перейти на немецкий, и без всякого акцента и даже намека на оный (у меня от зависти в зобу дыханье сперло) возмутился:
– Как вам не стыдно? Это что, принципиальная позиция – не говорить на языке предков и не обнаруживать свое происхождение?
– Нет, – говорю, – вынужденная мера. Скрываюсь. Я в изгнании.
Мужчина уважительно уставился на меня и что-то такое суровое проворковал.
– А о чем вы, – продолжаю, – спрашивали меня? Чего хотели-то?
– Вы с нами или нет? – выдвинулся вперед приятель греческого патриота.
Надо сказать, что при взгляде на этого второго мысль появлялась только одна – я с ними. Точнее, с ним. Куда? Да не важно, куда. На Пелопоннес, Самос, Лесбос… куда кривая вывезет. У меня плохо с географией с детства. В любом случае, я с ним.
– Естественно, с вами! – говорю. – Куда? Я – Микаэла. Можно Мика.
– Это хорошо, – воодушевился мужчина. И приблизился ко мне. Расстояние опасно сократилось. Глаза загорелись. У меня они горели уже давно. И у того, который патриотически настроен был, тоже…
Мы были как три Прометея в ночи. И воображение мое уже начало рисовать совершенно чудесные картинки, которые я когда-то видела в неадаптированном издании легенд и мифов Древней Греции… Там и амфоры были, и веночки, и в веночках, и без…
Как вдруг…
– Так значит, вы с нами? Тогда подпишите, пожалуйста, вот здесь. Вы же знаете о ситуации в Греции. Мы – банкроты. Греция – банкрот! И о поведении Германии знаете наверняка. Вот, мы собираем подписи. Здесь, пожалуйста. – И протянул мне папку с пришпиленной к ней бумагой-воззванием.
Я знать ничего не хочу о поведении Германии. С Грецией или без нее. Так, наверное, чувствовал себя Икар, когда отказали крылья… падать было больно, но эффективно. В смысле, одноразово и быстро – с небес на землю. Без пересадок и перерегистрации багажа.
Так бы и жила я себе, в обиде на маленькую Грецию и ее народ, не случись через некоторое время происшествие, которое худо-бедно примирило меня с легендой о моем происхождении и добавило несколько монет в копилку моей женской неотразимости. Это я не просто так говорю. Если часто повторять, то можно и самой поверить. А уж окружающим вообще ничего другого не останется.
Через несколько месяцев после того как меня лишили сладкого за отказ подписать некую петицию в защиту греческого населения, судьба снова дала мне шанс приобщиться к корням. Бабушка, будь она жива, была бы довольна – причем не столько этнографическим аспектом происходящего, сколько… хотела сказать, эротическим, но и это – не совсем правильное слово.
Меня снова приняли не просто за гречанку, а… как бы так… с прямым углом перепутали.
В тот день я совершала свою обычную пробежку. Не совсем обычную, конечно, так как бегала я в то время, когда все порядочные люди работают. В середине рабочего дня бегу расслабленно по лесочку, который прямо в городе находится, недалеко от моего дома. Там же, недалеко от дома, располагается и греческая церковь.
Я бегу – в легинсах и футболке, которая уже, простите за натурализм, намокла от пота. Этот физиологический фактор делает мои… как бы так выразиться… и без того монументальные формы еще монументальнее.
Но в лесу кроме меня только кролики. Им все равно. Их формы не возбуждают, они и без меня прекрасно размножаются.
А надобно сказать, что с момента неудачного использования яблок для увеличения бюста много воды утекло. Яблоки мы с тех пор применяли только по назначению да и вообще с Юлькой на эту тему старались не говорить. Но что-то надо было предпринимать. В бабушкином журнале «Крестьянка» я прочла, что употребление клетчатки – лучше всего капусты – отличный способ естественного увеличения груди.
Уж не знаю, неумеренное потребление капусты тому виной или греческие гены, а только очень скоро проблема была забыта. До поры до времени. Впервые она всплыла много позже, лет в семнадцать- восемнадцать, когда мы с подругами самостоятельно улетели отдыхать в Гагры. Вот там-то, под улюлюканье горных мужчин, я наконец и распрощалась… нет, не с девственностью… со своими комплексами. И с тех пор не без основания считала, что верхняя половина моего туловища удалась намного лучше нижней.
Но я снова отвлеклась. Бегу, значит, по лесочку, кроликам подмигиваю.
Отмотав положенный срок, выбегаю на улицу, которая ведет непосредственно к моему дому. Двигаюсь в сторону церкви. Навстречу мне идут два почти Зевса и, поравнявшись со мной, сначала застывают, а потом начинают цокать языком и что-то такое говорить. На языке богов, знамо дело, который я не понимаю.
Я бегу. Чувствую себя снова Афродитой в промокшей футболке. В глубине души я давно уже размышляю, может быть, стоит взять второе имя? В Германии это модно. Анна Мария. Лиз Изабель. А я была бы Микаэла Афродита. Почему нет, в конце концов? Красиво и очень изысканно. К тому же, под взглядами вот таких вот греческих мужчин действительно чувствуешь себя небожительницей.
А, еще маленький штришок – чтоб отполировать… В лесу, засмотревшись на кроликов, я где-то потеряла заколку. В результате волосы, которые у меня достаточно длинные, болтаются чуть ли не до пояса… Ну Афродита вылитая. Даже пена есть. Только не морская, а как у лошади, которую загнали. А глаза красные, кроличьи.
Я двигаюсь вперед, молодые люди разворачиваются и, прибавляя шаг, практически бегут за мной. Довольно долго. И что-то мне говорят. По-гречески. Я очень не люблю, когда кто-то долго нарушает мое личное пространство. Ну, почувствовала себя богиней, и амба. Так нет ведь – бегут.
В общем, останавливаюсь я, разворачиваюсь и в трех словах объясняю ребятам по-немецки, где именно находится Олимп и как туда дойти.
Дальше между нами происходит безумный диалог. На немецком, само собой. Наконец-то они поняли, что я не говорю по-гречески.
– Простите, пожалуйста, мы не хотели вас преследовать. Скажите, это ВЫ? Это действительно ВЫ? (Ударение на «вы».)
– Я не знаю, кого ВЫ имеете в виду, но ЭТО – я.
Смотрят на меня, как на привидение. Плотоядно так – из песни слова не выкинешь. А мне неудобно ужасно. Я же представляю, как именно выгляжу сейчас – в этой мокрой футболке и с распущенными волосами.
И тут один другому говорит (по-немецки, чтоб я понимала).
– Мы ошиблись. Это не может быть ОНА. ОНА же говорит по-гречески! И вообще… ОНА сейчас вроде бы где-то на юге Германии. Простите нас, пожалуйста! – это уже мне.
– Я не очень понимаю. Вы меня с кем-то спутали? Я на кого-то похожа?
– Очень! – выпаливает тот, что постарше, – симпатичный мужчина лет тридцати пяти с легкой проседью в волосах. – Вы даже представить себе не можете, как похожи! На одну нашу… актрису. Она в особых фильмах играет. Для взрослых. Простите еще раз. Ну, вы понимаете…
– Очень похожи! Особенно сверху. Ой, простите! Что ж я несу-то! – Второй мужчина – помоложе, с тоненькими усиками, как у Остапа Бендера в исполнении Миронова, – аж за щеки схватился от смущения. – Сначала брякнул, а потом…
– Извините нас! – это снова первый. – Мы идиоты. Могли бы догадаться, что этого просто не может быть. А мы… Оскорбили вас.
– Да ладно. – Я капризно надуваю губы, примеряю на себя имидж порнозвезды и кручусь из стороны в сторону под софитами. То есть под светофором. Улица же… – Даже польстили. Буду учить греческий.
– Позвольте загладить вину? Здесь неподалеку греческий ресторан…
– Нет, – говорю, – ребят. Извините. Ресторан – это уже слишком. Мне домой надо. Роль учить. Между прочим, лучшими порнофильмами в мире считаются немецкие. Мне еще надо текст повторить: Das ist fantastisch! – O-o! – Tomatenpasta! – Ja-Ja! – Volkswagen!!!
Хохотали мы так, что из проезжающих мимо машин нам приветственно сигналили. Душевные молодые люди оказались. А в ресторан не пошла. Нет. Чего-то я не в голосе сегодня. Поэтому домой. Роль учить.
И это стало последней каплей. С тех пор я не сомневаюсь: вне зависимости от того, есть у меня греческая кровь или нет, я – богиня. Пусть греческая, мне не важно. Акцент на слово «богиня».
Глава 6
