Пришлось соврать:
— Упал вчера на кладях, ногу вывернул.
Сказал это Аверя, не глядя в глаза, чужим, утробным баском. Фима, видно, не очень-то поверила ему.
— Хоть жив остался! — В ее глазах блеснуло что-то едкое, чего всегда побаивался Аверя.
Он даже пожалел, что позвал ее: сам бы сготовил юшку не хуже.
— Ну залазьте, трогаем, — сказал он.
Лодка стояла в широком, как пруд, ерике, и в нем отражались и дрожали от легчайшего волнения высокие камышовые плетни, низкие сараи, крытые камышом, и высоченные, в два человеческих роста, составленные шалашом снопы сухого камыша с метелками.
— Какая прелесть! — вздохнула Люда. — Как где-нибудь на Таити: хижины, вода, солнце, только что пальм нет…
— Не говори. — Аркадий уселся на свернутый бредень. — И юная раскосая таитянка. — Он кивнул на Фиму. — Кто бы мог подумать, что здесь так! Ух!
«И чего они в этом находят? — подумал Аверя и ногой оттолкнул от кладей лодку. — Камыша, что ли, не видали? Чудачье! Живут в таком городе, а удивляются разной ерунде».
— Влас, подай-ка бабайки, — попросил Аверя.
Лев насторожился и широко открытыми глазами посмотрел на Аверю:
— Как ты сказал?
— Да это весла у нас так называются.
— А-а-а…
Надев петли весел на штыри в борту, Аверя вывел лодку на середину ерика. Лодка была большая, тяжелая и двигалась медленно, но он греб во всю силу, и лодка пошла быстрей.
Фима сидела на корме, управляла веслом и довольно враждебно поглядывала на Аверю да и на туристов.
Аверя стал прикидывать в уме, чем мог провиниться перед ней, но так ничего и не нашел. То все было в норме: дружила, уважала, семечками задаром угощала, вечно торчала рядом, подчас даже всовывала свой остренький носик в сугубо мужские дела, и приходилось всякими способами избавляться от нее, а то… Ну какой овод ее укусил?
Вот лодка прошла под мостиком с березовыми поручнями, скроенными из еловых столбиков и досок, и вошла в узкий ерик, покрытый у берегов зеленой ряской. Местами ветви склоненных ив холодной листвой касались их лиц.
За поворотом увидели рыбаков: двое малышей, свесив с кладей ноги, удили мальков.
— Эй, Саха! — крикнула Фима кривоногому мальчонке с выбитым передним зубом. — Где Аким?
— С книгой! — Саха обреченно махнул рукой. — Какого-то Хмин… Хвин… Хмингвея читает — про африканские холмы и львов. Не вытащишь его!
Лев залился мелким истерическим смешком. Даже лицо руками закрыл, и только плечи его все сотрясались, как от падучей.
Аркадий тоже почему-то заулыбался, улыбались и Вера с Людой. Зато Аверя дико покраснел, куснул губу и насупился. Фима же передернула плечами, отвернулась от Авери. Правя веслом, она смотрела в воду, словно хотела проникнуть взглядом до самого дна и увидеть там что-то очень важное для себя.
Аверя греб из одного ерика в другой и нервно посвистывал. Люда не выпускала из рук «Зоркий», то и дело щелкала им, и не успела лодка выбраться из сложной системы ериков в Дунаец и через него в Дунай, как она доконала пленку и полезла в сумку за другой кассетой.
Потом их принял на свои волны Дунай и понес по одной из проток. Авере больше не нужно было напрягаться; он отдыхал и, скорее для вида, чем для дела, погружал и поднимал тяжелые весла.
Впереди были безлюдные низкие берега с редкими телефонными столбами. По правую руку шел длинный, заросший кустами и камышом, принадлежащий нам остров.
Изредка навстречу шли самоходные баржи и моторки; повстречался и колхозный сейнер «Рыбец». Аверя помахал двоюродному брату Мишке и во все горло крикнул:
— Много взяли?
Мишка что-то крикнул, но ничего нельзя было разобрать.
— Потише ты, лодку своим криком потопишь, — бросила Фима и как-то странно улыбнулась.
Аркадий почесал ухо и подмигнул Авере.
Авере все это очень не понравилось, и он решил: больше потакать ей нельзя.
— Ты куда правишь? Когда скажу — к берегу, тогда и будешь. Прямо держи.
— Не волнуйся, знаю. А утомился — дай Ванюшке бабайки, он не хуже тебя справится. Охотник ты вниз грести…
Аверю прямо-таки обожгла обида.
— Делай, что говорят, и точка! — Он так рассердился, что не мог придумать ничего более остроумного и хлесткого.
Его утешало то, что другие члены экипажа вели себя по-иному. Стоило Авере сказать Ваньке: «Дай- ка напиться», как тот перегибался через борт, черпал кружкой воду и подавал. Влас тоже с готовностью смотрел на Аверю и несколько раз заикался, чтоб он и ему дал немного погрести, хотя бы одним веслом.
— Погоди.
Аверя щегольски подымал и опускал весла, и течение стремительно несло лодку.
Мальчишки повиновались, и он старался покрикивать на них, говорить баском.
Одна Фима взбунтовалась и плохо поддерживала авторитет Авери. Она словно похудела за этот час, и тонкие брови ее так переломились углом вниз на переносице, отчего глаза еще более смотрели враскос. Ох и вредина она, оказывается!
Туристы жадно глядели по сторонам, щелкали аппаратом, кратко переговаривались меж собой.
— Далеко осталось? — спросила Вера.
— Сейчас пристанем, ополоснем бредешок — увидите, что у нас водится… Не обижаемся на Дунаюшко, кормит покамест рыбака.
Наконец лодка ткнулась в дно. Аверя сбросил брюки, в трусах проворно спрыгнул в воду и потащил лодку к берегу. Бултыхая ногами, слез и Влас и стал помогать.
— Фимка, собирать хворост, и побольше! — приказал Аверя. — Чтоб юшка была — во!
А когда она вместе с другими очутилась на берегу, подошел к ней и тихонько спросил:
— Ты чего это?
— Ничего. Сам все знаешь, не прикидывайся.
Аверя ничего не понимал.
— Что я знаю? Хоть бы людей постеснялась. Что подумают о нас?
— Очень плохо. Что ж им еще подумать?
Аверя насторожился:
— Это почему же?
— Объяснять надо?..
— Угу. — Аверя выдавил улыбку. — В компании с тобой и твоим Акимом вовсе оглупел…
— Да, — с жаром сказала вдруг Фима. — Аким прав был, а я тебя защищала… С утра ты называешь человека шпионом и гадом, а в полдень унижаешься перед ним, ползаешь в иле и ныряешь за раками…
— Ты откуда знаешь? — Аверя нахмурил лоб.
— Видела… Ходила купаться и видела.
Вдруг Аверя рассмеялся и хлопнул себя кулаком по лбу:
— Ах, подумаешь какое дело! Ну и что в этом такого? Да, и сейчас повторяю: думал, шпион, а потом выяснилось, что нет. Отличный парень. Так что же я должен делать — сторониться его? Так?
— Ты даже не понимаешь…
— Что я должен еще понимать? Твои глупости? А я тебя считал, Фимка, умней, и вообще…
— Холуем не будь, вот! — прервала его Фима. — Не выслуживайся перед ними. Себя держи как надо,
