Глава двенадцатая
1
Услышав позади себя быстрые шаги, девушка оглянулась.
Кто-то, едва различимый в сумраке, шел за ней по дороге. Девушка продолжала путь.
Шаги все приближались.
Миновав длинный забор, девушка пошла вдоль ручья, бежавшего с журчаньем вдоль колючей изгороди.
Шаги раздавались теперь совсем близко; ее окликнули по имени.
Девушка узнала голос и пошла быстрей.
Но преследователь тоже прибавил шагу и без труда поравнялся с нею.
— Ты что, не слышишь, как я тебя зову?
Девушка молчала.
— Постой, Элико. Я хочу тебе что-то сказать.
Элико шла дальше, не задерживаясь.
Смутная фигура забежала вперед и встала у нее на пути.
— Почему ты не останавливаешься?
— Чего тебе нужно? Видишь — я с тобой знаться не хочу. Что ты ко мне пристал?
— Ну и не знайся. Я не о себе, а о деле хочу с тобой поговорить.
Девушка остановилась.
— Ого, дела у тебя завелись? Что случилось? Хочешь, чтобы я тебя и твоих дружков к нам в виноградник впустила?
— Да ну, ладно, Элико… Подумаешь, большая беда, если ребята несколько персиков в вашем саду сорвали!
— Значит, беда. Отец говорит, вас целая орава была. Да я своими глазами видела, как вы всё там переломали. Ну хорошо, сам ты влез — это еще куда ни шло. Но зачем целое стадо с собой приводить?
— Ну, не дуйся на меня, как маленькая девочка. Считай, что я один ваши персики съел.
— Так ведь мало того, что съели! Вам еще портить надо то, над чем другие пот проливали! Сами небось рукой боитесь пошевелить, ничего в дом не вносите, а чужое пускаете на ветер!
— Сказал — виноват, сдурил. Хочешь, пригоню ребят на сбор винограда? Как возьмемся дружно, в полдня с вашим виноградником управимся.
— Благодарю покорно! Жди от них проку, не столько сделают, сколько напортят.
— А то заставлю их мыть у вас винные кувшины или давить виноград или как-нибудь мотыжить вам подсобим.
— Мой отец ни в чьей помощи пока не нуждается.
— Ладно, пусть так, — сказал Шакрия. — Только слушай, перестань на меня злиться. До каких пор можно быть в ссоре?. Должны же мы помириться когда-нибудь?
— И не надейся. Я и раньше-то дурой была, что с тобой водилась. А теперь, когда я узнала, что ты за парень… Все равно из тебя человека не выйдет.
Шакрия засмеялся:
— А ты не заметила, как я в последнее время переменился?
— Ничего я не заметила. Какой ты был, такой и остался. Удивительно, как это ты сегодня решился на собрание прийти.
— А вот теперь, увидишь, всегда буду ходить.
— Ходи, если хочешь, дело твое. А меня оставь в покое.
— И тебя в покое не оставлю. Мы с тобой должны газетой крепко заняться. Уж я заставлю дядю Нико локти себе кусать от злости. Думаешь, я спущу ему все его проделки? Мы спину гнули, поле расчищали, а он обрадовался и строит там гараж. Целую неделю мучились, сколько камней оттуда перетаскали, ребята надорвались, перекатывая валуны, а уж кустов сколько пришлось выкорчевать — там их пропасть была, все кругом заросло. Мы себе все руки-ноги о колючки изодрали, две недели ходили расцарапанные, никак не заживало. Думаешь, я ему это спущу?
— Ну и не спускай, только от меня отвяжись!
— Ну, ты не очень-то нос задирай из-за того, что тебе доверили оформление газеты.
— Доверили! Как будто я вас просила! Я уже сказала, что отказываюсь, и все. Только и не хватало, чтобы председатель узнал, что я на него карикатуры рисую. И без того он во мне души не чает.
— Ничего он не узнает. Мы ему не скажем, а ведь он не гадалка!
За изгородью, в глубине двора, скрипнула дверь. Кто-то вышел на балкон.
— Уходи, как бы нас не увидели! Только этого и надо нашим деревенским сплетникам!
— Пусть увидят — чего ты боишься?
Они вышли на шоссе.
— Довольно, дальше за мной не ходи.
— Дорога для того, чтобы по ней идти.
— Ну, так ступай, а здесь я останусь.
— Нет, одному что-то неохота. Зря ты упираешься, Элико, нам с тобой на роду написано вместе ходить.
— Прошло уже то время, Шакрия!
Парень остановился и схватил девушку за руку выше локтя.
— Пошли, Элико, а то, честное слово, подложу взрывчатки и всех вас, Джавахашвили, разнесу в клочья.
Все тот же упрямый нрав, та же сильная рука, беспокойная голова, дерзкий язык. Девушка подчинилась чужой твердой воле, пошла рядом с парнем.
— Насчет взрывчатки вы молодцы. Еще сойдут ли вам с рук ваши давешние шалости с динамитом!
— Сошли уже, кто посмеет слово сказать! Дорогу мы сделали на славу — даже комбайн со своим хедером и то свободно на ней развернется.
Перед мостом Шакрия остановил свою спутницу и показал ей на черневшие впереди, в речном русле, кучи камней:
— Ну-ка, посмотри, бульдозер там?
— Ничего не видно, темно.
— А ты и с прожекторами его не видишь. Наставь-ка уши — слышишь, как тарахтит вдалеке? Это Омар повел бульдозер в Подлески.
— Ну и что?
— Это тот самый бульдозер. Вторую ночь он работает в Подлесках. Все ребята сейчас там, и ваши после собрания тоже туда пошли. Вот и я собираюсь туда на всю ночь. Еще немножко осталось расчистить, завтра, наверно, кончим. Поле для игры у нас будет такое, что поспорит с телавским стадионом.
— Как вы раздобыли бульдозер?
— На этом бульдозере Омар Шамрелашвили работает. Днем он наваливает камни для мостовой плотины, а ночью нам помогает. Мы обещали ставить ему каждый день хорошее угощение, а он сама знаешь, какой любитель вина.
— А где вы вино нынче достали?
— Шалико принес. Омар ведь знаешь какой — выпьет бутылку вина, вскочит на свой бульдозер и работает как бешеный. Больше бутылки зараз мы ему не даем, а то если он напьется, то все бросит к черту. Завтра утром в Подлесках уже будет чисто, а если останется где куст или корешок, мы лопатой выкопаем. За один день все закончим.
— Лучше было бы тебе вовсе туда не ходить, Шакрия. Оставь это дело — пусть посшибают себе
