опять помахал Саньке рукой.
На этот раз тот шумно, как бегемот, фыркая и шлёпая ладонями по воде, подплыл к ним.
— Сань, это Андрюша, познакомься.
Санька протянул Андрюшке руку:
— Саня Горохов… — И, крепко пожав своей взрослой пятернёй узкую Андрюшкину ладонь, спросил: — Плавать умеешь?
Андрюшка засмеялся: что, мол, за нелепый вопрос! И тогда Санька, ещё не выпустивший из своей мощной пятерни его руку, медленно потащил Андрюшку в воду. Вася на миг испугался: как бы его гость не обиделся за это на Саньку.
Однако Андрюшка не сопротивлялся, не упирался пятками в берег. Он буквально ринулся на Саньку, точно хотел протаранить его. Тот едва увернулся и поспешно нырнул.
Андрюшка нырнул следом и, кажется, схватил Саньку за пятку, потому что он странно загоготал и закрутился в воде.
Андрюшка вынырнул, прошёлся по пруду отменным кролем, переключился на сажёнки, попробовал даже баттерфляем, загребая воду обеими руками и по пояс выскакивая из пруда. Вася смотрел на него и завидовал, как и на море.
Вдоволь накупавшись, Андрюшка подплыл к мостку, влез на него и стал болтать ногами. А Санька с Васей стояли в воде и разговаривали.
— Отдал сердца по назначению? — спросил Санька.
— Не взяли… Верну тебе сегодня.
— Переплавим на что-нибудь другое, — буркнул Санька. — Ты, Андрюха, что-нибудь отливал из свинца?
— Да нет: только хотел. Где взять свинец?
— Несчастный, жалкий человек! — засмеялся вдруг Вася и стал перечислять всё то, что они отливали и делали с Санькой. И спросил, умеет ли это делать Андрюшка. Многого он не умел. Вася продолжал хвастаться своими и его, Санькиными, делами, и Санька слушал его, посверкивая глазами и зажав широкими ладонями уши: неловко было слушать такие похвалы в свой адрес. И неловко, и приятно.
— Дадим тебе килограммчика два свинца, если утащишь, — пообещал он Андрюшке, — у нас тут неподалёку прокладывали кабель, и мы с ребятами поживились отходами.
А потом как будто грянул гром. Как будто обвалилось на них это ясное, безоблачное, беззаботное небо.
— Убирайся с мостка! — рявкнул с берега дед Демьян. — Шатаете, ломаете! Вы только и умеете это! Вон!..
Лицо Андрюшки побледнело. Он испуганно посмотрел на ребят и как-то жалко, как-то униженно и суетливо сполз на животе с мостка в воду и, ничего не понимая, ещё раз беспомощно посмотрел на ребят. И губы его при этом мелко-мелко задрожали.
— А-а что? М-мы н-ничего не ломали! — запинаясь, сказал он, стоя в воде в метре от мостка.
— «А что, а что»! — передразнил его дед, маленький, юркий, в аккуратном брезентовом фартуке. — А то, что не ты строил этот мосток и не ты будешь его подправлять, а я, старый и злой дед, на которого можно вешать всех собак… Я!
Санька весь передёрнулся, судорожно нагнулся, взял со дна горсть ила и стал остервенело растирать его в руках. Потом из него толчком вырвались гулкие, захлёбывающиеся слова:
— Уходи, дед! Уходи! Прошу, уходи!
— А тебе-то что? — не отставал дед Демьян. — Привёл свою банду и ещё гонишь меня? Меня, старого человека? Да я…
— Уходи! — хрипло крикнул Санька, и Вася увидел, как его лицо исказилось от боли и стыда.
Глава 18. Пощёчина
Дед не уходил. Тогда Санька ругнулся, подпрыгнул и нырнул в глубину пруда. Дед раздражённо махнул рукой и не менее раздражённо зашагал к калитке. Вася подошёл к Андрюшке и потормошил за плечи:
— Да не переживай ты так! Не знаешь ты его! Он чокнутый на этом своём мостке и участке… Он…
Андрюшка с силой провёл ладонью по мокрым волосам.
— Что я ему такого сделал? Что?
В это время у дальнего мостка показалась Санькина голова.
Андрюшка выбрался на травяной берег, и Вася спросил у него:
— Хочешь на камере поплавать? На ней хорошо кататься и загорать…
Андрюшка не ответил, и Вася вспомнил по югу, какой он бывает резкий, гордый и независимый.
К ним подошёл Санька с удручённым лицом.
— Ну чего вы, парни, уже драпаете? — смущённо шевельнул он добрыми толстыми губами. — Куда так торопитесь?
Васе стало неловко, и он кивнул на Андрюшку:
— Да я тоже говорю ему… На камере не катались ещё…
— Хочешь, я тебя научу прыгать в воду с наших качелей? — сказал Санька. — На пять метров летишь!
Андрюшка молчал. Худенькое, смуглое лицо его было замкнуто и непроницаемо, тонкие губы плотно сжаты. Совсем как у Петра Петровича, его отца, когда ему было не по себе.
Наконец Андрюшка разжал губы:
— Хватит. Накупались.
— Пошли тогда что-нибудь отольём из свинца? — тут же предложил Санька. — Что-нибудь новенькое, невиданное…
Андрюшка не ответил, и Санька спросил:
— А рыбу ты ловить любишь? За час поймаем полсотни бычков. Гарантирую!
Вася не знал, как помочь Саньке удержать здесь Андрюшку. Тот ничего не хотел слушать. Ох, видно, обидел его дед Демьян!
Сунув ноги в туфли, Андрюшка пошёл к калитке.
Что же делать: идти за ним или остаться с Санькой? Скорее всего, надо идти, потому что Андрюшка был гостем, и Вася пошёл.
Вслед за ним двинулся и Санька. Он был в плавках, широкий, большегубый, но такой странный, такой не похожий на себя — с жалким, растерянным лицом.
Поняв наконец, что ничем Андрюшку не возьмёшь, ни на что уже не рассчитывая, Санька сказал:
— Пошли, ребята, в лес, я знаю, где соловьиное гнездо, в кустах у самой земли… Каждую весну прилетает и такую песню закатывает, такие колена выщёлкивает!
— Слышал? — Андрюшка чуть замедлил шаг.
— Сколько раз! Жаль, что яичек уже нет — четыре было, серенькие в крапинку, — птенцы давно вывелись, а то бы показал…
— Далеко отсюда гнездо? — спросил Андрюшка.
— Близко. В километре.
Санька не отставал от них. Он даже хотел, кажется, войти на участок, хотя вчера ещё пригрозил, что ноги его там не будет…
Вася понимал, что входить ему в калитку сейчас — в плавках да и при гостях — не нужно: опять пойдут разговоры и Саньке же будет хуже, но не пригласить его было невозможно. Вспомнив вдруг про свинцовые сердца, Вася сказал:
