеклых, цвета пересохшей соломы волос, ни крупных, почти мужских рук, ни явного неумения подать себя.
Такая удивительная, совершенно метафизическая привлекательность от природы при заурядной внешности делала Антонию еще более загадочной в глазах ровесников, не говоря уже о мужчинах постарше.
Впрочем, ее саму мало интересовали мужчины и все эти межполовые скачки, обнюхивания и облизывания существ противоположного пола, вся суть которых сводилась, по ее мнению, исключительно к кратковременному получению физической разрядки. А раз все настолько примитивно и просто, то зачем тратить время на прогулки, перемигивания и перешептывания? Нравится человек, так подойди, познакомься и скажи, что да как. Ответят тебе взаимностью – хорошо и даже отлично. Не ответят – еще лучше. Чего время-то тратить? Его, время, лучше использовать по назначению. На построение карьеры и поиски себя, например.
Такая вот странная, инопланетная Антония ждала меня на пирсе в душный летний вечер. Девушка – цель. Девушка – движение. Девушка – противоречие.
Увидев меня, Антония безо всяких предисловий и реверансов заявила:
– Хорошо, что ты пришла. Думаю, только ты меня и поймешь. Остальные скажут, что я больная.
После этого она мне рассказала, что решила заняться альтернативной медициной. И что хочет работать с людьми и помогать, и всегда хотела, и поэтому, собственно, выбрала психологию, но папа… Ты же все знаешь… А здесь такие неисчерпаемые возможности – и иглоукалывание, и фитотерапия, и массаж, и камни специальные подогретые на спину нужно класть, и землей себя посыпать, и медом…
Но больше всего ее прельщал массаж.
– Мика, ты не представляешь, сколько видов этого самого массажа существует. И какие чудеса можно делать. Калек на ноги ставить! Радость дарить…
Пока я вникала в услышанное, она мне на полном серьезе сообщила, что теперь как никогда близка к воплощению своей мечты, и никто, теперь уже точно никто не сможет ей помешать.
Гори она синим пламенем, эта реклама, с ее зарплатами и сожженными нервами. Хочу, говорит, что-то для души.
– Совсем ты рехнулась, подруга! – только и смогла я сказать тогда. – Ну что это за профессия? Массажисткой хочешь стать? Это с твоими-то знаниями, с твоей памятью? Спины будешь чужие мять? Ты еще полы иди подметать. Ладно я, иммигрантка, но ты… Зачем? Что за бред?
– Так я и думала! – фыркнула несостоявшаяся адвокатесса. – И ты туда же. Нет бы поддержать подругу. Или хотя бы из вежливости сказать, что тебе это интересно. Ладно, буду знать, что даже разумная, как мне казалось, Михаэла… ой, простите, Мишель, считает меня чудаковатой идиоткой. Чего уж от остальных-то ожидать!
Антония, как и многие немцы, упрямо называла меня Михаэлой, хотя мне очень хотелось быть Мишель. Как эти два имени можно было перепутать, мне было совершенно непонятно. Они и пишутся-то по-разному. Но вот ведь…
– Антония, ты бы подумала все же… Может, вернешься в университет, а? Доучишься, а там видно будет.
– Счастливо оставаться, – буркнула она себе под нос, круто развернулась и понесла свое крупнокалиберное, слегка одутловатое тело на затянутых в тонко-серую джинсу, непропорционально длинных ногах по направлению к машине.
Понятно, что мое мнение касательно университета вообще и юриспруденции в частности она послала куда подальше. Антония пошла в частную академию, которая стоила бешеных денег, но славилась очень качественным образованием в этой сфере и драконовскими требованиями. Папа в очередной раз «выкинул коленце» и отказался оплачивать учебу. Он уже привык к глянцевой рекламной обертке, а тут – снова здорово!
Она училась как зверь. Днями и ночами. И еще умудрялась где-то все время работать, чтобы финансировать дорогую блажь. Куда делись апатия, скука, нежелание лишний раз перевернуть страницу? Человек с головой погрузился в анатомию, физиологию, основы фармакологии. Учила наизусть длиннющие списки каких-то трав и все время практиковалась в массаже.
Я, выждав положенную в случаях смертельной обиды паузу, позвонила ей сама. Антония невероятно обрадовалась и пригласила меня приехать и самой посмотреть, чем она занимается. Продиктованный мне адрес не значился ни на одной из карт. С горем пополам я нашла ее нору в далекой промзоне на окраине города. Приехав один раз и убедившись в том, что приятельница не шутила и в очередной раз поступила так, как считала нужным, я стала наведываться к ней регулярно.
Я приезжала к ней в здание заброшенной фабрики, где она за гроши снимала комнату, чтобы учиться делать массаж. Даже у заброшенных объектов в Германии существует номинальный хозяин, который хочет получать арендную плату. А на нее надо где-то зарабатывать.
Среди клиентов были одни друзья. Денег она не брала ни копейки. В этой конуре стоял только массажный стол. Даже уборной – и той не было. Туалет – где-то по коридору налево и еще раз направо. Вокруг – осыпающаяся штукатурка, какие-то раздолбанные бочки, куски арматуры… Больше всего декорации напоминали «зону» из фильма Тарковского.
Помню, в первый раз, пока дошла до этой фабрики, думала – концы отдам. Повсюду какие-то гаражи, склады, люди невнятные в спецовках бродят, грузовики туда-сюда шныряют. А уж когда заглянула внутрь…
Мама дорогая! Я споткнулась о какую-то валяющуюся на полу ржавую бочку из-под краски и с грохотом растянулась на полу, свалившись плашмя буквально с высоты собственного роста.
Здесь надо пояснить, что я вообще дико невнимательна и страдаю определенной неловкостью, посему падаю регулярно, много и со вкусом. На каблуках и в кроссовках, в брюках и в вечерних платьях. Планида у меня такая. Падучая планида. Друзья и близкие приятели знают, что если на совершенно гладкой дороге есть единственная ямка, то она обязательно будет моей. Если ямки нет и дорога все еще ровная, то я оступлюсь на ровном месте, и ямка будет.
Вот и там я грохнулась. Но там-то – сам бог велел.
В таком виде Антония меня и нашла. С разбитой скулой, до крови сбитым локтем и неэстетично
