— Увы, — Валентин смотрел в пол, — Маша в сознании, но… То ли последствия тяжелой черепной травмы, то ли шока, когда в палате громыхали выстрелы, но девушка не помнит ничего, начиная с той ночи с Федосюком.
— А каковы прогнозы эскулапов? — спросил следователь.
— Ничего определенного. Или-или. Но взгляд у Маши вполне осмысленный, речь нормальная.
— Надо будет осторожно навести справки, Валентин, — заключил Иволгин. — Может, целесообразно вызвать сюда для консультации какое-нибудь медицинское светило. Ей кто нужен? Нейрохирург?
— Консилиум был вчера, местными, так сказать, силами. Два нейрохирурга, невропатолог, психиатр. Все — с именами, степенями.
— А не украдут нашу Машу со второй попытки? Ты достаточно обезопасил ее? — Иванцив любую тему доводил до логичного конца.
— Насколько возможно. Окно на прочных запорах, оба выхода из отделения контролируются. А в палате — наш человек, Лидия Борисовна Погориляк, из паспортного стола. Давно хотела подлечиться, вот и соединили две нужды в одну. Но с охраной уже сегодня — проблема, райотделовскими долго не протянем.
— Надо подумать. Из каждого положения есть минимум два выхода, — можно было не сомневаться, что Иванцив найдет оба выхода.
— Федосюк, Федосюк — вот кто нужен нам! — начал новый круг Иволгин.
— Мне — позарез! — подхватил Скворцов.
— В общем, он достаточно еще молодой, чтобы не быть чересчур осторожным. Если только хорошо расставили сети — будет улов.
— Если только нет у него нужного человека среди наших орлов, райотделовских, — Иволгин знал, о чем говорит. Не обязательно работник милиции сознательно идет на преступление, может и по простоте душевной выдать другу детства, бывшему однокласснику, приятелю по пионерлагерю и так далее нужные тому сведения. Не исключен и факт подкупа, да еще при той мизерной зарплате, на которой сидит милиция.
— Кроме работы и дома какие еще пути ему перекрыты?
— Выезд из города, тройка знакомых. Мы ведь только начали изучать эту особь, — проинформировал Иволгин.
— Сличили тридцать пять отпечатков пальцев с теми, что обнаружили в квартире Черноусовой, сплошной туман, — Скворцов по-прежнему думал, что их сегодняшние посиделки не выход из того тупика, в котором оказался розыск в деле Черноусовой.
— А какие идеи у молодежи? — обратился Иволгин к сыщикам, до сих пор не проронившим ни слова, но охотно поддержавшим Скворцова, когда тот закурил «Орбиту». Теперь в кабинете, между окном и столом Иволгина, стояла прочная дымовая завеса. Хорошо, потолки в помещении высокие, слава Богу, во Львове хватает старых зданий, окраинные хрущебы не изменили благородный облик старого города.
— Надо бы потрясти знакомых Федосюка. Такие типы, как он, не ведут затворническую жизнь.
— Согласен…
— А Жукровский не звонил больше этой девице? Или, может, кому из знакомых? Отцу?
— Как будто нет. Надо проверить.
— На Черноусову у многих может быть зуб, — проронил младший лейтенант Величко.
— Интересно, — тут же подхватил Иванцив. — Я вас внимательно слушаю.
— Она же чем только не занималась! Раньше — аборты, потом — то ли дом свиданий, то ли…
— Скорее второе, — поддержал следователь. — Но все эти ее клиенты, и старые, и новые, должны, в принципе, быть ей только благодарны.
— Мне так не кажется, — Величко сделал паузу, пытаясь яснее сформулировать еще не вполне выношенную мысль. — Занимаясь такими делами, она могла кого-то шантажировать. Кого-то из женщин, хорошо обеспеченную или со связями, с положением. А если женщина молодая, красивая?
— Так-так. Хорошо думаете, лейтенант, — и дальше Иванцив обращался уже только к Иволгину: — Надо нам, Василий Анатольевич, еще раз просеять всех, кто попал в поле зрения по делу Черноусовой. Всех! Действительно, у Жукровского или Федосюка меньше мотивов для убийства, чем могло быть у неизвестной нам женщины. Или у ее мужа, любовника. Мы сегодня не можем с достоверностью сказать, что убитая лишь представляла квартиру для свиданий, а не предлагала и товар на этом рынке любви. Мы должны знать точный ответ на этот вопрос, меня он буравит уже давненько.
— Погрузимся в область психологии. Предупреждаю: нам из той грязи не выбраться, — Скворцов знал, сколь болезненно реагирует на одно имя Черноусовой даже Инна, никогда не переступавшая порог ее дрянного дома и полагал, что на этом пути их подстерегают только тупики.
— Надо расширить круг поисков Федосюка, — продолжил Иванцив. — У него же на физиономии написано: нагл, самоуверен, туп. Не верю, чтобы ты, Валентин, со другами не передумал такого, не вычислил.
— У Федосюка, — ехидным голосом заговорил Иволгин, — если вы, конечно, заметили, глаза широко поставлены. А это, как слышал от вас же, признак талантливой личности.
— Так утверждал Пикассо, а не я, — Иванцив оставался невозмутимым. — Ну, а мы сети забросим пошире, во всех сомнительных местах. Чует мой нос: не сегодня — завтра будет улов.
— При таком-то насморке? — съехидничал и Иволгин.
— Вы, курящие, не подхватите такую заразу, как грипп. Мои бактерии сквозь этот дым не пробьются.
— На том стоим. Пожелаем нам удач на нашем трудном пути. Выходные, как я понимаю, отгуляет за всех нас только следователь. Товарищи, еще не дана команда «Разойдись!» Может, по чашке кофе — за наш успех? — Иволгин вынул из шкафа электрический чайник, сунул его Вознюку, показывая, что тот пуст.
Кофе пили вдвоем, Иволгин и Иванцив.
— Как наш молодожен, еще не собирается в декрет, не слышал? — спросил следователь.
— Не дай Бог! А вообще: взрослые люди, а сказать человеку прямо то, что тебя беспокоит, почему-то неудобно. Разумеется, некстати женитьба Валентина. Да нет, ты же знаешь, я не против в принципе. Но для самого Валентина это опасное испытание. Инна, конечно, славная девушка, но даже такая славная не сегодня-завтра спросит: и это медовый месяц?! Погодить бы надо.
— Стареешь, дружище.
— Наверно. Но кто-то женится, а у кого-то голова должна болеть. Сейчас пытаюсь выбить квартиру Скворцову. Там, у родителей жены, понимаешь, не мед. Две комнатенки, к тому же проходные. Внес им Валентин беспокойство, и немалое: звонки, поздно приходит, рано уходит.
— Так что с квартирой?
— Будет. Постараюсь к Новому году. Но знаешь, получают жилье в основном не те, кто в нем остро нуждается.
— Не пытайся испортить мне аппетит перед обедом. Значит, скоро погуляем на новоселье?
— Вот-вот. Кто прокатится, а кому санки в гору тянуть. Завтра где тебя искать? Чует и мой нос.
— В прокуратуре. У меня, если запамятовал, суббота тоже рабочий день. А вечером, часов с семи, застанешь по этому телефону, вот, не задень никуда номер.
— Вот это новость! Судя по номеру, новый район, новые знакомые?
— Я не давал подписки о невыезде в выходные.
— Рад, рад, друже!
— Ты сказал — не я.
— Опять что-то библейское?
— Вся наша литература — из Ветхого и Нового Завета. Но не буду смущать твою атеистическую сущность.
— Так я завтра позвоню. Вечером, разумеется.
Субботний «улов» был никудышний, ничего существенно нового не принес. Скворцов ушел из райотдела в шесть вечера, предупредив дежурного, что отправляется домой, у него сегодня головомойка.
