— О'кей, Робертс. Даю вам с Саммером последний шанс. Если сегодня в вечерних новостях не прозвучит ваше пресловутое интервью, пеняйте на себя: я поступлю именно так, как вы сами мне только что посоветовали. А теперь идите.
— Уф… Я думал, это мой последний день, — пробормотал Уоррен, как только они закрыли за собой дверь кабинета босса. — А ты молодец, Робертс! Не ожидал от тебя такой прыти… Шучу, шучу!
Салли с силой хлопнула напарника папкой по спине.
— Перестань, Саммер! Ты слышал, что сказал мистер Берман? Отвези-ка меня домой, мне надо поработать в спокойной обстановке, — сказала Салли, спускаясь с Уорреном в лифте на первый этаж здания телекомпании.
Ровно в пять часов вечера джип с надписью «Нью-Тон» на дверце остановился возле кафе, в котором была назначена встреча. Одетая в дорогой, но неброский бежевый костюм, выгодно подчеркивающий медовый цвет ее волос, Салли вошла в зал. За ней, неся в руке камеру, следовал ее вечный спутник. Как всегда, не делая никаких скидок на важность встречи, Уоррен был в любимых синих джинсах, в голубой фуфайке и в неизменной кепке козырьком назад.
Не успели они сесть, как в дверях появилась Нэш. Отыскав Салли взглядом, женщина подошла к их столику. Легкое, розовое, в мелкий цветочек, платье делало ее изящную фигурку нереально воздушной. Пушистые волосы были заколоты с боков невидимками. Лаковые туфли на каблуках, такая же сумочка, неброский макияж. Казалось, женщина сошла с обложки модного журнала. Лишь взгляд изумрудных глаз выдавал безысходное горе.
— Привет, — просто сказала она, садясь на свободный стул. — Я готова.
— Нэш, — начала Салли, — это Уоррен, о нем я тебе говорила. Он будет снимать, а ты постарайся не обращать на него внимания. Представь, что его здесь просто нет, мы с тобой давние подруги, беседуем по душам. Обещаю не задавать бестактных вопросов. Ну, начнем?
Нэш кивнула. Саммер включил камеру.
— Здравствуйте. Вы смотрите передачу «Мы: вчера, сегодня, завтра». Я Салли Робертс, — заговорила журналистка, глядя в объектив. — Вчера утром все мы стали свидетелями последствий ужасной катастрофы, потрясшей мир. Сейчас мы не станем говорить о том, что мы до глубины души возмущены дьявольскими деяниями террористов. Хватит общих фраз! Я предлагаю вам выслушать сейчас одну женщину. Мы встретили ее, когда снимали репортаж на месте взрыва, и нам показалось, что ее горе будет понято и принято многими из вас. Просто послушайте то, о чем она поведает, а выводы сделайте сами… Итак, расскажите, пожалуйста, кто вы? — обратилась Салли к собеседнице, и Уоррен перевел камеру на крупный план.
— Я Нэш… Мое полное имя Наташа Дарби…
— Простите, откуда у вас такое необычное для американки имя? — перебила ее журналистка.
— Дело в том, что мои предки, вернее, прабабушка из России. Она с семьей эмигрировала в Штаты накануне революции.
— Хорошо. А теперь скажите, сколько вам лет, чем вы занимаетесь, как зарабатываете на жизнь.
— Мне чуть больше двадцати пяти. По профессии я флорист. У меня свой бизнес — небольшой магазин цветов. Кроме того, мы выполняем заказы по фитодизайну.
— Нэш, я знаю, что у вас есть друг… Не могли бы вы рассказать нам о нем.
Нэш молчала. Она не могла сразу ответить на вопрос Салли: болезненный спазм перехватил горло, грудь сдавило, свинцом налилось тело. Взяв себя в руки, женщина слегка опустила голову и тихо начала:
— Да, у меня был жених. Его звали Доминик. Мы любили друг друга, строили планы на будущее и собирались пожениться… в конце сентября.
— Простите, Нэш, в то утро Доминик находился в том злосчастном небоскребе?
— Да, у него там был офис. Доминик считался преуспевающим юристом. Никогда не опаздывал на работу, старался даже приехать пораньше, чтобы разобрать бумаги, составить программу на день вперед… Эта пунктуальность его и погубила. Если бы он приехал в офис минут на пятнадцать позднее… Или если бы я не уговорила его пойти в то утро на работу… — Нэш сбивалась, слова давались ей с трудом.
Салли сразу же заметила это и пришла на помощь собеседнице, готовой разрыдаться перед камерой.
— Скажите, а ваш друг любил цветы? У вас цветочный бизнес, Доминик не считал это слишком легкомысленным?
— Нет, что вы, — превозмогая душевную боль, ответила Нэш. — Мы ведь и познакомились с ним, благодаря моим цветам… Вообще он обожал чайные розы. Я специально выращиваю… выращивала пятьсот чайных роз для нашей свадебной церемонии. Но судьба распорядилась иначе…
— Простите, я разделяю вашу скорбь, но… но что вы собираетесь делать теперь, когда Доминика больше нет? Как сохраните память о нем?
— Не знаю. — Нэш глубоко вздохнула. — Наверное, надо как-то жить дальше. Я всегда буду помнить Доминика, как бы ни сложилась моя судьба. Но мне никогда не понять, как те люди, — если их можно назвать людьми, — которые организовали тот чудовищный взрыв… как они смогут жить на этом свете. Мой любимый погиб от рук бандитов, но он чист перед Господом — только это придает мне силы. Вы видите, я специально не надела траура. Не хочу думать постоянно о том, что его нет рядом.
— Спасибо вам, Нэш, за эти слова, — сказала Салли и снова посмотрела в объектив. — А теперь я хочу обратиться ко всем, кто потерял вчера друзей и родных. Подумайте о том, что только что услышали. Нэш права: нет смысла всю жизнь лелеять в своем сердце боль утраты. Теперь, как никогда, мы должны объединиться и направить наши усилия не на бесцельную болтовню, а на реальную борьбу с терроризмом, со злом человеческим. Я, Нэш и все мы вместе знаем — это в наших силах.
Уоррен выключил камеру и с восторгом смотрел то на Нэш, то на Салли. У столика собрались несколько человек, которые взволнованно слушали их беседу. Когда она закончилась, люди долго аплодировали женщине в розовом платье, а та, засмущавшись, бросила на Салли взгляд, умоляющий избавить ее от такого внимания.
Журналистка все поняла и громко объявила:
— О'кей! Мы рады, что интервью нашло отклик в ваших сердцах. Смотрите нас на канале «Нью-Тон» каждый день, утром и вечером. Спасибо за внимание, а теперь нам пора идти.
И, взяв Нэш за руку, стремительным шагом вышла из кафе на улицу. Уоррен еле поспевал за ними. Положив камеру на заднее сиденье автомобиля, он довольно потер руки.
— Ты молодец, Нэш! Держалась отлично, хотя это наверняка стоило тебе не малых усилий. Все в порядке, детка, расслабься, все позади.
— Что ты мелешь, Саммер? — возмутилась Салли. — Это для тебя все позади. А Нэш мы разбередили душу, и теперь ей, наверное, еще тяжелее, чем прежде.
Нэш молча слушала их диалог и думала лишь об одном: поскорее остаться одной, упасть на кровать лицом вниз и дать наконец волю слезам.
— Нэш, послушай, нам надо мчаться на студию, готовить к эфиру материал… Извини, что бросаем тебя в такой неподходящий момент, но ты ведь все понимаешь, да?
Салли попыталась еще что-то объяснить. Но, видя, что женщина полностью погружена в свои мысли, наскоро попрощалась с ней и затолкала глупо улыбающегося Уоррена в машину. Джип с ревом умчался, унося зафиксированные на пленке боль и тоску Нэш.
Постояв немного на тротуаре, она не спеша побрела к подъезду своего дома, где из окна ее квартиры раньше так хорошо были видны окна офиса Доминика. Боже, как же давно это было! Казалось, вечность прошла с тех пор, как они расстались, как спорили, обвиняя друг друга в непонимании…
Насколько незначительными видятся теперь вчерашние слезы! Насколько горше и беспомощнее слезы сегодняшние!..
