владеть собой?
— О Господи, владеть собой!
— Будь я и вправду небезразличен вам, вы бы не стали принуждать меня вести себя подло. Неужели вас не останавливает то, что муж вам так слепо доверяет? Уже одно это взывает к нашему чувству долга. Мистер Манро никогда и мухи не обидит. Я презирал бы себя, если бы отплатил ему за доверие предательством.
Дарья подняла глаза.
— Мухи не обидит? Да все эти баночки и коробочки забиты невинными созданиями, которых он умертвил.
— В интересах науки. Это совсем другое дело.
— Ты просто глуп. Глуп!
— Уж какой есть. И оставьте меня в покое.
— Разве я виновата, что влюбилась в тебя?
— Вам должно быть стыдно.
— Стыдно? Какая чушь! Боже мой, почему я должна страдать из-за этого надутого осла?
— Вы говорите, что все делали для меня. А вы подумали, скольким я обязан Манро?
— Мне до смерти надоел твой Манро. Я устала от него. До смерти устала.
— Значит, я не первый?
После ошеломляющих признаний Дарьи, его мучила мысль, что все сплетни, ходившие о ней в Куала- Солор, были правдой. Тогда он не верил ни единому слову, да и сейчас не мог до конца поверить, что она распутна. Страшно подумать, неужели Ангус Манро, этот доверчивый и добрый человек, живет в блаженном неведении? Нет, не может быть, она не настолько порочна. Но Дарья по-своему поняла его вопрос и улыбнулась сквозь слезы.
— Разумеется, нет. Какой же ты глупый! Радость моя, не будь таким невыносимо серьезным. Я люблю тебя.
Значит, это правда. Он-то старался убедить себя, что ее страсть к нему всего лишь наваждение, временное помрачение рассудка, и они вместе поборют его. Но оказывается, она просто-напросто развратна.
— Вы не боитесь, что Манро обо всем узнает?
Дарья больше не плакала. Она обожала говорить о себе, и ей показалось, что сопротивление Нила наконец сломлено.
— Мне иногда приходит в голову, что он догадывается, если не умом, то сердцем. У него поистине женская интуиция и очень тонкая натура. Бывают моменты, когда я почти не сомневаюсь, что он все знает, и чувствую в его страдании какую-то утонченную духовную экзальтацию. Не доставляет ли ему эта боль странное наслаждение? Знаешь, есть души, для которых нет ничего слаще мучений.
— Какой ужас! — Нил больше не мог слышать этих самодовольных разглагольствований. — Вас может оправдать только одно — вы безумны.
Но к Дарье уже вернулась ее прежняя уверенность. Она смело посмотрела на Нила.
— Разве ты не находишь меня привлекательной? Я нравилась многим мужчинам. Пусть в Шотландии у тебя была куча любовниц, но уверена, ни одна не была так же хорошо сложена, как я.
Она горделиво оглядела свою статную, соблазнительную фигуру.
— У меня никогда не было женщины, — мрачно проговорил Нил.
— Правда?
Дарья даже подскочила от удивления. Он пожал плечами. Мог ли он сказав ей, как отвратительна для него сама мысль о близости с женщиной, как презирал он своих эдинбургских приятелей-студентов за их грязные случайные связи? В своей чистоте он находил своего рода мистическую радость. Любовь — это святое таинство, а половой акт представлялся ему омерзительным. Оправдать его могло только продолжение рода и законный брак. Между тем Дарья словно в оцепенении не сводила с него глаз. Грудь ее вздымалась, и вдруг с каким-то рыдающим стоном, в котором слились восторг и необузданное желание, она рухнула на колени и, схватив его руку, стала покрывать ее страстными поцелуями.
— Алеша, — задыхалась она. — Алеша.
Плача и смеясь, она скорчилась у его ног. Странные, почти нечеловеческие звуки вырывались из ее горла, судорожная дрожь сотрясала тело, словно по нему пробегали электрические разряды.
Нил не знал, что с ней — истерика или приступ эпилепсии.
— Перестаньте, — взмолился он. — Перестаньте.
Он поднял ее и усадил на стул. Но чуть только он попытался отойти, как она обвила его шею руками и повисла на нем, целуя его лицо. Нил отбивался, увертывался, загораживался рукой. Внезапно она укусила его. Боль была такой пронзительной, что он непроизвольно наотмашь ударил ее.
— Сатана, — закричал он.
Сильный удар заставил Дарью разжать объятия. Нил взглянул, на руку. Дарья прокусила ему сбоку ладонь, и на ней выступила кровь. Глаза Дарьи сверкали. Она вся была как натянутая струна.
— С меня хватит. Я ухожу, — сказал Нил.
Дарья вскочила.
— Я с тобой.
Нил надел шлем и, подхватив снаряжение, бросился прочь. Перемахнув через три ступеньки, он спрыгнул на землю. Дарья последовала за ним.
— Я иду в джунгли, — сказал он.
— Мне все равно.
Охваченная безумием, она забыла свой панический страх перед джунглями. Забыла о змеях и диких зверях, не замечала, как ветки хлещут ее по лицу, а лианы цепляют за ноги. Нил знал каждый ярд в окрестном лесу. Он усмехнулся про себя, — пусть побегает, поделом ей. Нил стремительно шел напролом сквозь заросли. Дарья бежала за ним спотыкаясь, но не собираясь сдаваться. Ослепленный яростью, он ломился сквозь кусты, и она неслась следом. И говорила не переставая. Он не слушал ее. Дарья то умоляла пожалеть ее, то кляла свою судьбу, то впадала в кротость и рыдала, заламывая руки, то пыталась улестить его. Слова лились из нее непрерывным потоком. Это был бред сумасшедшей. Наконец на небольшой поляне Нил внезапно остановился и резко повернулся к женщине.
— Это выше моих сил! — закричал он. — Я сыт по горло! Когда вернется Ангус, я скажу ему, что завтра возвращаюсь в Куала-Солор и оттуда в Англию.
— Он не отпустит тебя, ты ему нужен. Он считает тебя незаменимым.
— Мне наплевать. Что-нибудь придумаю.
— Что же именно?
Нил неверно истолковал ее слова.
— Вам не стоит беспокоиться, я не скажу Ангусу правду. Если хотите, можете сами разбить его сердце. А я не собираюсь.
— Ты боготворишь его, да? Этого скучного флегматика?!
— Да вы ногтя его не стоите.
— Вот будет забавно, если я скажу ему, что ты уезжаешь, потому что я отвергла твои ухаживания.
Нил вздрогнул и заглянул ей в лицо, пытаясь понять, не шутит ли она.
— Глупости! Вы прекрасно знаете, что Ангус этому не поверит. Он знает, что мне такое и в голову не придет.
— Ошибаешься.
Дарья сказала это случайно, распаленная ссорой, но от нее не укрылся испуг Нила, и с инстинктивной жестокостью она постаралась воспользоваться его замешательством.
— Ты ждешь от меня пощады? Ты унижал меня выше человеческих сил. Втаптывал в грязь. Клянусь, если ты заикнешься об отъезде, я скажу Ангусу, что ты воспользовался его отсутствием и пытался взять меня силой.
— Я могу это опровергнуть. В конце концов, это лишь ваши слова.
— Да, но им поверят. И я могу привести доказательства.
