— Это целая история, — ответил Уинтер. — Не так ли, капитан?
— Ну конечно.
— Хотелось бы услышать ее.
— Ночь еще слишком юная, — сказал капитан.
Ночь уже явно созрела, когда Батлер удовлетворил мое любопытство, а между тем мы выпили порядочно виски, пока он живописал свои похождения в стародавние времена в Сан-Франциско и Южных морях. Наконец девушка уснула. Она свернулась калачиком на скамье, положив лицо на смуглую руку, и ее грудь мягко поднималась и опускалась вместе с дыханием. Во сне она выглядела печальной, но полной мрачной красоты.
Он нашел ее на одном из островов архипелага, среди которых плавал на своей старой ветхой шхуне в поисках груза. Канаки не любят работать, и работящие китайцы и ловкие японцы прибрали торговлю в свои руки. У ее отца был клочок земли, на котором он выращивал бананы и таро, и лодка, на которой он выходил ловить рыбу. Он был каким-то дальним родственником помощника капитана и однажды пригласил Батлера в свой маленький невзрачный домик провести свободный вечер. Они взяли с собой бутылку виски и юкэлеле. Капитан не отличался застенчивостью и, когда увидел девушку, приударил за ней. Он бегло говорил на туземном наречии, ему не составило труда быстро преодолеть застенчивость девушки. Они провели вечер, танцуя и распевая песни, и кончилось тем, что оказались сидящими рядом, причем капитан обнимал ее за талию. Случилось так, что им пришлось задержаться на острове на несколько дней, и капитан, не любивший торопиться, не прилагал усилий, чтобы сократить время стоянки. Ему было весьма неплохо в маленькой уютной гавани, ну а впереди еще была долгая жизнь. По утрам и вечерам он плавал вокруг своего судна. На берегу была бакалейная лавка, где матросы могли опрокинуть стаканчик виски, и большую часть дня он проводил здесь за игрой в криббедж с хозяином-метисом. Вечером капитан со своим помощником отправлялся в дом, где жила красивая девушка, и они пели песни и рассказывали истории. Отец девушки сам предложил Батлеру взять ее с собой. Они по-дружески обсуждали дело, а девушка, прильнув к капитану, поощряла его пожатием руки и нежной улыбкой. Он уже полюбил ее, к тому же подумывал о семейном очаге. На море порой становится тоскливо, и как было бы славно иметь рядом с собой на этой старой посудине такое очаровательное маленькое создание. Посмотрев на дело практически, он обнаружил, что она могла бы и быть полезной, скажем, штопать ему носки и следить за бельем. Ему основательно надоело получать вещи, обращенные китайцем в лохмотья во время стирки, туземцы стирают гораздо лучше, а капитан, сходя на берег в Гонолулу, любил покрасоваться в элегантном полотняном костюме. Остановка была лишь за ценой. Отец хотел двести пятьдесят долларов, а капитан, не отличавшийся большим достатком, не мог тут же выложить такую сумму. Но он был широкой натурой, да и рядом было нежное лицо девушки, и не захотел торговаться. Он предложил дать сто пятьдесят долларов сразу же, а оставшуюся сотню через три месяца. Каждая сторона выдвигала свои доводы, и в этот вечер к соглашению не пришли, но капитан загорелся идеей и спать спокойно уже не мог. Снилась любимая девушка, и он пробуждался каждый раз от ощущения, будто к его губам прикасались ее мягкие чувственные губы. Наутро он себя проклинал за то, что, когда в последний раз был в Гонолулу, проиграл за ночь в покер столь нужные ему наличные. И если накануне ночью он был влюблен в девушку, то этим утром он обезумел от страсти.
— Слушай, Бэнанес, — сказал он помощнику, — я должен получить эту девушку. Ступай и скажи старику, что я принесу ему гроши сегодня вечером. Я считаю, что мы будем готовы отплыть на рассвете.
Мне непонятно, почему помощнику дали такое эксцентричное имя. Вообще-то его звали Уилер, но, хотя он носил эту английскую фамилию, в нем не было ни капли белой крови. Это был высокий, хорошо сложенный человек, правда, со склонностью к полноте, и с гораздо более темной кожей, чем обычно бывает у гавайцев. Он был далеко не молод, и его густые курчавые волосы уже поседели. На его верхние передние зубы были надеты золотые коронки. Он ими очень гордился. Он заметно косил, и это придавало его лицу некоторую угрюмость. Капитан, любивший хорошую шутку, находил в нем неистощимый источник для юмора и тем не менее сомневался, стоит ли смеяться над дефектом Бэнанеса, поскольку видел, что тот легко раним. Не в пример большинству туземцев Бэнанес был молчалив, и капитан Батлер мог бы его невзлюбить, если бы человек с таким добрым характером был способен невзлюбить кого-нибудь. Капитану нравилось находиться в море с теми, с кем можно поболтать, он был разговорчивым, общительным существом, и каково же ему было жить изо дня в день рядом с таким парнем, который никогда не раскрывает рта, — да впору только спиться! Чего он только ни делал, чтобы раскачать помощника! Он немилосердно вышучивал его — но что хорошего смеяться в одиночку, и капитан пришел к выводу, что ни пьяный, ни трезвый Бэнанес не был подходящей компанией для белого человека. Однако он был хорошим моряком, и капитан был достаточно практичен, чтобы знать цену помощника, которому можно доверять.
Ему нередко случалось во время плаванья вернуться с берега на корабль в таком виде, что он был годен лишь на то, чтобы свалиться на койку, и очень важно было знать, что он может там остаться, пока не проспится после попойки, ибо на Бэнанеса можно было положиться. Но парень он был необщительный, а было бы таким удовольствием с кем-нибудь поболтать. Так что девушка была очень кстати. Кроме того, он не стал бы так напиваться, сходя на берег, если бы знал, что здесь, на борту, когда он вернется, его будет ждать очаровательная малютка.
Он пошел к своему приятелю лавочнику и за джином с содовой попросил у него взаймы. Лавочнику порой может понадобиться какая-нибудь услуга от капитана, и поэтому после пятнадцатиминутного разговора вполголоса (вовсе незачем трубить на весь свет о своих делах) капитан набил карманы своих брюк пачками денег и той же ночью вернулся на корабль вместе с девушкой.
Все, к чему устремлялся в своих помыслах капитан Батлер, свершилось наяву. Пить он не бросил, но пьянствовать прекратил. Провести вечер с приятелями недурно, если две-три недели не появлялся в городе, но так же приятно было вернуться к своей малышке; он представлял, как он входит в свою каюту и застает ее сладко спящей, как склоняется над ней и она медленно раскрывает глаза и протягивает к нему руки: это было замечательно! Он понял, что выгодно употребил свои деньги и, будучи щедрым человеком, смог теперь делать девушке подарки: подарил ей гребни в серебряной оправе для ее длинных волос, золотую цепочку, искусственный рубин на палец. Все-таки здорово жить на свете!
Пролетел год, целый год, а она ему не надоела. Он был не из тех, кто копается в своих чувствах, но это было настолько удивительно, что привлекло его внимание. Должно быть, что-то чудесное заключалось в этой девушке. Капитан и без посторонней помощи мог сообразить, что привязался к девушке, чего никогда ранее с ним не случалось, и порой у него появлялась мысль, что вовсе неплохо было бы на ней жениться.
Однажды помощник не явился ни к обеду, ни к чаю. Во время обеда Батлер не обратил внимания на его отсутствие, но за чаем он спросил китайца-кока:
— Где помощник? Он не придет к чаю?
— Нет хотеть чай, — ответил кок.
— Не заболел ли он?
— Не знаю.
На следующий день Бэнанес вернулся, но был он более мрачным, чем когда-либо, и капитан поинтересовался у девушки, не знает ли она, в чем дело. Она улыбнулась и пожала своими прелестными плечами. Она рассказала капитану, что Бэнанес влюбился в нее и огорчен ее отказом. Капитан обладал хорошим чувством юмора и не был ревнивым; ему показалось невероятно смешным, что Бэнанес мог влюбиться. У мужчины, столь косоглазого, как он, слишком мало шансов на взаимность. Во время чая капитан весело его поддразнивал. Делая вид, что он говорит в воздух, так, чтобы у помощника не возникло уверенности, что он все знает, капитан нанес ему несколько чувственных ударов. Девушке, однако, все это не представлялось столь же смешным, и она вскоре попросила капитана прекратить шутки. Батлера удивила ее серьезность. Она пояснила, что он не знает ее народа. Когда в них возбуждается страсть, они способны на все. Она была слегка испугана. Для Батлера это было таким абсурдом, что он искренне расхохотался.
— Если он будет докучать тебе, ты только пригрози, что скажешь мне. Это отрезвит его.
— Я думаю, лучше выгнать его совсем.
— Ну это уж дудки. Я понимаю толк в моряках, и он моряк хороший. Но если он не оставит тебя в покое,
