Я с ними иногда общаюсь, когда встречаемся в подъезде. Они из Казах. Казак. Казук… забыл! В общем, из СССР бывшего. Мужчина на завод пошел работать. Сменами. Утренняя смена начинается в шесть. А ему ехать сорок минут. А женщина в доме престарелых полы моет. Им уже за пятьдесят. И ничего, работают. Они совсем плохо по-немецки говорят, не как вы. Но работают же. А я? Здоровый мужик, здесь родился, у меня родной язык, у меня профессия, я классный повар. И в такое дерьмо себя вогнать! Первый раз так о себе подумал. Конечно, я искал работу и не находил. Возраст уже. Значит, надо дальше искать, пробовать.
Он прикурил еще одну сигарету и задумчиво продолжал:
– После рождественских праздников я сразу пошел на биржу труда. Там сидел часа два в компьютере, но ничего не нашел. Пошел на прием. Мне объяснили, что шансов у меня – ноль. Возраст, перерыв в работе, общая ситуация в стране. Я говорю, что пойду куда угодно. Готов не поваром, а хоть кем. Они обещали подумать.
А я вернулся домой и решил привести свою жизнь в порядок. Выбросил хлам, помыл все вокруг, достал свою книгу с рецептами, решил сделать что-нибудь эдакое. Не для себя… Не знаю для кого. Так просто. Вспомнил, что когда-то я работал только с самыми лучшими продуктами. Ни в каких дискаунтах ничего мы не покупали. Только свежайшие био-овощи, рыба и морепродукты – спецдоставкой…
Поехал в центр – поглазеть, что нового в нашей индустрии. Денег все равно нет, так хоть посмотреть. И зашел в этот магазин. А здесь был Берндт со своим поваром. Повар молоденький совсем, итальянец.
Я услышал, что парень задает продавцу вопрос, на который тот не может правильно ответить. Я подсказал. Мы разговорились. Мальчик ужасно удивился, узнав, что я тоже повар. А Берндт сидел в своей коляске, ни слова не говорил, только слушал.
А потом предложил мне остаться у него и работать. Джулио через две недели должен был уезжать в Милан. В какую-то поварскую школу, повышать мастерство. Потом он собирался остаться в Италии. А Берндт не терпит дилетантов у себя в доме. И он уже просил всех своих знакомых найти ему кого-то, но безрезультатно. А тут – я.
Он сказал, что сам очень любит готовить, что хорошо разбирается в поварском искусстве и сразу, по нескольким фразам, увидел во мне профессионала. И еще… что его не волнует совершенно, чем я занимался в последнее время и почему я в таком, мягко говоря, непрезентабельном виде. Что при желании я могу сегодня поехать с ними и на пробу приготовить что-нибудь, и если ему понравится… Вот так я к нему попал.
У него свой бизнес большой. Что-то с недвижимостью. Но он сам отошел от дел – ноги не ходят. У него есть управляющий, который занимается делами. В доме есть еще экономка, есть приходящая уборщица. Жена умерла несколько лет назад. Дети – один в Мюнхене, другой – в Бостоне. А он живет один, часто посещает симфонические концерты, вернисажи, оперу. У него много друзей его круга. И вообще он совсем не одинок и счастлив, что дожил до таких лет и не потерял вкуса к жизни. Берндт во все вникает сам. Сам составляет меню, обожает ездить со мной по магазинам выбирать продукты. Гостей очень любит… Вот теперь он вас обязательно пригласит!
Я слушала, раскрыв рот.
– Карл, но это же чудо!
– Чудо? Нет, это цепь случайностей и одна судьбоносная встреча. Если бы я тогда не встретил вас, я бы вряд ли что-то менял в своей жизни. Жил и жил бы. Доживал. Спился бы, наверное. А тут знаете, что произошло? Я когда-то читал книгу про позитивную активацию энергий. Слышали о таком? Это теория о том, что все события в жизни – это кости домино. И одно положительное событие способно запустить цепь позитива и наоборот.
Вот так и со мной. Не встреть я вас, не приди потом домой в паршивом настроении, не задумайся о том, что дальше – и не пошел бы я на биржу труда. Не получи я информации о том, что какую-то работу мне все же поищут, не пошел бы я на радостях по магазинам глазеть на новые гастрономические тренды. Вот так.
Карл-Хайнц снова эффектным движением закинул за плечо шарф и провел рукой по волосам.
В этот момент открылась дверь магазина, и продавец вывез довольного сияющего Берндта. На коленях у него лежала огромная сумка с продуктами. Еще одна сумка была зацеплена за ручку коляски.
– Ну, молодые люди, набеседовались? Вот скажите мне, что стоять на ветру? Мишель, поехали к нам обедать! Уважьте старость. И мне доставите удовольствие, и Карлу будет кому продемонстрировать свое мастерство. Какую он делает форель! М-м-м! А суфле?! Фантастика! Едете?
– Извините, мне правда сегодня надо еще работать. В другой раз – обязательно. Обещаю.
Я стояла долго-долго. Пока Карл вез коляску к машине, пока пересаживал старика на переднее сиденье, пока расплачивался за парковку. Прежде чем сесть за руль, он обернулся, сложил пальцы в победную «Викторию», потом помахал мне и крикнул:
– Спасибо еще раз! В жизни все можно изменить. Это точно!
Темно-синий «БМВ» тронулся с места и медленно покатился к светофору…
А я пошла в другую сторону с ощущением, что в жизни действительно все можно изменить. И было невероятно приятно побыть в роли феи, исполняющей желания. Пусть на короткое время, но все же.
И еще мне не давала покоя теория Карла-Хайнца об активации позитивных энергий, или как там она называлась. Теория о том, что одно-единственное событие способно запустить целую цепь связанных между собой жизненных явлений.
Вспомнилась история о потерянном пуфике, раз и навсегда приучившая меня очень внимательно относиться к тому, что и как ты говоришь на чужом языке.
А история такая: в общежитии, где мы жили после переезда в Германию, с нами соседствовал дядя Изя из Гомельской области. Маленький пузатый человечек с бородавкой около левой брови и тройным подбородком. Славился он двумя вещами.
Во-первых, дядя Изя был невероятным похабником и при этом умудрялся рассказывать наипошлейшие вещи с такой изысканностью, что дух захватывало. Фантазия у него была феноменальная. О себе он вещал многословно, обстоятельно и с такими кучерявыми подробностями, что хотелось записывать каждое слово.
Видимо, в свое время дядя Изя прочитал книжку маркиза де Сада – а может, кто на словах пересказал, а также похождения Казановы и приключения Мюнхгаузена. Сюжеты книг причудливо переплелись в его продолговатой голове, и получилось то, что получилось.
Все общежитие, включая восьмидесятилетних старух и десятилетних детей, знало, что дядя Изя был мужчиной хоть куда, обошедшим все злачные места портового Гамбурга, Одессы и почему-то Кейптауна. Чем дядю Изю привлекал именно Кейптаун, и знал ли он точно, где этот город находится, с уверенностью сказать не мог никто.
О себе дядя Изя отзывался скромно – морской волк, был старпомом, избороздил оба-два океана. Когда Сережа с третьего этажа, закончивший в Киеве второй класс, тихонько пискнул, что океанов больше чем два, дядя Изя только цыкнул, и Сережа ретировался. О том, что в родном поселке городского типа дядя Изя тачал сапоги, морской волк предпочитал благоразумно умалчивать.
Во-вторых, дядя Изя был барахольщиком, каких мало. Он до умопомрачения любил шпермюли.
Шпермюль – это организованный вынос мусора. Благообразные бюргеры в определенные дни вытаскивают на улицу все, что отслужило свой век – от мебели до всяких финтифлюшек-безделушек. Кому нужно, тот может брать из лежащих на улице куч все что заблагорассудится. Остатки собирают утром специальные машины и увозят на переработку.
К шпермюлям дядя Изя готовился как к хорошей охоте. Вечером, часов в семь, садился на раздолбанный велосипед и исчезал в темноте. Возвращался за полночь, с рюкзаками, набитыми всяким хламом. Однажды притащил старый довоенный патефон. В другой раз приволок мешок фарфоровых ангелочков. Чашки, ложки, кофеварки, микроволновки… Чего он только не притаскивал. Свою добычу дядя Изя складывал в подвале общежития, а потом перебирал часами, как Скупой рыцарь, сортировал, мыл-чистил и продавал. Что-то оставлял и себе.
Его привлекал сам процесс поиска добычи. Похоже, в не сбывшихся мечтах дядя Изя видел себя неутомимым искателем сокровищ. Возможно, даже пиратом или золотоискателем. Тот факт, что ни один из известных ему океанов не омывал сапожную мастерскую в Гомельской области, дядю Изю совершенно не
