Сшитая из шкур ладья длиной около пятидесяти футов, после того как из нее вытаскивали все грузы, балласт и судоходные припасы, оказывалась достаточно легкой, и ее силами полутора десятков членов команды опрокидывали и устанавливали на готовый фундамент. Более крупные и тяжелые корабли приходилось передвигать на катках, а затем их переворачивали и устанавливали на место, используя в качестве рычагов их собственный рангоут.
У таких «домов» была всего-навсего одна (непременно низкая) дверь, расположенная посередине одного из бортов. Никаких окон в таком жилище не было, но тщательно выделанные и промасленные жиром морского зверя шкуры (или, лучше сказать, кожи) были полупрозрачными. В долгие зимние ночи в домах, естественно, имелись светильники (плошки), а в высоких арктических широтах — очаги (напоминающие очаги инуитов). Далее к югу, там, где для отопления можно было использовать дерево, некоторую проблему представлял дым. Но решить эту проблему было несложно: достаточно было прорезать в «крыше» небольшое вытяжное окошко, а затем, перед спуском корабля на воду, накрепко зашить и заделать его.
Обогреть достаточно большое внутреннее пространство дома-корабля было делом достаточно трудным. Поэтому в нем устраивались небольшие отапливаемые каморки, навесные потолки и стенки-ширмы для которых делались из шкур животных (преимущественно — северных оленей карибу). Подобное жилище я сам видел на пустошах в Кивэитине и могу подтвердить, что в нем достаточно тепло.
В эпоху их строительства и использования дома из опрокинутых кверху дном лодок служили просторными, вместительными и даже комфортабельными жилищами. В долгие зимние месяцы они обеспечивали едва ли не лучшую защиту от непогоды и голодных животных, оставаясь при этом судами.
Добытчики «валюты» брали все, что встречалось им по пути, но главное внимание сосредоточивали на наиболее ценных объектах промысла. Возглавляли же список валютных товаров моржовые бивни и рога нарвалов. И те и другие животные обычно собирались в полыньях, где на них и охотились с помощью гарпунов.
Разумеется, валютодобывающие стоянки в высоких арктических широтах были «комбинатами», дававшими не только моржовую и нарвалью кость, но и моржовые шкуры, и тюлений жир — так называемую ворвань.
Хотя окаменевшая (добывавшаяся из окаменелостей) смола-битум вплоть до недавнего времени не имела в Северной Европе широкого распространения, при строительстве и ремонте расходовались огромные количества топленого жира, ворвани и дегтя как животного, так и растительного происхождения. Некоторые виды такого дегтя добывались из смол хвойных растений, но основная часть подобной смолы готовилась путем долгой варки (упаривания) жира морских млекопитающих, в результате чего получалась клейкая субстанция, обычно называемая ворванью.
Кораблям — независимо от того, сделаны ли их корпуса из древесины или сшиты из шкур, — требовалось очень много ворвани, смолы и дегтя. Лодки из шкур (особенно в местах швов) приходилось часто пропитывать и смазывать ворванью или дегтем, чтобы придать им водонепроницаемость. Корабли с деревянным корпусом обычно смолили — тщательно обмазывали ветошью, пропитанной дегтем или ворванью. Ворвань, или вар, как иногда называли это вещество, применялась также для осмоления мачт и рангоута, для чего ее предварительно проваривали с другими веществами, получая специальный состав — кахету — для пропитки парусов. Стыки на палубе также пропитывали и герметизировали варом; точно так же поступали и с такелажем. Кроме того, у деревянных судов, плававших в умеренно теплых водах, приходилось смазывать ворванью, или варом, все днище для защиты от корабельного червя- древоточца.
Увы, нам неизвестны все детали процесса, применявшегося добытчиками «валюты» для варки ворвани, но сохранилось одно любопытное свидетельство, оставленное норвежцем, промышлявшим в XIII в. в Гренландии. Особый интерес представляет данное в нем описание исходного сырья.
Вот что пишет средневековый норвежский промысловик:
«Там, в Грейпаре, на крайней оконечности Гренландии, они готовили огромное количество тюленьего жира (ворвани)… Топленая ворвань хранилась в кожаных мешках, которые укладывались в бочки, где и отвердевала, а впоследствии ее разогревали как полагается».
Грейпар принято отождествлять с округом Упернавик, самым северным районом Гренландии, в котором, насколько нам известно, норвежцы — охотники вели активный промысел. Признаться, мы не слишком хорошо знакомы со всеми деталями технологии варки ворвани, но мой собственный опыт позволяет внести некоторую ясность в этот вопрос.
Осенью 1947 г. я путешествовал вдоль западного побережья Гудзонова залива в старом каноэ, обшивка которого сделалась настолько ветхой и рваной, что нам с моим спутником приходилось тратить на его починку столько же времени, сколько на само плавание. И вот в один прекрасный день неподалеку от устья какой — то речки я заметил клубы дыма. Мы направились в ту сторону, и вскоре нам встретился охотник-траппер, живший в деревянной хижине, крыша которой — для защиты от дождей и непогод — была покрыта толстым черным слоем ворвани. У меня сразу же мелькнула мысль, что это как раз то, что нам нужно для починки нашего бедного старенького каноэ.
Мы кое-как объяснили хозяину, что нам нужно, и тотчас получили от него ведро с чем-то черным, очень похожим на асфальт, но вонявшим, как дохлый кит. Сам охотник, перебравшийся в эти места с Лабрадора, пояснил, что это настоящая ворвань, которую он сварил сам из сала моржа, убитого им зимой на корм собакам на острове Марбл (Мраморный), лежащем неподалеку от побережья.
Осторожно разогрев это варево на нашей чугунной печурке до консистенции густого сиропа, мы приступили к смазке им каноэ. Вскоре ворвань застыла и немного загустела, превратившись в резинообразную массу, благодаря которой наше старенькое каноэ на всем обратном пути не дало ни единой течи. Я рассыпался в благодарности, но не меньшим было и мое удивление, когда я узнал о составе этого варева. Вечером того же дня наш хозяин поведал нам, как он готовил его.
Во-первых, ворвань надо было разделить на небольшие кусочки, затем медленно нагревать «до тех пор, пока хрящи не отстанут от костей». Он особо подчеркнул, что горшок ни в коем случае не должен закипеть, не то «все дело пойдет насмарку, говорю вам». Когда все сало вытопится, хрящи необходимо удалить. После этого горшок надо задвинуть поглубже в печь и оставить варево преть до тех пор, пока оно не станет «густым, как патока». После этого готовую ворвань надо хранить на улице под навесом в течение семи месяцев, чтобы она превратилась со временем в черную массу, достаточно густую, так что ложкой ее зачерпнуть невозможно, однако не настолько густую, чтобы ее можно было резать ножом. В таком виде она может храниться практически неограниченное время.
Я тщательно занес в записную книжку все реплики хозяина, в том числе и последнюю: «Знаете, я испробовал это варево и на своих башмаках, и на крыше дома, и на каноэ, и даже на старенькой лодке «Питерхед». И никогда и нигде не просочилось ни единой капли воды!»
Я смог сам проверить и эффективность герметизации ворванью, и ее сногсшибательный «аромат», из-за которого она в наш утонченный век и не пользуется особым спросом на рынке.
Однако я считаю, что самая большая «фабрика» по переработке моржового и тюленьего сала в высоких арктических широтах находилась некогда на полуострове Кнуд в юго-западной части Кейн Бейсин. Именно там в 1977 г. канадский археолог Питер Шледерманн обнаружил первое из больших и загадочных сооружений, которые он назвал «длинные дома». На протяжении нескольких последующих летних сезонов он проводил на этом месте активные археологические раскопки.
Как и большинство археологов, с которыми мне доводилось иметь дело, Питер проявил готовность оказать мне помощь в моих изысканиях, даже несмотря на то, что некоторые из моих трактовок явно противоречили его собственным. В присущей ему мягкой манере он утверждал, что его заключения носят скорее экспериментальный характер и поэтому открыты для уточнений и корректив, как только появится
